Поступки принца Артура, получившего в 1874 г. титул герцога Коннотского и Стратернского, никогда не вызывали у матери того раздражения и негодования, которые она часто испытывала от поведения его старшего брата. Действительно, с того самого момента, когда Винтерхальтер изобразил его на картине получающим подарок от герцога Веллингтона в свой первый день рождения, принц Артур никогда не досаждал матери и не разочаровывал ее по каким бы то ни было поводам. Однажды королева призналась его гувернеру, что «восхищалась этим мальчиком с первого дня его жизни», поскольку он никогда не давал ей никаких оснований для беспокойства или огорчения. А его отцу она как-то сказала, что Артур является их любимым ребенком, «более дорогим, чем все остальные дети, вместе взятые». «После тебя, — добавила она в беседе с мужем, — он для меня — самое дорогое существо на земле... Меня страх берет при мысли, что я могу обнаружить в его характере или внешнем виде хотя бы один недостаток. Я очень боюсь, что через некоторое время он вырастет и станет беззащитным перед всяким злом. У меня от этой мысли даже слезы на глаза наворачиваются». Он действительно был для матери «самым дорогим существом» и «лучшим ребенком» из всех, которых ей доводилось когда-либо встречать.
Добродушный, деликатный, послушный, скромный, он был образцовым ребенком. Во всех детских спектаклях он играл самые лучшие роли, в то время как его младший брат принц Леопольд всегда поворачивался к зрителям спиной, а сын генерала Грея вообще был застывшим как «палка». Единственным недостатком принца Артура, когда он достаточно подрос, стало его чересчур формальное отношение к слугам. Мать часто повторяла ему, как, впрочем, и всем остальным детям, что слишком высокомерное отношение к подчиненным не делает никому чести и вообще недопустимо в ее доме. «Все эти строгости, — говорила она, — применимы только для мистера Брауна, к которому вы все должны относиться с почтением и делать различия между ним и остальными слугами. Но и к ним нужно относиться с величайшим уважением».
Наставления королевы касались и многих других вещей. Гувернер принца сэр Говард Элфинстон, получивший из рук королевы Крест Виктории за героическое поведение под Севастополем в годы Крымской войны, услышал от королевы самые подробные инструкции по поводу воспитания сына. Многочисленные записки вручались ему лично почти каждый день. Так, например, принцу Артуру не позволялось общаться со сверстниками из Итона, его заставляли играть только с детьми придворных, ему отводилось лишь восемь минут для того, чтобы одеться утром и привести себя в порядок, и т.д. А когда принц Артур проявлял малейшие признаки простуды, ему запрещалось выходить из дому и дышать свежим воздухом. При этом Говард Элфинстон постоянно проветривал комнату и заставлял мальчика делать зарядку. «Почему принц Артур не может выйти погулять со своими сестрами? — жаловался королеве гувернер. — Если же он все-таки выходит на улицу, то почему возвращается так быстро?» А когда королева считала, что мальчику действительно нужен свежий воздух, она сама предпочитала гулять с ним, обращаясь к гувернеру с соответствующей просьбой и избегая дурной привычки приказывать своим подчиненным. «Может ли принц Артур погулять сегодня со своими сестрами и маленьким братиком? — писала она в записке. — Он хорошо себя чувствует сегодня?»
Даже когда принц Артур стал взрослым, королева продолжала наставлять сына и контролировать практически каждый его шаг. Он не должен был держать руки в карманах, так как отец не любил эту привычку, он не должен был слишком много курить, должен чаще ездить верхом и заниматься спортом? должен прекратить все отношения с представителями «высших классов» и т.д. и т.п. А когда парню исполнилось девятнадцать лет, Элфинстон получил записку от королевы, в которой говорилось, что он плохо выглядит и должен быть приведен в порядок. Во всех комнатах принца в Рейнджер-Хаусе, в Гринвич-парке, где он жил с гувернером, домашним учителем и камердинером, температура воздуха должна быть умеренной и никогда не превышать 60 градусов по Фаренгейту. А когда однажды в ноябре в Шотландии разожгли камин и в его комнате, по мнению королевы, стало слишком тепло, она приказала немедленно принести воды и залить огонь в камине.
В 1866 г. принц Артур наконец-то осуществил свою давнюю мечту и поступил в Королевскую военную академию в Вулвиче, блестяще сдав все экзамены. Правда, при этом он остался в своем домике в Гринвич-парке и некоторое время жил отдельно от своих друзей-кадетов. В 1868 г. он перешел в Королевскую инженерную академию, а в следующем году был переведен в стрелковую бригаду. Будучи вполне сознательным военнослужащим и прекрасным солдатом, он не без гордости говорил матери, что «самостоятельно прошел путь от простого лейтенанта до подполковника и при этом не имеет никакого стремления стать полковником»[64].
