– Вот-вот, оно самое, – пробормотал Шико. – Отлично же: вы видели, как я разговаривал с королем, но не слышали, о чем шла речь.
– Нет, господин Шико, я говорю только то, что знаю.
– Я тоже. Так вот, в беседе со мной король велел мне отправиться с одним его поручением в Ажан. А эти ворота ведь Ажанские, не правда ли?
– Да, господин Шико.
– Они заперты?
– Как вы изволите видеть.
– Прикажите же, чтобы их мне открыли, прошу вас.
– Слушаюсь, господин Шико! Атенас, Атенас, откройте-ка ворота господину Шико, да поживей!
Шико широко открыл глаза и вздохнул, словно пловец, вынырнувший из воды после того, как провел под нею минут пять.
Ворота заскрипели на своих петлях, ворота Эдема для бедняги Шико, уже предвкушавшего за ними все райские восторги свободы.
Он дружески распрощался с офицером и направился к арке ворот.
– Прощайте, – сказал он, – спасибо!
– Прощайте, господин Шико, доброго пути!
И Шико сделал еще один шаг по направлению к воротам.
– Кстати, ох я безмозглый! – крикнул вдруг офицер, нагоняя Шико и хватая его за рукав. – Я же забыл, дорогой господин Шико, спросить у вас пропуск.
– Какой такой пропуск!
– Ну, конечно: вы сами человек военный, господин Шико, и хорошо знаете, что такое пропуск, не так ли? Вы же понимаете, что из такого города, как Нерак, не выходят без королевского пропуска, в особенности когда сам король находится в городе.
– А кем должен быть подписан пропуск?
– Самим королем. Если за город вас послал король, он, уж наверно, не забыл дать вам пропуск.
– Ах, вы, значит, сомневаетесь в том, что меня послал король? – сказал Шико. Глаза его загорелись недобрым огнем, ибо он видел, что ему грозит неудача, и гнев возбуждал в нем недобрые мысли – заколоть офицера, привратника и бежать через раскрытые уже ворота, не посчитавшись даже с тем, что вдогонку ему пошлют сотню выстрелов.
– Я ни в чем не сомневаюсь, господин Шико, особенно же в том, что вы соблаговолили мне сказать, но подумайте сами: раз король дал вам это поручение…
– Лично, сударь, собственнолично!
– Тем более. Его величеству, значит, известно, что вы покинете город.
– Черти полосатые! – вскричал Шико. – Да, разумеется, ему это известно.
– Мне, следовательно, придется предъявлять утром пропуск господину губернатору.
– А кто, – спросил Шико, – здесь губернатор?
– Господин де Морнэ, который с приказами не шутит, господин Шико, вы должны это знать. И если я не выполню данного мне приказа, он просто-напросто велит меня расстрелять.
Шико начал уже с недоброй улыбкой поглаживать рукоятку своей шпаги, но, обернувшись, заметил, что в воротах остановился отряд, совершавший внешний обход и, несомненно, находившийся тут именно для того, чтобы помешать Шико выйти, даже если бы он убил часового и привратника.
«Ладно, – подумал Шико со вздохом, – разыграно было хорошо, а я дурак и остался в проигрыше».
И он повернул обратно.
– Не проводить ли вас, господин Шико? – спросил офицер.
– Спасибо, не стоит, – ответил Шико.
Он пошел той же дорогой обратно, но мучения его на этом не кончились.
Он встретился с прево, который сказал ему:
– Ого, господин Шико, вы уже выполнили королевское поручение? Чудеса! Только на вас и полагаться – быстро вы обернулись!
Дальше за углом его схватил за рукав корнет и крикнул ему:
– Добрый вечер, господин Шико. Ну а та дама, о которой вы говорили?.. Довольны вы Нераком, господин Шико?
Наконец, часовой в сенях дворца, по-прежнему стоявший на том же месте, пустил в него последний заряд.
– Клянусь богом, господин Шико, – портной очень уж плохо починил вам одежду, вы сейчас, прости господи, еще оборваннее, чем раньше.
Шико на этот раз не пожелал быть освежеванным, словно заяц, в раме импоста. Он уселся подле самой двери и сделал вид, что заснул. Но случайно или, вернее, из милосердия дверь приоткрыли, и Шико, смущенный и униженный, вернулся во дворец.
Его растерзанный вид тронул пажа, все еще находившегося на своем посту.
– Дорогой господин Шико, – сказал он ему, – хотите, я открою вам, в чем тут весь секрет?
– Открой, змееныш, открой, – прошептал Шико.
– Ну так знайте: король вас настолько полюбил, что не пожелал с вами расстаться.
– Ты это знал, разбойник, и не предупредил меня!
– О господин Шико, разве я мог? Это же была государственная тайна.
– Но я тебе заплатил, негодник!
– О, тайна-то, уж наверно, стоила дороже десяти пистолей, согласитесь сами, дорогой господин Шико.
Шико вошел в свою комнату и со злости заснул.
Глава 21
Обер-егермейстер короля Наваррского
Расставшись с королем, Маргарита тотчас направилась в помещение своих придворных дам.
По пути она прихватила своего лейб-медика Ширака, ночевавшего в замке, и вместе с ним вошла в комнату, где лежала мадемуазель Фоссэз; бедняжка, мертвенно-бледная, пронизываемая любопытствующими взглядами окружающих, жаловалась на боли в животе, столь жестокие, что она не отвечала ни на какие вопросы и отказывалась от всякой помощи.
Мадемуазель Фоссэз недавно пошел двадцать первый год; то была красивая, статная девушка, голубоглазая, белокурая; ее благородный гибкий стан дышал негой и грацией. Но вот уже около трех месяцев она не выходила из комнаты, ссылаясь на необычайную слабость, приковавшую ее сначала к кушетке, а затем к постели.
Ширак первым делом приказал всем удалиться; стоя у изголовья постели, он ждал, покуда вышли все, кроме королевы.
Мадемуазель Фоссэз, напуганная этими приготовлениями, которым бесстрастное лицо лейб-медика и ледяное лицо королевы придавали известную торжественность, приподнялась с подушек и прерывающимся голосом поблагодарила свою повелительницу за высокую честь, которую та ей оказала.
Маргарита была еще бледнее, чем мадемуазель Фоссэз; ведь уязвленная гордость заставляет страдать гораздо больше, чем жестокость или болезнь.
Несмотря на явное нежелание девушки, Ширак пощупал ей пульс.
– Что вы чувствуете? – спросил он после беглого осмотра.
– Боли в животе, сударь, – ответила бедняжка, – но это пройдет, уверяю вас, если только я обрету спокойствие…
– Какое спокойствие, мадемуазель? – спросила королева.
Девушка разрыдалась.
– Не огорчайтесь, мадемуазель, – продолжала Маргарита, – его величество просил меня зайти к вам и ободрить вас.
– О, как вы добры, государыня!
Ширак отпустил руку больной и сказал:
