Мы остановили закрытый фаэтон. Я-то предпочитаю ездить в кабриолете. В фаэтонах вечно пахнет лежалой соломой, верно? Но ничего другого нам не подвернулось. В Холборне мы ненадолго застряли: какой-то мальчишка попал под колеса экипажа; потом двинулись на восток, на Найтрайдер-стрит. Вам эта улица знакома, мисс Лэм? Она идет полукругом, словно стена римского амфитеатра.
Не успел я заплатить вознице, как миссис Страффорд выскочила из фаэтона. От нетерпения она даже прошла мимо дома. Я окликнул ее, и мы с минуту постояли на улице. День был сумрачный, за окном горела свеча. Вот неожиданность. А вдруг Страффорд, которого все считают покойником, живет себе здесь и в ус не дует, подумал я, холодея; судя по ужасу, выразившемуся на лице миссис Страффорд, ей пришла в голову та же мысль. Но, усилием воли собрав все свое мужество, она поднялась по ступенькам к парадной двери. Я обратил внимание, что впервые вижу эту даму без перчаток. Странно, правда? И тут невидимая рука за окном убрала свечу. Мы ждали с нарастающим нетерпением; наконец дверь отворилась, перед нами стояла старуха, согбенная какой-то тяжкой болезнью.
— Нету никого дома, — сказала она.
К моему изумлению, миссис Страффорд прошла мимо нее в прихожую и крикнула:
— Спускайся! Спускайся вниз!
— Мистер Страффорд сюда больше не ездют.
Миссис Страффорд хотела уже подняться по лестнице на второй этаж, но, услышав эти слова, обернулась:
— Что-что?
— Они уж месяцев восемь как тут не бывали. А мне за целых два месяца не плачено.
— Вы, наверно, экономка?
— Ага, была, только мне не платют.
— Это мы уладим. — Мне было ясно, что миссис Страффорд мешкать не любит. — Сколько мой муж задолжал вам?
Если старуха и была удивлена внезапным появлением миссис Страффорд, она ничем своих чувств не выказала.
— Шешдесят шиллингов. По семь шиллингов шесть пенсов в неделю.
— Надеюсь, вы не против получить бумажными купюрами? — Миссис Страффорд вынула из ридикюля три фунтовые банкноты. — Они ничем не хуже монет.
Женщины заговорили о чем-то еще, а я сгорал от любопытства: что там, в этом старом доме? Я, мисс Лэм, обожаю всяческие следы былого. Прямо за лестницей находилась кладовая; уже с порога я ощутил едва слышный запах старинных бумаг, который бодрит меня лучше любых лекарственных трав. Разве можно сравнить благоухание цветка с восхитительным запахом пыльного, никогда не проветриваемого помещения? В углу комнаты стояла массивная деревянная конторка. Я открыл ее и обнаружил пачки документов — отдельные листы, листы, сложенные стопками, листы, связанные бечевкой…
Вдруг за моей спиной возникла миссис Страффорд:
— Как?! Еще бумаги? О, господи, мой муж в них просто погряз.
— Вероятно, их в доме полным-полно. Что я могу?..
— Что вы можете с ними сделать? Можете взять их себе, мистер Айрленд. Вы нашли мне этот дом. Так возьмите себе бумаги.
С минуту я размышлял, тупо глядя сквозь закопченное окно на маленький мощеный дворик.
— Нет, это было бы нечестно. Давайте договоримся иначе. Если я нахожу что-либо, представляющее ценность для меня, но не для вас, я оставляю этот документ себе.
— Согласна.
— Так легко соглашаетесь?
— С тем, что вам никогда не принадлежало, расставаться ведь легко. Вот вам ключи домоправительницы от всех комнат, мистер Айрленд. Когда вы закончите работу, дом пойдет с молотка.
На следующее утро, сказав отцу, что иду на Боулейн осматривать библиотеку одного джентльмена, я вернулся на Найтрайдер-стрит. Я уже вам говорил: мне не хотелось даже словом обмолвиться об этом приключении. Начав с самого верха, я тщательно обследовал комнату за комнатой. По большей части они не были обставлены, кроме комнатушки, в которой ютилась дряхлая экономка, но все же имелось несколько сундуков и ящиков, и в них я тоже обнаружил старинные бумаги. Мне стало совершенно ясно, что мистер Страффорд был страстным собирателем манускриптов. Чего только я там не нашел! И списки умерших по различным районам Англии, и длинные свитки со словами актерских ролей, и дипломатическую переписку, и даже страницы ин-фолио из старинной иллюстрированной Библии.
Если я вас утомил, мисс Лэм, пожалуйста, так и скажите. Однако лишь на второе утро я откопал там документ, подписанный Уильямом Шекспиром. Тот самый, который вам только что показал отец. Поначалу, не заметив подписи, я отложил его вместе с другими бумагами. Но что-то в нем, видимо, привлекло мое внимание. Быть может, чересчур близкое соседство «У» и «Ш». Я снова взял в руки пергаментный лист, а час спустя уже нес его в нашу книжную лавку. Лучшего подарка отцу и придумать было нельзя. А не далее как вчера я обнаружил еще и печать.
