«Мне очень плохо здесь, — писал принц Леопольд в феврале 1870 г. в другом письме Стерлингу из Осборна, едва поправившись после очередной тяжелой болезни. — Совсем недавно я перенес очень тяжелую болезнь... и вот я снова в постели. Жизнь в этом мрачном доме становится для меня просто невыносимой. Здесь ни у кого нет ни минуты свободного времени, за всеми пристально следят и контролируют каждый шаг, а все, что здесь говорят, тут же становится известным матери». Принц добавил, что он очень опасается за судьбу мистера Дакворта, к которому начинают относиться так же, как в свое время относились к Стерлингу. Он не сомневался, что пройдет немного времени и этот ненавистный Браун выживет его из дворца, как сделал это с предыдущим наставником. Словом, усилиями Джона Брауна жизнь для принца стала настолько невыносимой и тягостной, что он признался Стерлингу в желании покончить с собой. «Этот дьявол Арчи, — жаловался принц новому наставнику, Роберту Коллинзу, после того как мать уволила Дакворта, — просто изводит меня своими придирками. Он пристает ко мне каждый божий день и даже ночью ничего не делает для меня. Он даже ночной горшок не приносит мне и постоянно издевается над слугами. Я его так ненавижу, что готов разорвать на части».
«Ее Величество становится для меня все большим тираном, — писал он в следующем году. — Должен сказать, что изрядно устал от своего рабского состояния и с нетерпением ожидаю того дня, когда наконец-то разорву эту ненавистную клетку и улечу отсюда навсегда».
Когда принцу Леопольду исполнилось восемнадцать лет, он стал всерьез обдумывать план бегства из родного дома. Ему с большим трудом удалось убедить мать, что единственным выходом для него является поступление в Оксфордский университет. Принц долго доказывал ей преимущества университетского образования и особое внимание уделял тому, что хочет пойти по стопам «дорогого папы» и наконец-то встретить там достойных сверстников, с которыми мог бы нормально общаться. Он давно уже жаловался королеве, что у него нет достойного круга общения, а это неизбежно приводит к усилению таких качеств, как стеснительность и неумение вести себя в обществе.
Поначалу королева резко противилась всему этому и была крайне расстроена, что эта тема получила такую широкую огласку при дворе, став предметом для обсуждения придворных. Она говорила сыну, что его отец вряд ли одобрил бы такое решение, да и у нее есть еще больше предубеждений как против Оксфорда, так и против Кембриджа. Конечно, можно было бы говорить о колледже Святого Андрея, но все равно она и думать не хотела о том, чтобы сын жил за пределами ее дома. «Ты переоцениваешь свои физические возможности, — говорила она, -и считаешь себя сильнее, чем есть на самом деле».
В конце концов сын убедил ее или, как она сама говорила, «вынудил» уступить его требованиям и разрешить ему поступить в Оксфорд. Правда, при этом она неоднократно напоминала ему, чтобы он «не переутомлялся, не слишком увлекался посторонними делами и вообще не забывал, что поступает туда для учебы, а не для развлечений». Кроме того, она потребовала, чтобы принц Леопольд приезжал в Виндзор на выходные, проводил вместе с ней пасхальные каникулы в Осборне, а в мае отправлялся в Балморал вне зависимости от того, когда заканчивается весенний семестр. Словом, он должен был понять, как «неудобно будет королеве объяснять отсутствие взрослого ребенка, если приедут гости».
Счастливые дни принца Леопольда в Оксфорде были омрачены многочисленными «тоскливыми письмами и телеграммами», которые он регулярно получал из «дома» милого дома». Кроме того, он вынужден был регулярно наведываться к матери и даже однажды поссорился с ней из-за этого. Да и весьма строгие ограничения, наложенные на его жизнь в университете, далеко не радовали его. Мать сделала все возможное, чтобы уберечь младшего сына от тех позорных искушений, которым так легко поддавались его старшие братья. Так, например, он не имел права приглашать к себе тех университетских друзей, которых хотел видеть, не имел права встречаться с девушками по собственному выбору и т. д. Последнее обстоятельство вызывало у него самые серьезные возражения, и он пытался пренебречь материнскими советами и предостережениями. «Здесь так много очень красивых девушек, — сообщал он Стерлингу, — причем как замужних, так и незамужних. Вы же знаете, я давно уже неравнодушен к красивым девушкам, а здесь для меня много соблазнов».
