Дневник на итальянском
Пролог
Наше время
Джеймс
Два года. Семьсот тридцать дней. Бесконечное количество часов, которые отзывались больными воспоминаниями. Минуты, которые неслись так медленно, что я стал ненавидеть часы. Утра, в которые не хотелось просыпаться. Ночи, в которые не хотелось засыпать, чувствуя на себе чужие женские руки, чужое тепло, которое отзывалось холодом в теле и без эмоциональные разговоры, в которые не хотелось втягиваться. Вся боль, попытки забыть и начать заново, годами выработанное бесчувствие и…всё забылось, стоило снова увидеть её.
Года, как один день. Тысячи томящих болью минут были восполнены парами секунд, когда я мог просто опять видеть её. Не представляя в любую свободную минуту, не вспоминая улыбку и смеющийся взгляд, не видя во сне, а…глядя наяву. Перед собой. Настоящую.
И больше не мучая себя представлениями о том, как пройдёт наша встреча. Невозможно было предугадать, что волна, казалось, остывших чувств, — хотя я ни дня ни черта не забывал, — обрушится цунами. Больше не было необходимости представлять. Всё было по-настоящему.
Она была слишком красива. Теперь, черты её лица стали взрослее, взгляд более выразительный, но всё с теми же искрами, как два года назад… Глаза горели после каждой улыбки, от каждого произнесенного слова, с неподдельной радостью и счастьем, исходившим изнутри девчонки. Тяжелые каштановые пряди волос, нежно спадали на плечи, обрамляя лицо. Воспоминания подкинули очередной кадр из прошлого, где Эрика, закинув ноги на стену, уложила голову на мою грудь, громко смеясь и улыбаясь, а шелковистые пряди рассыпались по подушке, отдавая свежим запахом сакуры. Её запахом.
Я не мог смотреть на сводную, но и взгляда, вопреки чертовому разуму, отвести не мог. Взрослая, чертовски красивая, с той же настоящей улыбкой, но уже не для меня. Я должен был сдвинуться с места, сделать то, зачем пришёл, просто пройти мимо и кинуть избитое «привет». Мол, я здесь, я вернулся. Только стоило мне снова настроить себя на поведение морального урода, как она обернулась. Случайно, невольно, словно почувствовав на себе мой взгляд. И лучше бы в тот момент мне выкололи глаза или залили кислотой, чтобы я не видел, с какой болью и неожиданностью исказилось её лицо.
До момента, когда наши взгляды завязались, ведя безмолвные ментальные переговоры, я думал, что совершенно не умею читать людей, но взгляд Эрики, в котором одна за другой проносились картины нашего совместного прошлого, и проносились отголоски её новой жизни, заставил усомниться. Как человек, у которого всю жизнь не было органов чувств и эмоций, который для всех был уродом и бешенным психом, бесчувственным мажором без сердца и совести, для которого в приоритете были бабки отца, тусовки и красивые девушки, разбавляющие однообразные ночи, стал ещё более одержимым психом? Одержимым одной ею. Даже спустя года. Даже после всего пережитого. Как бы я не убеждал себя и не отрицал, месяцами настраивая себя на то, что жизнь без неё — это моя жизнь, такая, какой должна быть, стоило нам снова встретиться, как я потерял рассудок.
Её потухшая улыбка отзывалась злостью во всем теле. Ненавистью на самого себя. Осознание того, кто стал причиной её боли. Печаль глазах, неподдельная неожиданность и искреннее удивление, а потом…несмелая полуулыбка. На щеках едва заметно показались ямочки, а розовые губы, все так же манящие, растянулись в улыбке. Эрика больше не слушала того, что говорила ей Эбигейл и совершенно не обращала внимания на ребят, которые что-то бурно обсуждали, громко смеясь. Её внимание было приковано ко мне, а я, приросший к земле посреди дороги, черт бы побрал и её, и меня, и всю эту хрень, названную чувствами, не мог перестать смотреть на сводную.
