собой.
– Зато я свою не захватила, так что как-нибудь в другой раз, – пристраиваясь на пассажирском, отзывается она. – Выйди на трассу в город, дальше разберёмся.
– Как пожелаешь, – жух-жух и я уже за рулём, завожу двигатель и разворачиваюсь, объезжая вымытые дождями ямы и оставшихся на обочине свидетелей нашего побега. – Не могу не заметить, ты шикарно смотришься в моей машине. Прям будто в комплекте продавалась.
– Продавалась? – вкрадчиво уточняют.
Эм. Что, опять не то что-то вякнул?
– Не придирайся. Ты меня поняла. Это был комплимент.
– Да, и в этом весь ты. Сделать комплимент оскорблением – твоя фишка.
– Главное, она у меня есть, – чем дальше удаляемся от деревни, ныряя в кукурузные и пшеничные поля – тем становится легче дышать. И дело вовсе не в кондее, включённом на максимум. Не знаю, просто парит меня вся эта атмосфера деревенской глуши. И персоны, поселившиеся через забор. Кстати, о нём. – Как твой женишок отреагировал на то, что мы куда-то укатываем?
– У женишка есть имя.
– Да. Теперь есть. Но ты не ответила.
– Никак.
– Никак – в смысле, ему всё равно?
– Никак – в смысле он пока не знает.
– Ууу, а ты плохая девочка.
– Нечаев, оставь скабрезные умозаключения при себе. Будь добр.
– У меня так-то тоже есть имя, – замечаю я. А то всё Нечаев, Нечаев. По пальцам можно пересчитать, сколько раз она обращалась ко мне не по фамилии.
– Да. Я видела твой паспорт.
– Когда?
– Всякий раз, когда ты совал его мне, предлагая оставить автограф в графе “семейное предложение”.
– Могу ещё разок предложить. Мы как раз за платьицем катимся, я там себе и смокинг могу прихватить. Совместим приятное с полезным, ммм? Есть же у вас где-то ЗАГС или хотя бы МФЦ?
– А МФЦ зачем?
– Как зачем? Там тоже можно расписаться. Я промониторил. Только и жду сигнала.
Покачав головой, Демидова молча тянется к радио, переключая кнопки станций.
– Оставь, – торможу её, перехватывая за кисть, когда она попадает на нашу песню. Рука торопливо отдёргивается, прерывая контакт. Ну-ну. Делаем вид, что я чумной? Не надо брехать, знаю я, чего ты стремаешься.
Зато по салону теперь разливается мелодичный женский голосок, чередующийся с мужским и менее мелодичным. Моим, собственно. У нас как выходит: вроде бы и попса, но с уклоном в хопчик[21]. Иногда даже в репчик. Интересный микс, короче.
Где ты? С кем ты? Как ты?
Разбежались две судьбы.
Прости, но я говорила сразу:
Нам не по пути.
В этом некого винить
Ты и сам знаешь,
Так бывает:
Кто-то находит, кто-теряет.
– Это так странно, – с минуту вслушиваясь в свой куплет, подаёт голос Пуля.
– Слышать себя со стороны? – понимающе уточняю.
– Да. Словно бы ты, а словно и нет. И дело даже не в обработке.
Правильно. Её здесь толком и нет. У нас есть маленький бзик – мы против фанеры[22]. Пускай выступление выходит при этом неидеальным, пускай порой не дотягиваются ноты или вовсе шалит аппаратура, но никто не упрекнёт нас, что мы способны лишь открывать рот.
Каждая песня, каждый наш выход на сцену даёт эмоции. Каждую строку мы пропускаем через себя. Снова и снова. Зал это чувствует, поэтому отдача колоссальная. И вот это, наверное, самое крутое в том, что мы делаем.
Где ты? С кем ты? Как ты?
Я звоню, но в ответ гудки.
Мне плевать на твои слова,
Но ты права, ты была права.
В мокрых кроссах по лужам,
Забив на дождь,
Я иду к тебе
Вдоль ночных дорог…
– К этому быстро привыкаешь, – мне самого себя вполне норм слышать, за год в сольном плавании привык. Это Паулина крутится в большом мире шоу-бизнеса всего ничего, но и она обвыкнется.
Нет. Всё-таки, наша коллаборация[23], на которой опять же я настоял – идеальная тема. Всего за несколько недель мы подняли мой весьма скромный из-за высокой конкуренции на рынке уровень ротаций[24] до первых строчек хит-парадов. Не знаю, почему, но давно повелось, что девушка в группе самый беспроигрышный вариант.
Слишком быстро выезжаем в цивилизацию. Время беспощадно. Почему оно тянется там, где не нужно и так стремительно летит, когда просишь его притормозить?
– Куда? – тормозя на красном светофоре, киваю на таблички с указателями улиц.
– Навигатор показывает налево.
– Налево так налево. С тобой хоть сколько раз можно налево.
Чего, снова мимо? Молчание – золото, я понял.
Ещё через четверть часа петляний и остановок на пешеходках тормозим возле самого крупного и распиаренного в городе Свадебного Салона, приютившегося на первых этажах многоподъездных бетонных гусениц.
– А ты куда? – удивляется она, видя, что я собираюсь вылезать следом за ней.
– Что значит, куда? С тобой.
– Издеваешься?
– Разве что над самим собой.
Садо-мазохист, отвечаю. Никаких крюков и прищепок не надо, чтоб профессионально делать себе "бо-бо".
– Тим, не надо.
– Боишься передумать?
Ух, как молнии сверкают в этих ясных синих очах. Правда глаза колет, малыш?
– Как знаешь.
То-то же, а то артачится.
Входим под звон навесного китайского колокольчика в прохладное помещение, слепящее от преобладания белого. Слева, справа, впереди, везде – длинные стойки
