В 1384 году на сессии парламента, проходившей в Солсбери, монах-кармелит по имени Джон Лэтимер сообщил Ричарду, что его старший дядя замышляет убить его. То ли в силу своей нерушимой веры в правдивость нищенствующих монахов – над подобным легковерием, которое проявляет «деревни лорд и господин», Чосер посмеивается в своем «Рассказе пристава церковного суда», – то ли по причине того, что вся эта история представляла собой заговор, устроенный Оксфордом с ведома Ричарда, то ли, наконец, потому, что Гонт казался Ричарду врагом, каковым он не был на самом деле, Ричард поверил обвинению, выдвинутому монахом против Гонта. Надо сказать, что Гонт, случалось, властно и жестоко отчитывал племянника, как, например, в том случае, когда, поставив у всех дверей королевского дворца своих людей с приказом никого не впускать и не выпускать, он прошел к королю и, вперив в него суровый стальной взгляд, приводивший в трепет врагов, задал ему безжалостную словесную выволочку. Как бы то ни было, едва услышав навет монаха на Гонта, Ричард решил немедленно повесить дядю. Гонт защищался со строгим достоинством – в ту пору он все еще мог противостоять своему золотоволосому вспыльчивому племяннику, который всегда был так уверен в собственной правоте, – и лорды, явившиеся на сессию парламента, убедили короля отправить монаха в тюрьму на то время, пока будет расследоваться обвинение против Гонта. По дороге в тюрьму монах был перехвачен группой сторонников Ланкастера, в числе которых находился и единоутробный брат короля Джон Холланд, подвергнут жестоким пыткам и в конце концов убит. Хотя Джеффри Чосер, услыхав эту новость, пожалел монаха, это ничуть не умерило его ненависти к нищенствующей братии, к которой благоволили Ричард и его придворные. Вскоре после этого он напишет, скрываясь под маской разъярившегося пристава церковного суда:
Ведь, черт возьми, слыхали мы стократ,Как брат один попал однажды в ад.В виденье ангел с братом вознеслись,И ангел вверх водил его и вниз,Чтоб все мученья ада брат познал,Но тот нигде монахов не сыскал —Одни миряне наполняли ад.И ангела так вопрошает брат:«О сударь! Неужель мы столь блаженны,Что не для нас мучения геенны?»«Нет, – молвил ангел, – здесь вас очень много»И к Сатане пустилися в дорогу.И видит брат, дойдя: у СатаныХвост протянулся с парус ширины.«Приподыми свой хвост, о Сатана! —Промолвил ангел, – покажи до днаУзилище, монахи где казнимы».И полуверстной вереницей мимо,Как пчелы, коим стал несносен улей,Тыщ двадцать братьев вылетело пулейИз дьяволова зада…[242]
Если граф Оксфорд и был организатором этого заговора против жизни Гонта, доказательств тому найдено не было. В то время когда друзья Гонта пытали кармелита, стараясь заставить его говорить, второй дядя короля, Томас Вудсток, впоследствии граф Глостерский, в гневе ворвался в королевские покои и поклялся сразить любого – включая короля, – кто попытается обвинить в измене его брата герцога Ланкастерского. Ричард и его придворные на некоторое время были устрашены, но укрепились в своей решимости рано или поздно начать править, не допуская ни малейшего постороннего вмешательства. По мере того как борьба между королем и его магнатами приобретала все более ожесточенный характер, сопротивление Томаса Вудстока становилось все более дерзко безрассудным. Что касается Гонта, то он, предвидя дальнейший ход событий, попросил оказать ему поддержку в подготовке новой военной экспедиции в Испанию, получил ее вместе с официальным признанием Ричардом его прав на кастильский престол, оставил все свои дела в Англии на попечение своего сына и наследника Генриха Болингброка и 9 июля 1386 года отплыл из Плимутской гавани к испанским берегам, чтобы сражаться за свою собственную корону.
