— Константинополь мне отлично подходит, сэр Джеме. Именно туда я направлялась, когда случилось кораблекрушение. Я отправилась в путешествие… уже довольно давно, чтобы встретиться там с одним из членов семьи моего отца. Он был француз, вы это знаете, и когда я бежала из Англии, то приехала во Францию в надежде найти кого-нибудь из его родственников. Но не осталось никого… или почти никого! Пожилая кузина, находящаяся под надзором императорской полиции.
Она сказала мне, что в Константинополе живет один из наших дальних родственников, который, безусловно, будет счастлив принять меня, и что путешествие — лучшее утешение. Так что я поехала, но несчастный случай заставил меня провести несколько месяцев на острове Наксос. Там я и познакомилась с Теодоросом, моим слугой. Он спас меня от гибели, дал мне пристанище и ухаживал за мной, как мать. К несчастью, на нас напали пираты…
Сэр Джеме так широко улыбнулся, что его бакенбарды поднялись до ушей.
— Он действительно очень предан вам. Получить такого слугу — большое везение. Итак, я отвезу вас в Константинополь. Мы будем там, если ветер останется попутным, дней через пять — шесть. Но я зайду на Лесбос, чтобы достать для вас какую-нибудь одежду. В таком наряде вам нельзя выйти на берег! Безусловно, это очень красиво, но мало соответствует существующим обычаям. Нельзя забывать, что мы уже на Востоке.
Он говорил теперь непринужденно, размякнув от откровенности Марианны, радуясь этому уходу в прошлое, смешивая перспективы предстоящего краткого путешествия вместе с воспоминаниями о былых днях, которые на время вернули их обоих на зеленые лужайки Девоншира.
Марианна довольствовалась тем, что слушала его. Ей стало не по себе, когда она обнаружила, с какой легкостью может убедительно лгать. Она смешала правду с вымыслом так умело, что это изумило и встревожило ее. Слова лились сами собой Она даже заметила, что теперь получила удовольствие от этой комедии, которую ей приходилось играть, комедии без другой публики, кроме себя самой, чтобы оценить успех, являвшийся высшим проявлением ее таланта; ибо провал не кончится простым освистыванием, но вполне может завершиться тюрьмой или даже смертью.
И в самом сознании опасности было что-то возбуждающее, что возвращало ей вкус к жизни и позволяло понять, что составляло силу такого, как Теодорос.
Конечно, он боролся за независимость своей страны, но он также любил любую опасность, он выискивал ее ради неистовой радости схватиться с ней в бою и победить Может быть, он и не стал бы отстаивать свободу, если бы это не было связано с трудными и опасными приключениями.
Она сама внезапно обнаружила в Своей миссии другой привкус, не тот, горький, долга и принуждения, а привкус, который часом раньше она с ожесточением отвергла бы. Может быть, потому, что до сих пор она, эта миссия, обошлась ей слишком дорого, чтобы не довести ее до конца!
Из долгого монолога сэра Джемса она узнала также, что мужчина в белом костюме был некий Чарльз Кокрель, молодой лондонский архитектор, страстный любитель древних камней. Его взяли на «Язон»в Пирее вместе с его товарищем, архитектором из Ливерпуля по имени Джон Фостер, с которым они направлялись в Константинополь, чтобы получить от османского правительства разрешение на раскопки обнаруженного ими храма. Афинский паша по каким-то совершенно неясным причинам отказал им в таком разрешении. Они странствовали вместе за счет английского клуба любителей древности и прибыли из Эгины, где уже проявили свой талант.
— Лично я предпочел бы, чтобы они отправились на другом корабле, — признался сэр Джеме. — Это люди неуживчивые и заносчивые, из-за которых у нас могут быть некоторые трудности с Портой. Но успех лорда Элджена, который отправил в Лондон необычайную коллекцию мрамора из храма в Афинах, вскружил им голову: они хотят сделать то же и даже больше! Потому они изводят наше посольство в Константинополе письмами с жалобами, касающимися плохого отношения турок и равнодушия греков. Если бы я не согласился взять их, мне кажется, они бросились бы на абордаж!..
Но случайные пассажиры фрегата мало интересовали Марианну. Она не собиралась общаться с ними и без обиняков заявила об этом командиру.
— Мне кажется, будет лучше, если до прибытия я не буду оставлять эту каюту, — сказала она. — Прежде всего, вы не знаете, под каким именем меня представить. Я больше не мадемуазель д'Ассельна, и не может быть и речи, чтобы я использовала имя Франсиса Кранмера…
— А почему не леди Селтон? Вы последняя наследница и имеете полное право на имя ваших предков. Во всяком случае, у вас же был паспорт, когда вы покидали Францию?..
Марианна прикусила язык. Вопрос был более чем уместный, и она обнаружила, что радости обмана могут дать неожиданный рикошет.
— Я все потеряла при кораблекрушении, — сказала она наконец, — паспорт с… да, конечно, он был выписан на мое девичье имя. Но французская фамилия на английском корабле…
Сэр Джеме встал и отечески похлопал ее по плечу.
— Конечно, конечно… Но наши государственные трудности с Бонапартом не имеют ничего общего с нашей старинной дружбой!..
Итак, вы будете Марианной Селтон, ибо я опасаюсь, что вам все-таки необходимо показаться: кроме того, что эти люди любопытные, как кошки, у них невероятное воображение. Ваше романтическое появление их сильно поразило, и они способны сочинить бог знает какую историю с разбойниками, которая может причинить мне неприятности в адмиралтействе. Для нашего обоюдного спокойствия будет лучше, если вы станете полностью англичанкой!
— Англичанка, которая скитается по греческим морям с таким слугой, как Теодорос? Вы считаете, что именно это может показаться им приемлемым?
— Абсолютно! — подтвердил сэр Джеме смеясь. — У нас эксцентричность не считается грехом, это скорее признак благородства.
Эти два парня — добрые буржуа. Вы же — аристократка, в этом и вся разница. Они будут у ваших ног, и, кстати, вы их уже очаровали…
— В таком случае я удовлетворю любопытство ваших архитекторов, сэр Джеме, — согласилась Марианна со смиренной улыбкой. — К тому же я так вам обязана и буду в отчаянии, если мое спасение причинит вам хоть малейшую неприятность.
ГЛАВА VIII. НОЧЬ НА ЗОЛОТОМ РОГЕ
Прошло чуть больше четверти часа, и английский фрегат остановился в небольшом порту Гаврион на острове Андрос, а шлюпка повезла на берег Чарльза Кокреля, который, аргументируя свое желание знанием греческого языка, буквально вымолил у коммодора разрешение поручить ему исполнение весьма доверительной миссии.
Может быть, он был слишком назойлив, но, безусловно, человек изворотливый, ибо через час он вернулся с комплектом женской одежды, которая хотя и была местная, но очень живописная и шла к лицу: Марианна начала привыкать к модам Архипелага, и новый гардероб привел ее в восхищение. Тем более что галантный архитектор добавил к нему несколько украшений из серебра и кораллов, делавших честь искусству местных ремесленников, равно как и его собственному вкусу.
