весил все сто. Какого черта я ношу его с собой? Чтобы отвечать на какую-то скрытую угрозу? Может, об этом меня просило подсознание? Примерно в этот момент я услышал, как открывается дверь в туалет, и пожарный при полном параде окинул взглядом меня и оружие.
– Я и не думал, что панкейки настолько ужасные.
– Привет, Рей. – Это его я видел рядом с Вонни через кухонное окно. – Тебе надо в туалет?
Он ответил не сразу.
– Мисс Хайес послала за тобой, тебе позвонили на кухню.
Наверное, тогда Рей первый раз в жизни произнес слово «мисс». Он так и не двинулся с места.
– Что-то еще?
Рей смущенно улыбнулся.
– Ты хочешь кого-то застрелить?
Я ненадолго задумался и вздохнул.
– А в кого-то надо стрелять?
– Нет, насколько я знаю. – Рей на секунду отвернулся. – Похоже, тот, кто этого заслуживает, вчера сбежал.
Он был примерно одного возраста с Коди Притчардом и, наверное, ходил вместе с ним в школу. Я кивнул и начал проталкиваться к выходу мимо Рея.
– А что там… с Коди?
Я встал, и мы так и застыли в дверях. Я перевел взгляд на Рея.
– Ну… – Я немного помолчал для театральности. – Он умер.
Я смотрел на Рея и ждал, скажет ли он что-то еще. Он не сказал, поэтому я улыбнулся.
– Лучше вам доставить панкейки майору за столом Комитета деловых партнеров, пока вы там все не начали тушить пожары.
– Точно. – Всегда приятно знать, какой стороной к тебе повернут панкейк.
Я размышлял о том, что меня поймали в туалете с оружием в руках, пока шел на кухню. Класс, как будто все в округе и так не думают, что меня давно надо закрыть в палате с мягкими стенами. Когда я дошел до двери на кухню, Вонни уже держала ее открытой.
– Не сидится на месте?
– Да хотелось бы. – Боже, она была такой красивой, когда капли пота блестели в ложбинке у основания ее шеи.
– Телефон у раковины в конце комнаты.
Я пронесся мимо нее, стараясь излучать профессионализм и компетентность, и схватил трубку с сушилки.
– Лонгмайр.
– Господи, ты опять там жрешь? – Отдаленный вой шайеннов на том конце провода меня не удивил; судя по моему опыту, почти все, что было связано с шайеннами, так или иначе выло.
– Я мотивирую избирателей и не съел еще ни одного панкейка. Почему ты еще не спишь?
– Медэксперт только что закончил первичное обследование.
– Дай угадаю. Свинцовое отравление?
– Да, говорят, он умер где-то в половину седьмого. Это аргумент в пользу несчастного случая на охоте – тогда начинает темнеть и все такое, но…
А вот это уже интересно.
– «Но»?
– Множество полостей с рентгеноконтрастными вкраплениями.
Перед глазами сразу же встала картина рядовой охотничьей амуниции. Очевидно, сейчас мы говорили о чем-то серьезнее.
– Не военное оружие?
– Возможно, пуля полуоболоченная, возможно, нет. Калибр очень странный и большой.
– Какой?
– Мы пока не знаем.
Это уже что-то. Раз Вик изучала баллистику в Филадельфии, я сразу принял ее первую теорию, что пуля была калибра 30–06.
– А ты что думаешь? – На том конце ненадолго повисла тишина.
– Я думаю, это не охотничье ружье.
Я вскинул бровь.
– Правда?
– Я знаю, как выглядит хреново ружье для оленей.
Мы оба замолкли, обдумывая эту фразу.
– Тебе надо поспать. – Было приятно говорить эту фразу кому-то другому. Тишина.
– Он ел чизбургер с перцем халапеньо.
– Я закажу себе бургер и поговорю с Дороти. Что-нибудь еще? – Тишина.
– Поговори с Омаром. Он поехавший на голову, но знает свое дело. – Тишина. – Ну что, скучаешь по мне?
Я рассмеялся. Когда я повесил трубку, ко мне подошла Вонни с тарелкой дымящихся панкейков.
– Я подумала, что только так ты сможешь поесть. – Она расслабилась и прислонилась к стене. В фартуке и с забранными волосами она казалась самим воплощением амишей. – В твоей жизни слишком много женщин.
– Это хорошо или плохо? – спросил я в перерыве между жеванием.
Вонни смотрела в свою чашку кофе. У нее были огромные глаза.
– Зависит от женщин. – Я кивнул и продолжил жевать. – Наверное, это так сложно. Я не знаю, как ты справляешься.
– Ну, такое происходит не каждый день – бегать по пятнадцать километров на рассвете, триста раз приседать… – Она фыркнула от смеха, извинилась и прижала руку к лицу.
– Как тебе панкейки?
Я сделал глубокий вдох.
– Прекрасно, спасибо.
– Я слышала, что раньше ты пек панкейки в виде животных, – хитро улыбнулась Вонни.
– Ты говорила с одной из женщин в моей жизни.
– Да, это правда. Я узнала о тебе много разного, пока она на меня работала.
Я кивнул, раздумывая на этим «разным», и взял последний панкейк.
– Мы договаривались так: если она ходит в церковь по воскресеньям с мамой, то ей не приходится есть завтраки ее грешного отца. Удивительно, что такими темпами она не стала повернутой методисткой.
– А я слышала совсем другое. Мне она говорила, что любила оставаться с тобой наедине.
– А теперь только так. – Слова вылетели до того, как я успел их обдумать. Я уже так привык шутить насчет смерти Марты, но здесь это казалось неправильным. – Прости.
– Тебе бывает одиноко, Уолтер?
– Ну конечно. – Я пытался придумать, что сказать, но все казалось недостаточно откровенным. В голову лезли мысли лишь о том, какой красивой была Вонни. Перед глазами стоял размытый образ Вонни, моей кровати на ранчо и исполнения всех моих желаний сразу. О таком тоже не стоит говорить.
– Давай как-нибудь встретимся?
А может, и стоит.
– Боже, мисс Хайес, вы ко мне пристаете? – я сделал ударение на слове «мисс». Ее глаза загорелись.
– Возможно, мистер Лонгмайр, хотя должна признать, что ваше безразличие и толпы женщин, с которыми мне придется иметь дело, немного пугают.
– Ну что ж, они достаточно агрессивные, так что я понимаю.
– На ум приходит слово «гордость». – Она сделала глоток кофе. – Может, начнем просто с ужина?
Я быстро вернулся в офис и припарковался за музыкальным автоматом, который Терк называл своей машиной. Она была марки «Транс-Ам», по крайней мере так было написано. Но это далеко не все, что было на ней написано, – каждая доступная поверхность автомата была покрыта какой-то наклейкой. На бампере красовались стикеры, провозглашающие каждую необдуманную политическую мысль, которая когда-либо посещала аполитичный разум Терка. Стикеры советовали поддерживать бывшего президента, его семью, свободное владение оружием, «ПроРодео», государственный национализм и сигналить, если возбужден. На заднем стекле были мультяшные персонажи, писающие друг на друга и на эмблемы других машин. Казалось, после взгляда на эту машину обиженными останутся все люди на планете. Это так