И если бы не Рэн, последовавший за взглядом Эрики, и мгновенно подорвавшийся ко мне, я бы неизвестно сколько продолжал пялиться, стоя на месте. А в конечном итоге, не выдержав, сел бы в тачку и разогнался на скорости, не заботясь о последствиях. Как раньше. Когда она была категорически против этого. Когда её ещё хоть немного заботила моя жизнь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я снова становился одержимым рядом с ней. Эмоциональным, двинутым придурком, который сгорает от ревности при виде любого урода мужского пола рядом с ней, и чувств, которые я пытался залить в алкоголе и компании доступных девиц. Только с того времени многое изменилось. Изменились мы, и наши жизни. Мы стали чужими людьми, больше ничего не зная друг о друге.
Время, когда мы были самыми родными людьми, прошло. Мы стали чужими.
Были всем…
Остались никем.
Дорогие читатели, я безмерно счастлива поделиться своей долгожданной историей, которая, наконец-то, увидела свет, с вами! Жду ваших впечатлений, поддержки, обсуждений и реакций. Буду рада каждому мнению, каждому комментарию и вашим прочтениям!
С любовью, Ваша Элиза!
Пролог 1.2
2 года назад
Эрика
С раскрасневшимися щеками я спешно бежала вдоль дороги, игнорируя очередной телефонный звонок. Волосы растрепались, от макияжа осталась только тушь, размазанная под глазами, кофта была расстёгнута нараспашку, а в голове…бардак. Если раньше мне нравилось прогуливаться по этим улицам ночами, не спеша вдыхая свежесть, и мечтая о будущем, в данную секунду хотелось оказаться где угодно, только подальше от этого места. От этого города. От него.
И снова телефон разрывался от многочисленных звонков. Резко остановившись, я со злостью вынула мобильник из заднего кармана джинс и, зажмурив глаза, пыталась восстановить дыхание. На экране было несчитанное количество пропущенных, большую часть которых занимал номер противного, наглого и до ужаса самоуверенного сводного братца. Как говорится, вспомнишь солнце, вот и лучик…
Не успела я отключить телефон, как экран загорелся вновь, выбивая его противную, наглую широкую улыбку и смеющийся взгляд. Эту случайную фотографию я сделала в день, когда рассорившись до невозможного, мы с ним ехали домой, пока машина Джеймса не сломалась. В том месте, тёмной ночью, не ловила ни мобильная сеть, ни интернет, так что нам пришлось ждать утра, чтобы с горем пополам добраться до центральной дороги и вернуться домой. Когда мы обосновались в машине, сверля друг друга яростными взглядами, на удивление, одновременно, как психи, рассмеялись. Я, пытаясь скрыть улыбку, быстро успокоилась, а вот парень смеялся еще минут так десять, раздражая меня еще больше. В тот-то момент, пока Джеймс, приложив ладонь к виску, улыбался, как счастливчик, выигравший в лотерею, а не человек, который застрял ночью посреди пустого поля, я незаметно сфоткала парня.
Красивый. Вот только, как я уже успела убедиться, красота далеко не первое, на что стоит обращать внимание. И внешний вид, — даже если он такой же безупречный, притягательный и сексуальный, как у моего сводного брата, — не перекроет ни одни потрёпанные его характером нервы.
Со злости удалив его фотографию, в придачу с номером телефона, я, рассмеявшись на всю улицу, как не в себе, привлекла внимание проходящих мимо людей. Запуская ладони в разлохмаченные волосы, я закрыла глаза, откинув голову к небу. Даже сейчас, когда шум проезжих машин был способен оглушить человека, я слышала его голос. Вместо ярких, рассыпанных на небе звёзд, я видела его сдержанную улыбку, потому что он не хотел улыбаться при мне, и выдающий смеющийся взгляд. Запах парфюма, который он использовал каждое утро после душа, спускаясь к завтраку, ударил в голову. И вот… опять я чувствовала этот запах. Настолько близко, словно парень стоял, склонившись надо мной, и прямо сейчас обжигал дыханием мои разгорячённые щёки. Втянув холодный воздух глубже в лёгкие, в ушах снова раздался звон телефона и, не контролируя порыв, я не глядя на экран, ответила.
