Внимание генерала привлекли запотевшие стекла очков. Он снял их, подышал на стекла и принялся протирать кончиком платка. Стоявший сзади майор, громко щелкнув замком большого портфеля из желтой кожи, вынул сложенную гармошкой карту и положил ее на стол.
Генерал благодарно кивнул, почесал дужкой очков седую бровь и, близоруко сощурившись, окинул взглядом настороженные лица летчиков.
— Мне поручено узнать, товарищи летчики, кто из экипажей ТБ-седьмых в ночь на 25 октября в 22 часа 02 минуты сбросил бомбы на населенный пункт Светлые Роднички. — Он ткнул пальцем в карту: — Вот здесь.
Тишина нарушилась движением, скрипом стульев, шелестом карт. Летчики потянулись за своими планшетами. Сдержанный шепот пронесся по залу:
— Светлые Роднички? Интересно! А что там случилось?
Соломатин, чувствуя, как бледнеет, взял свой планшет, но смотреть не стал. Что смотреть? Кого обманывать? «Что там случилось». Случилось самое страшное — бомбил по своим, и за это в лучшем случае трибунал, разжалование, штрафной батальон. Впрочем, он может и не признаваться, но совесть, совесть! Как он будет жить с этим страшным грузом?
Шелест карт утих. Наступила мертвая тишина. Все смотрели на генерала. Лицо его было взволнованно. Дрожащими пальцами он надел очки и, тут же сняв, постучал ими по карте.
— Так кто же, товарищи летчики? Кто? Я объехал все полки ТБ-седьмых — ваш последний. Но ведь кто-то бомбил?
Молчание. Мертвая тишина.
— Никто? Странно. И… очень жаль! — Генерал сердитым движением накинул очки на горбинку носа и рывком поднялся со стула, — Очень жаль! — еще раз повторил он. — У меня к вам вопросов больше нет. До свидания!
Он кивнул головой и, круто повернувшись, направился к выходу, забыв на столе фуражку. Майор, торопясь, запихивал в портфель карту.
— Совершенно необъяснимо, — тихо сказал он сидевшему рядом Соломатину. — Никак не можем найти, кому вручить ордена Ленина и Красного Знамени. В ту ночь в Светлых Родничках был уничтожен весь летный состав крупного фашистского авиасоединения.
Соломатин уронил планшет.
Секунды, стоящие жизни
Мелькают дни, мы их не видим. Ночи, ночи, ночи. Рев моторов. Бомбы. Взлеты. Цель. Прожектора. Зенитки. Атаки истребителей. Линия фронта под Сталинградом. Аэродромы противника. Южная окраина Сталинграда. Северная окраина. Отдельные кварталы. Отдельные точки. Бомбежки с малых высот. Сыплются бомбы. Встают фонтаны земли. Жуткое месиво из огня и дыма, из едкой цементной и кирпичной пыли. Ад на земле. Ад в воздухе. По два, по три, по четыре вылета в ночь…
Мы не люди. Мы сгустки невообразимой воли и страстного желания победить. Не видим, что едим, не знаем, когда спим. В наших сердцах холодное кипение, в сознании — единая цель, ради которой не жалко отдать жизнь. Мы знаем одно: идет великая битва за ключевые позиции. Враг надеялся, что здесь он схватил нас за горло. Он орал из окопов, припирая нас к Волге: «Русь — буль-буль!» Но мы не собирались делать для их удовольствия «буль-буль». Наши пальцы тоже что-то нащупали. Так раздавить же гадину! Раздавить!
И мы давили. Порой нам не хватало воздуха. Порой нам не хватало сил. Но воля наша была несгибаема. Русь, родина наша, никогда сыны твои тебя не предадут!
Декабрь дает передышку. Низкая облачность, туманы. Летать нельзя. Лишь пехота воюет. Враг под ударами советских войск откатывается на запад. Линия фронта расчленена. Возникают котлы тут и там. Фашистские части, хорошо оснащенные техникой, занимают круговую оборону: окутываются проволокой, ощетиниваются противотанковыми надолбами, ежами, окапываются рвами и, подчиняясь приказу фюрера, ждут помощи свыше.
Фронт уходит на запад, а в тылу остаются «орешки». Опасно. Надо ликвидировать. Но ликвидация требует много сил, а силы нужны сейчас для развития успеха на главном направлении. Авиацию б сюда, бомбардировщиков! Но погода плохая. Низко, над самой землей ползут облака. Враг притаился под их прикрытием, не открывает себя, как обычно, зенитным огнем. Плохо дело. Зло берет: пехота дерется, а мы… Особенно мешал один такой большой «орешек».
Несколько раз вылетали дивизией на «провокацию». Ходили низко, ходили высоко. Гудели моторами, дразнили. Хоть бы один выстрел! Нет, враг хитер. Молчит.
В штабе ломали головы.
— Надо заставить его стрелять. Но как?
— Очень просто — огонь на себя!
— Гм! Похоже на сказку про кота и мышей. Но кто же повесит коту звонок на шею?
— А надо спросить у летчиков.
Спросили. И почти не удивились — каждый ответил: «Я!»
Гадали долго, кого послать. Тут надо, чтоб точно. Вокруг «орешка» наши войска, не попасть бы по своим. Чтоб штурман мог вывести самолет безошибочно, прямо на укрепленный пункт врага. Чтоб летчик мог хорошо водить машину в тумане на бреющем полете.
И тут генерал Логинов вспомнил про нас.
— Я знаю такой экипаж! Это тот, который заставил меня однажды целовать землю. Ручаюсь, они отлично выполнят задание!
Ну, лететь так лететь. Мы готовы. Мы не задумывались над тем, что этот полет, вероятнее всего, будет для нас последним. Не задумывались, может быть, потому, что лишь от нас зависел успех этой операции. Полки готовились к полету, и мы должны сыграть первую скрипку в этом грозном бомбовом оркестре.
Мы гордились таким заданием.
Пришли в штаб. Командир дивизии сказал:
— Пойдете без бомб, так лучше будет.
Я опешил. Как это — на боевое задание и без бомб? Тебя будут бить, хлестать огнем изо всех видов оружия (на бреющем полете и палкой можно сшибить!), а ты даже и ответить не сможешь! Мне стало обидно.
— Товарищ командир, да как же это?
— Полетите без бомб, — повторил командир и тут же, увидев кислое выражение моего лица, добавил: — Пойми, голова, кругом пули будут свистеть, а вдруг какая по взрывателю заденет!
Нет, я не мог лететь без бомб. Идти на врага без оружия?!
— А что, если враг окажется умнее, чем мы думаем? Если он возьмет да и не будет в нас стрелять?
У командира даже брови на лоб полезли. Посмотрел на меня, усмехнулся:
— А ты хитер, братец! Правда твоя: врага недооценивать нельзя. Ладно, полетите с бомбами. Взрыватели — замедленного действия.
Нам была предоставлена возможность решать самим, как заходить, с какой стороны, только чтобы время было выдержано точно.
Мы с Евсеевым разложили карты на полу, посмотрели, поползали и выбрали: заходить будем с запада. Во-первых, удобно: местность там испещрена оврагами. По ним можно подкрасться поближе, неожиданно выскочить, и, во-вторых, с запада прямо к цели подходит большак — хорошо наводящий ориентир, не собьешься, и, в-третьих, немцы получают медикаменты и продукты питания с воздуха, на парашютах: мы лелеяли надежду, что они могут принять нас за своих и не открыть огня, а мы их — бомбами!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
