— Потому, что это царство определенности, где то, что кто-то говорит, соотносится с тем, что есть на самом деле.
— Я не понимаю, — сказала Эвлуэла.
— В этом месте невозможно лгать, — сказал ей Гормон. — Можно ли представить себе памятник старины, который бы стоило больше оберегать, чем этот?
Он вступил в узкий проход, фигура его стала размытой, и я поспешил за ним. Эвлуэла колебалась. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем она решилась войти. Она помедлила, уже стоя на пороге, словно ее сносило ветром, который дул вдоль невидимой границы, разделяющей внешний мир и этот закоулок вселенной, где мы стояли.
Уста Правды находились во внутреннем отсеке. Очередь тянулась именно туда, и Указатель с важным видом контролировал поток входящих в святилище. Прошло некоторое время, прежде чем нам было разрешено войти. Мы оказались перед барельефом, изображающим голову свирепого чудовища: барельеф был прикреплен к стене, изъеденной временем. Ужасные челюсти широко открыты; разверстый рот — темная и зловещая дыра. Гормон кивнул, окинув эту голову взглядом, словно удовлетворенный тем, что все оказалось точно таким, как он себе представлял.
— И что теперь надо делать? — спросила Эвлуэла.
Гормон сказал:
— Наблюдатель, положи свою правую руку в Уста Правды.
Я нахмурился, но подчинился.
— Теперь, — сказал Гормон, — один из нас задаст вопрос. Ты должен ответить на него. Если ты солжешь, челюсти сомкнутся и отсекут твою руку.
— Нет! — воскликнула Эвлуэла.
Я обеспокоенно взглянул на челюсти, касающиеся моего запястья. Наблюдатель без рук — человек без дела. Во времена Второго Цикла можно было заказать протез получше собственной руки, но Второй Цикл давно закончился, и подобную роскошь теперь уже не найти.
— Как такое возможно? — спросил я.
— Воля Провидения необычайно сильна в пределах этого помещения, — ответил Гормон. — Она неумолимо отделяет правду от лжи. За этой стеной спят три Сомнамбулы, через которых и говорит Провидение, и они управляют Устами. Ты боишься Провидения, Наблюдатель?
— Я боюсь своего собственного языка.
— Смелее. Еще никогда перед этой стеной не произносилась ложь. И никто еще не потерял здесь руки!
— Тогда вперед, — сказал я. — Кто задаст мне вопрос?
— Я, — сказал Гормон. — Ответь мне, Наблюдатель, ответь честно, можно ли сказать, что жизнь, посвященная Наблюдению, это жизнь, проведенная с пользой?
Несколько долгих мгновений я молчал, собираясь с мыслями и глядя на челюсти.
Наконец, я сказал:
— Быть на страже во имя человека — это, наверное, самое благородное дело, которому себя можно посвятить.
— Осторожно! — закричал встревоженный Гормон.
— Я еще не закончил, — сказал я.
— Тогда продолжай.
— Но посвящать свою жизнь поиску мнимого врага — бесполезное занятие. Превозносить того, кто долго и добросовестно ищет врага, который никогда не придет, — глупо и грешно. Моя жизнь прошла впустую.
Челюсти Уст Правды не дрогнули.
Я вынул руку. Я смотрел на нее так, будто она снова выросла из запястья. Я вдруг почувствовал, что постарел на несколько циклов. Эвлуэла стояла с широко распахнутыми глазами и, прижав руки к губам, казалось, была потрясена тем, что я сказал. Мои слова словно повисли в воздухе перед лицом этого страшного идола.
— Сказано откровенно, — сказал Гормон, — хотя и без особой жалости к себе. Ты слишком сурово судишь себя, Наблюдатель.
— Мне было жаль руку, — ответил я, — ты бы хотел, чтобы я солгал?
Он улыбнулся и повернулся к Эвлуэле.
— Теперь твоя очередь.
Явно напуганная, маленькая Воздухоплавательница приблизилась к Устам Правды. Ее тонкая рука дрожала, когда она просунула ее между плитами холодного камня. Я с трудом поборол желание броситься и оттащить ее от искаженной в дьявольской гримасе головы.
— Кто будет задавать вопрос? — спросил я.
— Я, — ответил Гормон.
Крылья Эвлуэлы слегка дрогнули под одеждой. Лицо ее побледнело, ноздри раздулись, и она закусила нижнюю губу. Она сгорбилась и с ужасом смотрела на то место, где лежала ее рука. А сзади на нас, словно из пелены тумана, глядели неясные лица; губы произносили слова, которые, без сомнения, означали недовольство нашим затянувшимся визитом к Устам Правды. Но ничего не было слышно. Воздух был теплым, влажным и затхлым, словно поднимался из скважины, которую пробурили в пластах Времени.
Гормон медленно произнес:
— Прошлой ночью ты позволила Принцу Рама овладеть твоим телом. Перед этим ты отдавала себя Измененному Гормону, хотя такие связи запрещены обычаем и законом. Еще раньше ты была подругой Воздухоплавателя, который умер. У тебя могли быть и другие мужчины, но я ничего о них не знаю, да это и неважно для моего вопроса. Скажи мне вот что, Эвлуэла: который из трех доставил тебе самое большое физическое наслаждение, который из трех всколыхнул в тебе самые глубокие чувства и которого из трех ты бы выбрала своим другом, если бы у тебя была возможность выбирать?
Я хотел было запротестовать, потому что Мутант задал три вопроса, а не один, и не очень-то честно воспользовался подходящим моментом. Но я не успел, потому что Эвлуэла ответила без промедления, глубоко погрузив руку в Уста Правды:
— Принц Рама дал мне самое большое физическое наслаждение, которое я когда-либо знала, но он холоден и жесток, и я презираю его. Моего умершего друга Воздухоплавателя я любила сильнее, чем кого-либо до или после него, но он был слаб, а я не хотела бы иметь слабого друга. Ты, Гормон, кажешься мне почти чужим даже сейчас, и у меня такое чувство, что мне не знакомы ни твое тело, ни твоя душа, и все же, хотя пропасть между нами так велика, только с тобой я согласилась бы провести свою жизнь.
Она вынула руку из Уст Правды.
— Хорошо сказано! — воскликнул Гормон, хотя было заметно, что искренность ее слов и ранила его, и была ему приятна. — Ты вдруг обрела дар Красноречия, когда потребовали обстоятельства. Ну, а теперь мой черед рисковать рукой.
Он подошел к Устам Правды.
Я сказал:
— Ты задал первые два вопроса. Не хочешь ли довершить начатое и задать третий?
— Да, пожалуй, нет, — ответил он и свободной рукой он сделал жест, отклоняя это предложение. — Посоветуйтесь и задайте общий вопрос.
Мы отошли в сторону. Она, с несвойственной ей прямолинейностью, предложила свой вопрос и, поскольку я хотел спросить то же самое, я согласился и предложил ей начать.
Она спросила:
— Когда мы стояли перед глобусом, Гормон, я попросила тебя показать то место, где ты родился, а ты сказал, что его нельзя найти на карте. Это кажется очень странным. Скажи мне, тот ли ты, за кого себя выдаешь, действительно ли ты Измененный, скитающийся по Земле?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
