только тяжко, как-то по-особенному вздыхал.
Было непонятно, то ли он вдыхает ароматы поля, то ли понуро размышляет о своей жизни или скором отъезде из этих красот.
Лера чуточку осмелела и сказала вдруг:
— Приезжайте на следующее лето. С семьей… Представьте ей эту красоту.
Всеволод Иванович помолчал немного, а потом сказал:
— Это вы хорошо сформулировали… “Представить красоту”. Это надо запомнить.
Они вернулись в дом, Лера стала сразу хлопотать, собирать в пакет для жильца разные вкусняшки. И даже поставила небольшую баночку соленых огурцов. Она заметила, с каким удовольствием он ест их почему-то по утрам. Запивая рассолом. Лицо его преображалось от удовольствия. Зашел сосед Коля, принес зачем-то новую блестящую подкову.
— Возьми, Иваныч, на счастье.
Всеволод Иванович подкову взял и быстро сунул Коле в руку денежку. И Коля тут же исчез.
Как по расписанию явился вдруг в нужное время запыленный сильно джип.
Водитель, не выходя и только опустив оконное стекло, сказал улыбнувшись:
— Подано…
Всеволод Иванович так резко рванул с места к этой машине, подбежал к ней, и Лере показалось, что он ласково погладил ее испачканные дорогою широкие бока. Нет, не показалось.
На задней дверце остался след от его ладони.
Через минуты, он уже сидел на переднем сиденье и жал руку водителю, скорее всего приятелю, так как они еще и облобызались.
Машина исчезла. Будто ракета стартовала. Она только тут заметила, что жилец оставил пакет с гостинцами её. И почему-то расстроилась.
В комнате, где обитал Всеволод Иванович, она нашла стопку чистой бумаги на столе. Впрочем на одном листочке было написано “Предъявите им эту красоту”.
Фраза была несколько раз подчеркнута.
Лере она показалась знакомой, но она не стала думать об этом. Ей нужно было убрать постельное белье, постирать его, и пока солнце, высушить.
Она аккуратно взяла стопку чистых листов бумаги и аккуратно положила их на верхнюю полку буфета, сбросив оттуда ненужный какой-то хлам. Она понимала, что чистый лист — уже шедевр.
— Пусть полежит, может и на следующее лето явится, — обнадежила она себя.
А машина с Всеволодом Ивановичем уже выбралась на вольное шоссе и с некоторым превышением скорости ехала в столицу.
Всеволод смотрел в окно, можно сказать, без всякого интереса. Он глянул на водителя, и тот, поняв его немой вопрос, ответил:
— Я и так гоню, успеем. Без нас не начнут.
А Лера развешивала настиранное после жильца белье и что-то рассказывала соседу Коле, который весело смеялся услышанному.
— Передай своему хозяину, чтобы повеселей мне постояльцев направлял. А то этому не знаешь как угодить. Годила, годила… а он тоскует.
— Куда нам, — улыбался слегка выпивший Коля. — Столица! Она! — уважительно он поднял грязный указательный палец к небу. — Куда нам.
А Всеволод Иванович, почти засыпая на гладком высокоскоростном шоссе, запоздало сожалел о том, что ничего не писалось ему, ничего не приходило в голову.
Из поездки запомнилась всего одна фраза, но она была, как чужой бриллиант. Всеволоду Ивановичу не подумалось вовсе, что Лера точно так же думала о нем. Он даже не допускал, что такие фразы могут быть в ее лексиконе.
И он решил так назвать возможный свой новый рассказ. И он уснул на этом своем решении. Заметив это, водитель прибавил скорость, и машина полетела по пустынной дороге, которая с этого лета была уже платной.
Яркая тетрадь,
27 декабря 2021
На ветру
“Отвыкли мы от суровостей”, думала Эмма, застегивая поплотнее длинное свое черное суконное пальто. А сильный ветер, который дул со спины, сам накинул ей на голову капюшон.
Эмма шла пешком с работы. До дома ей было всего ничего, да еще в помощниках ветрила, который налетал и гнал вперед зазевавшуюся публику, гнал в дом, в уют.
Эмма с радостью подчинилась ему, хоть колючее его дыхание старалось забраться к ней под капюшон, и согреться там, у пушистой вязаной её шапочки.
Эмма еще раз подумала о том, что как изнежилось человечество, она сделала такой вывод, глядя на людей, которые старались уберечь себя от грубых порывов внезапной стихии, гнавшей их с широкой сквозной улицы. Одни держали шляпу на голове, другие супонились в капюшон, и всё двигалось и бежало.
И уже через полчаса Эмма входила в свой двор. Странный это был двор. Самый главный дом в нем, с окнами на набережную, занимали крупные местные чиновники.
Они выкупали целые этажи в свое время. И теперь, двор стал другим. Исчез богемный молодняк с первых этажей, исчезли лавки, и был спилен старейший в этом дворе тополь. Разом исчезли вороны, имеющие на нем гнезда, и воробьи почему-то тоже исчезли. Во дворе стало тягостно тихо, только рыкали по утрам заводившиеся “Мерседесы” и “Ауди”, развозившие своих хозяев на службу.
Эмма давно и быстро разлюбила свой двор, за эту гадкую тишину в нем, и особенно за фальшивую детскую площадку, со свежеокрашенной, и какой-то стерильной горкой на ней. Потому как детей у этих чинуш не было, то горка эта и качельки вносили какое-то впечатление искусственности и ненужности.
Эмма прошла мимо охранника, тощего, тщедушного, но с таким злым взглядом, что вид его внушал почтенный страх и удивление.
Эмма едва кивнула этому гневному служебному лицу и пошла к себе.
Закрыв за собой дверь, она разом погрузилась в тишину и тепло. Скинув пальто на вешалку, Эмма прошла в ванную, долго отмывала руки после улицы. Делала это тщательно и с любовью.
На кухне включила разом чайник и телевизор. И открыла ноутбук.
Все предметы были в её распоряжении и служили ей давно и исправно, подставляя плечо или мышку при поиске ответа на внезапный какой вопрос.
Эмма налила себе чай, взяла любимые сухарики. Все движения и передвижения её по квартире были крепко повязаны заученной давно моторикой. Они, движения, были легки и уважительно податливы. И оказывали одни приятности уставшему за день телу.
Эмма работала в библиотеке, она весь день каллиграфическим своим почерком заполняла карточки и расставляла их в каталожные ящики. Конечно, у них были и компьютеры, куда были занесены все фонды. Но картотеку никто пока не отменял. И Эмме эта часть в её работе особенно нравилась.
В дверь неожиданно позвонили. Эмма даже вздрогнула от этого забытого звука.
За дверью стоял молодой человек с букетом цветов и какой-то коробкой. Это была служба доставки, и Эмме за её подпись были вручены эти странные и неожиданные подарки.
Курьер исчез, а Эмма не спеша и в глубокой задумчивости прошла на кухню, чтобы