Но все эти опасения относились к угрозам прошлого поколения. В век спутников и электронной разведки учения и передвижения войск прекрасно просматривались и прослушивались без участия инспекторов. К тому же Советский Союз получал равные возможности для раскрытия военных секретов на Западе.
КГБ использовал другой аргумент: нам инспекции не нужны — мы и без них знаем все, что надо. Поэтому Западу они выгодны — он получит больше информации, чем мы.
В этом еще был резон. Но обе линии аргументации были порождены психологией «осажденной крепости». Противника ни под каким предлогом туда нельзя пускать, так как он выведает слабые места и совершит нападение.
Наша контраргументация строилась на том, что безопасность НАТО и ОВД обеспечивается ядерными щитами США и СССР, которые делают бессмысленными и невозможными ни внезапное, ни любое другое нападение. Инспекция за мерами доверия дыр в этих щитах не наделает.
Более того, она сделает обстановку стабильной и предсказуемой. В настоящее время главная опасность может проистекать из неправильного понимания намерений друг друга, просчета в оценках военной деятельности, которая может восприниматься, как подготовка к войне и вызвать опасные контрмеры, которые в свою очередь потребуют ответных действий. Эта эскалация взаимного непонимания как раз и может привести к войне. Меры доверия и инспекция позволят устранить подобные недоразумения.
Вот так, или примерно так, спорили между собой заинтересованные ведомства и в Москве, и в делегации в Стокгольме. Вспомнили даже, что уже был случай, когда тоже так спорили и чуть — чуть не дали согласие на инспекцию. Было это весной 1960 года, когда упрямый Хрущев сломал сопротивление военных и КГБ. Он собирался тогда в Париж на встречу в верхах и провел через Политбюро решение, которое разрешало ему пойти на 9 — 12 инспекций в год за полным прекращением испытаний ядерного оружия. Но парижский саммит был сорван полётом У— 2, и это решение Политбюро Хрущев не реализовал. Значит, уже четверть века назад считали, что можно пойти на инспекцию, и это не нанесет урона интересам Советского Союза.
За этими спорами время бежало быстро, а проблема инспекций превращалась постепенно в острый политический вопрос, далеко выходящий за рамки Стокгольмской конференции. Она стала как бы пробным камнем политики перестройки — сможет ли Советский Союз отрешиться от старых стереотипов в подходах к международной безопасности, или будет продолжать прежнюю политику, но в ином словесном обрамлении. В общем, нужно было действовать. 25 июля я созвал делегацию и показал проект телеграммы в Москву.
«Прошу рассмотреть возможность установления небольшой квоты инспекций на территории каждого государства (не более 2 — 3 в год), разумеется, при том понимании, что проверке не подлежали бы закрытые районы и оборонные объекты. Как представляется, такая договоренность в Стокгольме может быть достигнута. Судя по обстановке, складывающейся на Конференции, без договоренности по инспекциям едва ли можно рассчитывать на принятие содержательного итогового документа. Не только натовцы, но и нейтралы считают, что соглашение о проверке на местах — непременное условие для успешного завершения форума.»
Мидовская часть делегации меня поддержала, а военные и комитетчики были резко против. Я это ждал и потому сказал, что отправляю депешу за одной своей подписью. А там — будь, что будет.
Ответ не замедлил себя ждать. Как записано в моем рабочем дневнике «он пришел ночью, и в сапогах». Позвонил «референтурщик»[168] и сказал, что меня срочно вызывают в Москву для рассмотрения поставленных мной вопросов.
Что ж, я был готов к этому.
* * *
В МИДе меня встретил розовощекий и улыбающийся помощник Шеварднадзе Рудольф Алексеев:
— Ага, приехал! Ты думаешь, тебе таки скажут «здравствуйте»? — заговорил он насмешливо с характерным акцентом, подражая популярному в те годы анекдоту.[169]Таки ничего подобного. Тебе покажут донос! — жизнерадостно сообщил он. — Да, да, твой член делегации — генерал Татарников написал. Как раз сегодня маршал Соколов разослал его Зайкову, Чебрикову и Шеварднадзе.
«Нельзя согласиться, — стал читать я, — с выдвинутым главой советской делегации тезисом о том, что без договоренности по инспекциям едва ли можно сейчас рассчитывать на принятие содержательного итогового документа на Конференции. Социалистические страны, нейтралы да и малые страны НАТО до последнего времени считали, что форма проверки, выдвинутая нейтралами — наблюдения по запросу — является тем приемлемым для всех средством, которое отвечает сегодняшнему содержанию мер доверия и безопасности.
Все понимают, что доверие и инспекции — несовместимые понятия, поскольку инспекция ведет к вмешательству одного государства во внутренние дела другого государства, легализации добывания данных о вооруженных силах на большую глубину до Урала.
Все понимают и то, что ведущий автор идеи инспекций — США, в случае ввода этой меры проверки в действие, не затрагивались бы инспекцией. Об инспекции на территории США, как они откровенно заявляют, вопрос вообще не может стоять ни сейчас, ни в будущем. Главным образом американцы хотели бы зондировать советские войска до Урала (их общее состояние, боеготовность, степень обученности, размещение, систему боевой подготовки и др.). Если на нынешнем этапе Стокгольмской конференции мы преждевременно примем инспекцию, то США и их союзники по НАТО потеряют всякий интерес ко второму этапу — разоружению и сокращению обычных вооружений. Такие суждения имеют место на Конференции».
Кольнула обида — действительно как донос — не показал и не сказал ничего... Я ведь в открытую играл, всё показывал, что отправлял в Москву. Хотел было посоветоваться с Алексеевым, что делать, но он заторопил:
— Иди — иди, он тебя ждет.
В кабинет Шеварднадзе шагнул как в пыточную камеру, но хозяин встретил меня вроде бы с насмешкой:
— С виду интеллигентный человек, — сказал он, — а со всех сторон жалобы сыплются. Что случилось?
Я начал было рассказывать про инспекцию, но министр прервал.
— Я не об этом. Подумаешь, какой — то генерал донос написал. Тут на Вас маршал, министр обороны жалуется, — и протянул документ, напечатанный на бланке Министерства обороны.
Это был рапорт маршала Соколова Генеральному секретарю Горбачеву. В нем сообщалось, что Шеварднадзе в беседе с министром внешних сношений Франции Рэмоном зондировал возможность переноса самостоятельных учений ВВС на второй этап Конференции. После этого руководитель делегации СССР Гриневский согласовал в Стокгольме документ об установлении подуровня, начиная с которого предоставлялась бы информация о компоненте ВВС, участвующем в учениях сухопутных войск. Одновременно было заявлено о согласии Советского Союза отложить на более поздний этап вопрос о самостоятельных учениях ВВС. Это сделано в нарушение директив, утвержденных Политбюро 26 июня, которые предусматривают, что такое согласие может быть дано только по специальному решению Центра. Министр ставит вопрос, чтобы Комиссия партийного контроля при ЦК КПСС разобралась и приняла меры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
