Все трое были очень колоритны. Один громоздкий, с широким мясистым лицом и сощуренным, слегка косящим глазом, едва помещался в кресле, апоплексический цвет лица наводил на мысль о грозящем инсульте. Другой – рослый, небрежно одетый и до того заросший бородой, усами и бакенбардами, что ассоциировался у Евгения с Бармалеем из детской сказки. Тупой нос, нависший над усами, казался квадратным. Он уставился на Евгения неодобрительным, словно осуждающим взглядом. Третий оппонент, мелкий и тщедушный, выглядел полной противоположностью своим коллегам, каким-то недомерком с лысой дорожкой ото лба до макушки, отчего лоб казался длинным и узким. Мелкий вертелся, что-то говорил тонким голосом то одному, то другому соседу, жестикулировал, своей суетливостью он чем-то напоминал героев известного французского киноактера Луи де Фюнеса. Подумав об этом, Евгений едва сдержал смех, оставив на лице улыбку, что можно было принять за дружелюбие и вежливость.
– Вот посмотрите. – Ответственный секретарь протянул ему свежий номер журнала, открытый на странице со статьей Сухиничева, озаглавленной «В чем ошибка исследователя Акиншина». Жирный, крупный шрифт заголовка не давал статье остаться незамеченной.
Евгений опешил. У него пересохло во рту. Улыбка сползла с его лица, с бьющимся о ребра сердцем он ошарашенно смотрел на броский журнальный разворот, медленно приходя в себя и обретая способность к обороне.
– Вот вы напечатали статью Сухиничева о моих ошибочных доводах и заключениях, – вымолвил он наконец, – ответ на мою работу. Как можно отвечать на то, что не опубликовано? Полемизировать с тем, что никому не известно? Вы же этим заранее предали анафеме мое открытие! И разве Сухиничев – истина в последней инстанции?
– Профессор Сухиничев – известный ученый, признанный всеми специалист и авторитет в данной области знаний, – вклинился “Бармалей”. – А кто вы? Одиночка, ничем не знаменитый и никакими заслугами не отмеченный…
Евгений внутренне подобрался, оскорбленный явной грубостью.
– Я тоже вас не знаю, чем вы знамениты и какими заслугами отмечены, тем более, что вы не представились, – сказал он запальчиво. Агрессия рождала агрессию. – Хотя, судя по всему, вы не одиночка, – он усмехнулся, обведя глазами всю троицу. – А если уж говорить об известности, то как можно ее добиться, если мне даже высказаться не дают?
Ответственный секретарь промолчал. Он ничего в этом не понимал, а после статьи Сухиничева, считавшегося новатором в онкологии, он окончательно определился. На стороне известного специалиста были знания и опыт, а его собственные знания и опыт подсказывали “ответственному”, что не стоит ради сомнительных открытий подставляться и становиться на пути уважаемых людей. У него теперь были веские основания для отказа Акиншину. Он бродил по сторонам ускользающим взглядом, уклоняясь от встречи с глазами собеседника и обдумывая обоснованный ответ.
– Но вы же высказались на заседании Академии? – воздел он брови, глядя куда-то вбок. – И кто вас поддержал?
– Именно там мне предложили напечатать работу в “Вестнике “ – с налету это трудно осмыслить. После публикации появились бы и сторонники и оппоненты, в дискуссии приводились бы обоснованные доводы. А так получается опровержение неопубликованного…
– Ваша статья – опровержение всего, чему меня учили в институте, – строго сказал “ответственный”, решившись наконец взглянуть Евгению прямо в глаза, – я должен все это забыть и отвергнуть.
– Ну, так уж и всё… – усмехнулся Евгений.
– И вообще уходить с этого места. Меня это не привлекает.
– Вот вы считаете, что рак может стать благом, – вмешался “недомерок”. – А при опухолях мозга – тоже благо?
Евгений ждал этого вопроса и проработал его, как самый опасный, наиболее тщательно и доходчиво для изложения.
– Рост опухоли ограничивает фермент каспаза-3.
– А то, что уже выросло?
– Я о выросшем и говорю. Что рассуждать об отсутствующем?
«Недомерок» понял, что сморозил глупость, состроил гримасу и пожал плечами.
– А если вы имеете в виду размер опухоли, – продолжил Евгений, – то ограниченная в росте, она со временем рассосется под воздействием регуляторных механизмов. Их можно усилить субстанцией Зотова. Но даже если она останется, другие участки мозга возьмут на себя функции утраченного.
– А если опухоль большая? – включился краснолицый.
– «Расстрелять» лазерным лучом и воздействовать опять-таки каспазой и регуляторными препаратами.
– И где же тогда обновление органа, омоложение его бессмертными клетками? – ехидно вставил «Бармалей». – Где провозглашенное вами благо?
– Мы пока не знаем, что будет при видоизменении нейронов, поэтому лучше оставить их как есть…
– Ну вот, не знаете, а говорите, – перебил краснолицый. – Не зная броду суетесь в воду! – … пока, на данном уровне развития науки, – повысив голос, продолжал Евгений, едва сдерживая раздражение. – А благо в том, что больной не умрет от этой болезни, не погибнет прежде отмеренного ему века, и ему не понадобится нейрохирургическая операция, мучительная и практически бесполезная при таком заболевании.
Он уже начинал злиться. Он не докторскую защищать сюда пришел. К чему этот запланированный разгром, какая-то облава на научное инакомыслие, если все уже заранее решено? И как бы отвечая на его мысли, «ответственный» взял с края стола его розовую папочку со статьей, протянул Евгению:
– Есть много научных журналов, где вы можете публиковаться. Всего хорошего.
Евгений схватил папку и выскочил в коридор. «Черт бы побрал! Черт бы их всех побрал!» – бормотал он проклятия, торопливыми от нервного возбуждения шагами покидая редакцию журнала научных вестей. Как прав был Гёте, говоря, что наука для большинства лишь средство к существованию, и они готовы обожествлять даже собственное заблуждение, если оно кормит их…И как это актуально даже два века спустя! Но нужно что-то делать. Нужно как-то адаптироваться в тех осложнениях, которыми обернулось его открытие. Неопытный борец, наивно ожидавший всеобщего ликования по поводу победы над раком, обескураженный совершенно противоположным отношением, он начал прозревать. Он понял, что предстоят серьезные схватки и с медицинскими светилами, ревнивыми к чужой славе, и с второразрядными специалистами, кто цепко держится устоявшихся канонов. Но в этой борьбе они с Зотовым не должны быть одиноки, им нужен авторитетный союзник. И он у них будет.
И даже не один. Ими будут вылеченные люди – те, у кого уже не осталось шансов, а среди пациентов есть и высокопоставленные. И за это не привлекут к суду как за эксперименты на людях – главным заступником, сильнее любого адвоката, станет спасенная жизнь. Один такой «эксперимент» уже есть – с женой его шефа, академика Бородина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