— Та женщина про печать знает? — полюбопытствовала Мэри, прежде безмолвно слушавшая Уильяма.
— Миссис Страффорд? Конечно. Правда, она не оценила печать по достоинству. Шекспир ее вообще не интересует. Ей чужда наша… увлеченность.
— Но не ее мужу.
— Я не уверен, что он скрупулезно отбирал документы; не исключаю, что просто скупал все, что ему попадалось. Мне предстоит обшарить еще много сундуков и ящиков. Я счел своим долгом рассказать отцу о бумагах Страффорда, но в подробности входить не стал. Я же его знаю. Он может проговориться.
— Как я вам завидую!
— Чему, мисс Лэм?
Никто никогда не говорил ему ничего подобного.
— У вас есть в жизни цель. Благородная цель.
— Я бы не называл это столь высокими словами.
— По-моему, они здесь более чем уместны.
— Тогда могу ли я надеяться, что буду идти к… этой цели… вместе с вами?
— Как это?
— Я бы приносил вам свои находки. Они доставляют радость отцу, доставят радость и вам.
— Правда? Вы в самом деле готовы их мне показывать?
— Разумеется. И с большой охотою. А вы, естественно, можете рассказывать о них брату.
* * *
Они уже дошли до Кэттон-стрит, но расставаться не хотелось. И Мэри зашагала с ним обратно по Хай-Холборн. Уильям Айрленд вызывал у нее необычайный интерес — так, по крайней мере, она мысленно себе говорила, — но что именно пробудило этот интерес, и сама не могла бы объяснить. Чутье подсказывало ей, что Уильям рос без матери, но по каким признакам она это поняла, тоже было загадкой. Вероятно, его излишняя горячность наводила на мысль о потаенной неуверенности в себе. Позже, в разговоре с братом, она обмолвилась о его «жалостном взгляде»; Чарльз посмеялся над ее сентиментальностью, но Мэри была уверена, что выразилась точно.
— От жалости до любви один шаг, — заметил он.
— Не говори глупости, Чарльз! — Щеки у Мэри порозовели. — Он нуждается в защите.
— От чего?
— Трудно сказать. Такое впечатление, что между ним и окружающим миром идет борьба. Он считает себя обиженной стороной и от своего не отступится.
Глава пятая
Расставшись с Мэри Лэм на углу Хай-Холборн и убедившись, что она растворилась в толпе, Уильям Айрленд направился в книжную лавку, где застал отца в полном одиночестве. Постукивая каблуками лаковых штиблет по дощатому полу, Сэмюэл Айрленд расхаживал по магазину взад и вперед.
— Мистер Малоун передал тебе привет. Он пошел к своему окулисту.
— Он доволен находкой?
— В восторге. В полном восторге. — Сэмюэл Айрленд дошел до стены и лишь затем повернулся к сыну: — Когда ты в следующий раз увидишься со своей покровительницей?
Отцу Уильям сообщил о своих находках куда меньше того, о чем успел поведать Мэри Лэм; сказал лишь, что в библиотеке одной пожилой дамы он случайно нашел купчую на особняк, а дама взамен разрешила ему брать себе некоторые вещи, представляющие для него интерес. Для нее же это были всего лишь «бумажки». Но она взяла с него клятву: ни при каких условиях не разглашать ее имени. Уильям прекрасно знал отца: Айрленд-старший, человек экспансивный и велеречивый, имел склонность к самым сумасбродным прожектам. Так, повинуясь внезапному порыву, он вовлек в историю с шекспировским документом Эдмонда Малоуна.
— Я пообещал зайти через несколько дней.
— Несколько дней?! Да ты понимаешь ли, что мы от нее получили?
— Печать.
— Это золотая жила. Самая настоящая. Ты представляешь, каких денег такие бумаги могут стоить на аукционе?
— Об этом я и не думал, отец.
— Как и твоя покровительница, надо полагать, иначе она никогда не отдала бы их в полное твое распоряжение. Не вернее ли называть ее твоей благодетельницей? — Если в голосе отца и проскользнула насмешливая нотка, Уильям предпочел ее не заметить. — Она, стало быть, выше подобных мелочей?
— Она мне их просто дарит. Я же вам говорил: я нашел купчую на дом, составленную на имя ее покойного мужа…
— Для тебя эти «мелочи» тоже не имеют материальной ценности? — спросил Сэмюэл Айрленд и вновь зашагал по магазину. Уильям видел, что отца переполняет странная энергия, необычная решимость, которой он и не скрывает. — Позволь спросить тебя, Уильям. Чувствуешь ли ты в себе силы стремиться к большему? Добиваться успеха в жизни?
