Усталость взяла свое, и хоть стоял прекрасный погожий день, а Байкал миролюбиво плескался о борт струга, друзья укрылись в укромной небольшой бухте для отдыха. Скалистый берег закрывал ее от ветров, журчал невдалеке ручей, легкая волна накатывалась на каменистый берег. Все выглядело на удивление приветливо и ласково. Вид залива скрадывал масштабы водной стихии, не желая с ходу ошеломлять русских. Но эта необычайная прохлада воды, ее прозрачность и глубина настораживали и словно подготавливали друзей к более близкому знакомству.
Мужчины, утомленные до крайности многочасовой борьбой с Ангарским течением, едва разбив лагерь, мирно заснули, а Дарья добровольно вызвалась стеречь их сон. После длительного путешествия ей до крайности не терпелось привести себя в порядок.
Под дружный мужской храп, постирав одежду, ополоснувшись прохладной водой озера, девушка удобно расположилась на скалистом утесе, раскидав вокруг белье и отдав свое тело ласкам вечернего солнца. Ощущение неги было нарушено ставшим уже привычным скрипом весел. Из-за мыса в сторону Шаманского камня шла большая необычная лодка.
Быстро спустившись с утеса, Дарья разбудила мужчин. Те, не обнаруживая своего присутствия, стали наблюдать за чужаками. Лодка была килевая, необычайно длинная и узкая, с задранным носом. Паруса не было, и люди обходились веслами.
Расстояние было большим, и друзья оставались незамеченными. Между тем неизвестная лодка подошла к Шаманскому камню и высадила на него человека. Это был мужчина. Оставшись один, он взобрался на вершину камня. На шамана он не походил, более того, был без оружия и верхней одежды. В лучах заходящего солнца пленник Шаманского камня выглядел очень несчастным и одиноким.
Лодка же уходить не собиралась. Выполнив цель своего появления, она устремилась в заливчик, где расположились друзья, с явным намерением там заночевать.
Более скрываться не было смысла. Оставив Тимофея, Вульфа и Дарью с оружием на почтительном расстоянии, Петр и Турай-ака вышли навстречу подходящей лодке.
Лодка, с ходу разрезая килем прибрежный песок, на треть корпуса выскочила на берег. Десяток братских воинов, с трудом скрывая удивление, покинули лодку и, не проявляя враждебности, остановились как по команде.
— Мир вам! — приветствовал их Турай-ака, для большей убедительности подняв правую руку, а левую приложив к сердцу.
Пожалуй, нет на земле народа, который бы понял данный жест ошибочно. Столь эффектное приветствие произвело должное действие на братских. Почувствовав безопасность, они успокоились. Один из них, представившись как Абай-мэргэн, стал долго и отрывисто говорить.
— Воины двух братских племен пришли с юга, с реки Джида, там их улусы и пастбища, — переводил Турай-ака. — Тот нукер, что остался на камне, в схватке убил побратима, не поделив добычу. Но он не сознается в этом, и его привезли на справедливый суд хозяина Ангары, Ама Саган нойона. Если к утру вода не заберет его и он не погибнет от страха и студеного дыхания Байкала, то он невиновен и будет прощен. Они до утра будут ждать решения хозяина Ангары и просят разрешить остановиться рядом с пришельцами. А еще спрашивают, что мы за народ и зачем пришли в эти места.
— Переведи им, что мы русские люди, пришли сюда из острога, что стоит у Падуна, возле братских улусов, что те братские дали шерть на вечные времена нашему государю Михаилу Федоровичу. Заночевать вблизи нас разрешаю. А пришли за тем, что нам ведомо, а их не касаемо.
К ночи задул Байкал. Огромные волны, гонимые ветром, бились о прибрежные скалы. Тучи застилали небо, не давая возможности пробиться даже бледному свету луны. Сквозь шум ветра и грохот волн изредка пробивался отчаянный крик осужденного. Братские всю ночь провели за молитвами, но спать не пришлось всем. Лишь под утро успокоилась буря, и первые лучи солнца осветили пустой Шаманский камень. Братские поспешно собрались и исчезли так же неожиданно, как и появились. Помянув в молитвах загубленную душу, путешественники тоже не стали задерживаться, поторопились покинуть место у Шаманского камня.
Чем дальше уходил струг от Ангары, тем отчетливее ощущалась масштабность Байкала. Шли северным берегом. Горы, подступающие к самой воде, оставляли свободной лишь узкую прибрежную полосу, где песчаные пляжи сменялись галечником, а то и красовались монолитами гранитных и мраморных валунов. Небольшие, уютные заливы манили своей красотой, бесконечное количество ручьев и речушек, стекая с гор, весело журча и сверкая на солнце, сливались с водами озера. Размах Байкала был таков, что все, ранее виданное, не шло в сравнение, и само слово «озеро» не вязалось со всей его грандиозностью.
Шли вдоль берега, лишь изредка забирая мористей. Сейчас стали особенно ощущаться малые размеры струга и недостатки его плоскодонной конструкции. Он совсем не терпел волны, и уже при малом ветре его кидало из стороны в сторону, и угроза перевернуться постоянно висела над судном. Байкал своим непредсказуемым нравом действительно напоминал живое существо. Порой спокойная гладь воды внезапно сменялась волнением без видимых на то причин. В считанные минуты могла разгуляться буря, и тогда лишь на берегу можно найти от нее спасение.
С волнами Байкала, пожалуй, могли поспорить лишь поморские кочи, но приходилось довольствоваться тем, что было. Стали встречаться лодки братских, но те, завидев пришельцев, уходили за горизонт. Лишь однажды, спасаясь от бури, струг зашел в еле заметную среди скал бухту, где друзья застали стойбище рыбаков. От них и узнали, что до острова Ольхон ходу еще несколько дней. Более узнать у них ничего не удалось, те либо не знали, либо отмалчивались по каким-то причинам.
На подходе к острову их встретила лодка. Кормчий прокричал, чтобы следовали за ними. День выдался погожий, и путешественники, без труда управляясь с лодкой, зашли через величественные Ольхонские ворота в Малое море и оказались во владениях Ольхонских братских людей.
Ольхонские ворота — это пролив между островом и материком. Со скалистыми берегами он то пугающе узок, то раздается глубокими заливами, уходящими в глубь острова. Когда дует северный ветер Сарма и гонит воды из залива, эти врата становятся адовыми, напоминая колоссальный по размерам бушующий порог. Горе близким и верная смерть тем, кто окажется здесь в это время.
Далее струг пошел вдоль берега Малым морем. Справа тянулся остров Ольхон. Он смотрелся невысоким, ровным, степным плато. Берега сплошь изрезаны уютными заливами всех размеров. Тут тебе и скалы, и песчаные пляжи. На берегу видны рыбацкие лодки, на мелководьях — торчащие жерди ловушек.