Немало удовольствия принц Артур доставил матери, женившись на прусской принцессе Луизе, дочери принца Фридриха Гогенцоллерна. Правда, сперва он противился этому браку, не одобряя поступков неприятного, как ему казалось, отца принцессы. Кроме того, он был далеко не в восторге от его внешнего вида — огромного носа, слишком большого рта и плохих зубов. Он решил, что нужно посмотреть на других девушек соответствующего возраста, однако, когда увидел восемнадцатилетнюю принцессу, быстро изменил свое мнение и согласился на брак. «Если бы я увидела Луизхен до того, как Артур поделился со мной своими чувствами, — писала королева, — я бы не стала огорчать его своими сомнениями на этот счет и сразу же дала бы свое согласие на брак. Она действительно очень милая девушка и к тому же с прекрасным и добрым характером... Сейчас мне кажется, что мой дорогой Артур просто не мог бы сделать более удачного и мудрого выбора». Принц Артур придерживался того же мнения. Он поселился со своей юной женой в Букингемском дворце и прожил там много счастливых лет.
Жизнь самого младшего сына королевы была менее благополучной. Мать вообще очень мало хвалила детей, когда они были маленькими, и поэтому описывала своего младшего сына как «нескладного», «чрезмерно простоватого» и «глупого на вид». Кроме того, он казался ей слишком непослушным и своенравным. «Может быть, его просто надо как следует нашлепать?» — спросила она как-то у своей матери, которая вообще не переносила детского плача. Разумеется, герцогиня Кентская ответила, что этого делать не стоит. «Конечно, мама, ты права, — согласилась с ней королева, — вряд ли стоит наказывать одного ребенка, если у тебя их восемь. Это просто невыносимо. Разве можно вынести плач и крики всех восьмерых детей?»
Однако по мере взросления поведение принца Леопольд да заметно улучшалось. Он казался родителям старательнее и прилежнее в учении, чем его старшие братья, прекрасно овладевал иностранными языками, неплохо играл на музыкальных инструментах, имел хороший голос и весьма приличный музыкальный слух, интересовался итальянской живописью и английской литературой. Но и назвать его образцовым ребенком было невозможно. У него с детства был очень серьезный дефект речи, который мешал нормальному развитию и делал мальчика неловким и стеснительным. Королева неоднократно подчеркивала, что ее младший сын «не поддается обычному воспитанию», и чем большую заботу она проявляла о его здоровье, тем упрямее и своенравнее он становился.
— Я слышала, как сегодня утром играла твоя музыкальная машина, — пожаловалась однажды королева.
— Это невозможно, — ответил сын, — так как моя музыкальная машина не играет.
— Но я уверена, что это твоя музыкальная машина, так как я отчетливо слышала столь знакомые для меня барабаны.
— Это еще раз доказывает, что это не моя музыкальная машина. У моей просто нет никаких барабанов».
Королева часто сравнивала Артура с Леопольдом и приходила к выводу, что Артур более спокойный и отзывчивый мальчик в отличие от беспокойного и слишком своенравного Леопольда. Конечно, он был для нее умнее, сообразительнее и покладистее. Вместе с тем он казался ей более простым и более трудным, поскольку постоянно задавал «трудные вопросы и донимал ее сложными задачами».
Когда ему исполнилось пять лет, королева сказала своей старшей дочери: «Он высокий, но ведет себя так, словно все остальные выше его... Это довольно странно, так как он мог бы быть прекрасным ребенком... Он ходит как-то странно, неуклюже, постоянно покачиваясь из стороны в сторону... и ужасно неловок в своих движениях... Его французский больше похож на китайский... Бедный ребенок, его ждет несчастная судьба».
Леди Огаста Брюс как-то заметила, что принц Леопольд «очень чувствительный парень и всегда капризно себя ведет в присутствии родителей, которые считают его непослушным ребенком! Мне кажется, они просто не знают, как справиться с ним». Леди Огаста тут же добавила, что с принцем действительно нелегко справляться, так как у него уже отчетливо проявились все признаки гемофилии, а с такой болезнью очень трудно сделать карьеру на армейской службе. «Во время сражений практически невозможно избежать опасностей, — писала она. — А он чрезвычайно живой и совершенно лишен чувства страха». Принц действительно часто ходил в синяках, а после одного несчастного случая постоянно прихрамывал на одну ногу. «Ваш бедный тезка, — писала королева королю Леопольду незадолго до трехлетия принца, — опять упал и разбил колено. К счастью, ничего серьезного не случилось». С тех пор мало что изменилось в поведении принца Леопольда. «Я действительно очень опасаюсь за судьбу моего бедного мальчика, — жаловалась королева бельгийскому королю. — Боюсь, что он не сможет начать ничего серьезного, так как любое занятие будет связано с угрозой для его жизни. Эта неприятная болезнь не поддается лечению, а все лекарства становятся просто бесполезными».