После того как Гонт покинул Англию, могущество Томаса Вудстока стремительно возрастало, а Чосер, верный королю, обнаружил, что он опасным образом втянут в борьбу. В 1385 году, когда Гонт искал способа избежать столкновения с Ричардом и его двором, а Томас Вудсток становился главным голосом оппозиции, Чосер, похоже, стремился получить (наверное, с помощью Гонта) какой-нибудь другой правительственный пост, менее опасный и кляузный, чем должность таможенного надсмотрщика. Он отказался от своего дома над Олдгейтскими воротами и от работы в таможне, которая, по-видимому, как-то связывалась с владением этим домом. Вне сомнения, Чосер поступил так отчасти потому, что сбор пошлин перестал быть прибыльным делом, а любой сборщик или надсмотрщик, который в прошлом имел от сбора пошлин какую-то выгоду, неизбежно подвергся бы тщательной проверке со стороны парламента и его лидера Вудстока, ныне герцога Глостерского. (Глостер ввел такой строгий режим экономии, что даже с королевы Анны казна брала деньги за постой и стол.) Но весьма возможно, что Чосер имел причины видеть в возвышении Глостера угрозу для себя лично. Три года спустя, в мае 1388 года, когда Глостер осуществлял полный контроль над правительством страны, Чосер счел нужным (а скорее всего, был вынужден) «отказаться по собственной просьбе» от своих пенсий в пользу Джона Сколби. Он получил их обратно после 1389 года, когда Ричард вернулся к власти. Большинство чосероведов выражают сомнение в том, что поэт на самом деле отказался от своих рент по собственному желанию; однако он вполне мог сделать это, чтобы дать добровольное доказательство того, что он не собирается причинять беспокойство власть имущим, кому бы он ни был предан лично. Очевидно, что в любом случае у Глостера не было необходимости отнимать у своего врага ренту и утверждать, что тот добровольно отдал ее в подарок.
Так или иначе, если господство Глостера подорвало материальное положение Чосера, король позаботился о его благосостоянии вопреки желаниям своего дяди. Хотя мы не располагаем несомненными свидетельствами в виде уцелевших документов, Маргарит Гэлуэй убедительно показала в 1941 году, что, когда Чосер оставил работу надсмотрщика таможни (1385 год), ему уже была предоставлена другая, еще лучшая работа в должности клерка – смотрителя и управителя двух любимых дворцов короля и королевы, Элтема и Шина (возможно, и одного-двух еще, помимо этих), и что вместо Олдгейта он, вероятно, получил в свое личное пользование новое жилье – не больше и не меньше как небольшой королевский загородный дворец в Уэст-Гринвиче – центральную усадьбу королевского имения Розерхит. Не вдаваясь в подробности, ограничимся кратким изложением доводов исследовательницы.
Дворцы Элтем в Кенте и Шин в Суррее находились соответственно в семи и восьми милях от Лондона. Королевская усадьба в Гринвиче, в которой наездами живал Эдуард III, но которая оказалась недостаточно роскошной для Ричарда, была расположена на полпути между Элтемом и Шином. Таким образом, один человек мог без лишних хлопот нести заботы по содержанию в порядке и ремонту всех трех дворцов. В 1370 году эти заботы нес значившийся клерком – смотрителем крупных работ в Элтеме, Шине и Розерхите Роберт Сибторп, который вскоре стал (как станет Чосер в 1389 году) главным смотрителем королевских работ. В качестве главного смотрителя Сибторп имел помощника, на попечении которого находились Элтем, Шин, Розерхит и Бэнстед (неподалеку от Шина). Другой чиновник, некий Арнольд Брокас, был назначен главным смотрителем королевских работ в 1381 году, после того как он прослужил какое-то время смотрителем работ в Элтеме, Хейверинге и Хэдли (в Эссексе). Эти и другие документы свидетельствуют о том, что обычно, прежде чем получить назначение на пост главного смотрителя королевских работ, человек должен был доказать свою компетентность в должности смотрителя трех или четырех имений; свидетельствуют они и о том, что должность смотрителя Элтема и близлежащих маноров служила, как правило, ступенькой для продвижения вверх.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});