Покидая территорию, не открывшую специалистам ни одной тайны, обратили внимание на качество входной двери. Да, действительно вещь! И тут один молоденький, осматривая прихожую, аж вскрикнул:
- Смотрите! Ключи!
Старший снял с крючка связку ключей, осмотрел и доложил по инстанции, что семья Ужовых любезно оставила внутри квартиры ключи от этой самой квартиры. Видимо, чтобы никому из посторонних не пришло в голову бросить дверь распахнутой...
- Ну, значит, они всё-таки сбежали через балкон, а ваши... их там ухитрились проморгать. На глазах у собравшихся, - издевательски отреагировала инстанция. - А ещё это означает, что прыгать с балкона умеет не только десятилетний Васька, но и его папаша.
Добавив несколько непечатных выражений, инстанция рявкнула в рацию:
- Закройте квартиру её родными ключами, закройте балкон, включите телефон с автоответчиком. Свет на кухне погасите. И валите оттуда. Ключи - сюда.
В это утро отец и сын Ужовы проснулись в непривычных условиях и ощущениях. Тайно пробравшиеся на территорию соклассницевой дачи, они от одного этого обстоятельства почувствовали себя изгоями, поскольку нарушили закон. А были ещё и другие известные обстоятельства. И без Марии невесело.
Спали на высокой кровати без постельного белья, закутавшись в свои куртки. Заснули быстро, но проснулись рано. Умывались лихорадочно, старший брился напряжённо, изо всех сил стараясь не порезаться. Он очень боялся оставить где-нибудь хоть каплю крови. Щетина не поддавалась. Выбриться не удалось.
Безотчётная аутогемофобия стремительно развилась и у Васьки: он даже ходить стал какой-то особой походкой, словно каждую секунду готовился взлететь. Васька огибал все предметы, даже округлые. Боялся вилок и ножей. Завтракал руками. Собирая ночью вещи, он взял только безопасные предметы и мягкую пищу: хлеб, короткие сардельки в натуральной оболочке, небольшие бананчики.
Выполнив утренние ритуалы, Ужовы сели в гостиной, включили телевизор и стали ждать новостей.
В первом же выпуске им сообщили, что в Институте генетики произошла крупная кража бесценного материала и подозревается бесследно исчезнувшая директриса. В доме, где она законопослушно и тихо проживала с мужем и сыном, установлено, что ничего не установлено, кроме одного-единственного факта, полученного от Васькиной соклассницы: мальчишка болен какой-то странной хворью, от которой нет спасения. Здесь всплыли циркуль и Муська, но всё было так ловко перемонтировано с ног на голову, что Васька застонал.
- Пап, а почему никто ни звука про прыжок с балкона? Это, кажись, поинтереснее циркуля.
- Вот именно поэтому, - мрачно ответил Иван Иванович.
- И что нам делать теперь? Маму разыскивают явно, нас с тобой вроде как заодно с ней, но не так подают материал, как всё оно было.
- Сынок, пойми сейчас и крепко запомни: так называемая правда в прессе всегда была, есть и будет, очень мягко выражаясь, относительной. Ловить будут нас всех троих, но повод обязан быть понятно доложен телезрителям. Если ловят нарушителей закона - все всё понимают. Если ловят законопослушных граждан только из-за их заражённости бессмертием, тут в один простой репортаж не уложишься. Я не журналист, но и не идиот. И тебе советую: на всё, что ты с этого дня будешь слышать по телевизору, по радио или читать о нас, реагируй прежде всего одним главным вопросом: зачем?
- В каком смысле?
- Зачем тот или иной вещательный прибор даёт тебе именно ту информацию, которую ты должен принять как правдивую.
- А как я буду отвечать себе на этот вопрос, если в чудесном мире взрослых всё очень и очень подозрительно? - Васька был умный ребенок.
- Это не сразу, но придёт. Главное - первый шаг. То есть побольше этого самого зачем. Понял?
- Да. Я хочу есть.
- Зачем? - усмехнулся Иван Иванович. - Мы только что позавтракали. И в любом случае мы от голода не умрём.
- Ну, пап, ну ты чего... - заныл Васька.
- Мы же бессмертны, сынок. Зачем нам тратить время и деньги на еду?
- Пап!!! - крикнул Васька. - Я привык есть. И я хочу капризничать!
- Ну-ну, ладно, это я так. Шутки у меня теперь такие. Своеобразные. Покапризничай. В холодильнике я видел сосиски.
Из телевизора донеслась музыка, резкая и тревожная. Ужовы даже вздрогнули от неожиданности.
- В эфире "Криминальная хроника", - сообщил ведущий. - Вчера жители одного из домов... стали свидетелями падения с десятого этажа ребёнка...
- Ну-ка, давай, давай. - Ужовы впились в экран.