Нет ничего удивительного в том, что принц Леопольд все же умудрился влюбиться по уши в одну из дочерей настоятеля колледжа Церкви Христа преподобного Генри Лиддела, и это обстоятельство сделало его обязательные поездки в Виндзор, Осборн или Балморал просто невыносимыми. В Оксфорде принц был всеобщим любимцем и, по словам Чарльза Доджсона, который уже в это время писал под псевдонимом Льюис Кэрролл, пользовался «необыкновенной популярностью» у студентов и преподавателей. А дома он находился под неусыпным контролем матери, был объектом повышенного внимания со стороны воспитателей и вообще чувствовал себя не в своей тарелке. Кроме того, королева строго-настрого запрещала ему заниматься публичной деятельностью и покидать дворец без особой надобности. Она не скрывала, что хочет сделать из него личного секретаря, который занимался бы всеми ее бумажными делами.
После того как в 1874 г. принц Леопольд достиг совершеннолетия, королева вынуждена была несколько ограничить свою опеку над взрослым сыном. Арчи Браун к этому времени стал выполнять другие обязанности, а конюшим принца по настоятельному совету сестры был назначен веселый и общительный Алик Йорк. «Элиза нашла мне прекрасного слугу, — радостно сообщал он Роберту Коллинзу, — и к тому же англичанина!!! Боже мой, это просто чудо!» А после того как Леопольд перенес тяжелую форму брюшного тифа, королева снизошла до того, что позволила сыну арендовать небольшой загородный дом Бойтон-Манор, что в Уилтшире, где он мог проживать вместе с мистером Коллинзом и его женой. Правда, при этом королева неоднократно высказывала сожаление, что сын решительно отказывается от родного дома, который она так старалась сделать уютным и комфортным для всей семьи. Более того, она предупредила его, что если он вздумает передать этот дом кому-либо из своих братьев или сестер без ее предварительного согласия, то «никогда не простит его».
Королева по-прежнему настаивала на том, что ввиду слабого здоровья принца он не должен заниматься публичной деятельностью, она лишь изредка позволяла сыну принимать участие в общественных мероприятиях, да и то при условии своего строжайшего контроля над его действиями и поступками. Так например, когда принца Леопольда пригласили стать членом руководства лондонского Сити, королева потребовала, чтобы церемония принятия его в эту должность прошла в Виндзорском дворце, а потом проинструктировала лорд-мэра Сити, чтобы все его обязанности проходили «исключительно через нее». А когда Леопольд был назначен младшим братом Тринити-Хауса, мать не преминула напомнить, что он не должен слишком долго стоять на ногах во время церковной службы, а также настойчиво посоветовала ему надеть традиционную одежду шотландских горцев, а не униформу Тринйти-Хауса. И вообще рекомендовала ему советоваться с ней по поводу того, как одеваться на то или иное общественное мероприятие.
Отношения между слишком заботливой матерью и упрямым взрослым сыном становились с каждым днем все хуже и хуже. Чрезмерно озабоченная не только его физическим здоровьем, но и моральным состоянием, королева вмешивалась практически во все его дела, не оставляя никакой возможности принимать самостоятельные решения. Дошло даже до того, что мать запрещала ему общаться с друзьями, знакомиться с женщинами и вообще вступать в какие бы то ни было контакты с другими людьми. Кроме того, он должен был, по се мнению, чаще бывать в Балморале, вежливо обращаться со всеми придворными шотландского происхождения, с большим уважением относиться к матери и прекратить слишком частые ссоры с сестрой Беатрисой.
Стремясь достичь большей свободы и права заниматься общественной деятельностью, социальными проблемами и искусством, принц Леопольд стал все чаще обращаться за помощью и поддержкой к лорду Биконсфилду. Однако Биконсфилд оказался неспособным понять юного принца и помочь ему, так как не хотел портить отношения с королевой. Посоветовавшись с ней, он предложил Леопольду разобраться в истинных намерениях своей матери и сделаться для нее надежным помощником во всех ее важных делах. По его мнению, он мог бы стать ее доверенным советником в международной политике и фактически делать то, к чему имел наибольшую склонность.
«Конечно, мне очень интересно разбирать все эти важные телеграммы и депеши, которые приходят в адрес королевы, — писал принц Леопольд лорду Биконсфилду. — Я рад анализировать их и составлять «выжимки» для королевы, но все это уже сделано, причем сделано в наилучшем виде, ее личным секретарем. Поэтому я чувствую, что она предлагает это только ради того, чтобы удержать меня возле себя, найти мне хоть какое-то полезное занятие, а вовсе не потому, что действительно нуждается в моей помощи... Если бы мои отношения с королевой были более сердечными или если бы я горел страстным желанием окунуться в ее бумажные дела, все было бы нормально, но вы же знаете, что у меня совершенно другие планы на будущее. На самом деле наилучшие отношения между нами складываются именно тогда, когда мы находимся далеко друг от друга».