- Мальчик выбросился или был сброшен с балкона квартиры, где проживал вместе с родителями... Если вам известно местонахождение его родителей, - на экране вы видите их фотографии, - сообщите, пожалуйста, по телефонам...
Даже при большой фантазии ни один зритель не связал бы первое новостное сообщение про кражу с вот этим фрагментом "Криминальной хроники". Как будто два разных события произошли чуть ли не в разных районах города.
- О! Понял, Васёк? - Ужов ткнул пальцем в экран. - И ни звука правды!
- Понял, пап, - зевнул Васька. - И даже понятно - зачем... Нас ищут, но найти хотят так тихо и ловко, чтобы никто не знал о наших... особенностях. И о родстве.
- Интересно, где сегодня ночевала мама? - проговорил Иван Иванович.
- Тебе жалко маму? - спокойно осведомился Васька. - Ведь всё это из-за неё, между прочим.
- Да. Мне её жалко. Я ведь ещё и люблю её, к твоему сведению.
- Зачем? - спросил Васька.
Иван Иванович не ответил. Он выключил телевизор, уложил вещи в сумку и пошёл в разведку - осмотреть окрестности. Он не хотел задерживаться на этой даче, весьма, кстати, уютной и теплой. Его угнетал статус разыскиваемого беглеца, но остановить свой бег он уже не мог. Телевидение всё разъяснило ему вполне доходчиво.
Мария провела ночь на Красной площади, в сверхъестественных беседах с сибирскими историками, а под утро они пригласили её поспать в арендуемой ими комнатке близ метро "Кропоткинская". Мария согласилась, побоявшись признаться, что не хочет спать вовсе.
Это было что-то новенькое. Раньше она очень любила покемарить. В любой обстановке она прежде всего изыскивала возможность прикорнуть минут на пять - десять. Это превосходно освежало душу и тело, и её фирменное, вечно радостное и ровное настроение, которому она была обязана большей половиной своей карьеры, - оно тоже было продуктом её чудесного умения спать. Даже с открытыми глазами. Даже на важных заседаниях и научных симпозиумах. И никто ничего не замечал. Один лишь Иван Иванович Ужов знал про это удобное умение жены краткосрочно отключаться по собственному желанию и легко возвращаться в бодрствование неуличённой.
Втроем двинулись к "Кропоткинской". Сибиряки, утомлённые ночной прогулкой, приумолкли, а Мария получила возможность поразмышлять над новой информацией, которая была столь оглушительна, что на время затмила горестные думы об оставленных домочадцах.
Ленин с аудиокассеты был презабавнейший тип. Он знал, например, когда должна рассыпаться Земля. Он сообщил, что человек, со своей неуёмной жаждой власти над себе подобными и, естественно, над природой, уже тысячи раз мог погибельно расковырять родную планету, но есть космические сущности, не позволяющие этого. И что помощь от незримых, но сильных и мудрых учителей идёт к землянам ежесекундно. И что есть также вполне зримые, во плоти, светлые учителя, живущие среди людей с одной главнейшей задачей: направлять безумство человеков на созидание и сохранение. В то время как человеки всё спорят: есть ли Бог...
Последнее - про Бога - Мария додумала сама. Ленин мыслил другими категориями. Но как ни верти, всё равно получалось так: люди живут, не ведая, что творят, а чуткие неземные руководители зачем-то их регулярно спасают. Наверное, сама Земля всё ещё очень нужна космическому сообществу. Да, кстати, а на Земле именно Россия есть главная страна, которая и спасёт человечество, сообщил покойный вождь.
Там было ещё много интригующего, однако Марию пока особенно заинтересовали рассказанные Лениным сюжеты про Россию, революцию, Крупскую, Горького и других. Всё не по учебнику, всё иначе. Будто кто-то лет сто держал над страной мощные витражи-светофильтры, а потом убрал, открылась иная географическая карта, и новый мир пока неописуем.
Ох ты, родимая сторонка. Любимая и ненаглядная. Мария на время даже забыла, что в столице её любимой страны в данный момент идёт интенсивная охота на неё лично, её мужа и сына.
Пришли в комнатку. Оказалось, ещё живы громадные коммуналки с велосипедами в коридоре, общими ванными, ароматами кухни с двумя плитами, на вечно рабочем пространстве которых днём и ночью соединяются летучие фракции пяти-шести борщей и старого белья, кипящего в бочках из толстого алюминия прошлого века.
"Здесь не меньше семи комнат", - подумала Мария, тщетно пытаясь пересчитать двери. За каждым поворотом коридора открывались всё новые горы барахла - и двери, двери. Почему подумала, что не меньше семи? Сама себе она ответила фразой, невозможной ранее: "Я слышу не менее семи тонов утренней тишины..." Так изысканно выражаться мог, будучи в хорошем расположении духа, только Иван Иванович. Теперь, лишенная поддержки мужа, Мария начала пользоваться его богатствами заочно.
