Закончив невеселое повествование, Фидл выразила надежду, что не надоела ему. Рассказ Питеру нисколько не наскучил, в чем он честно и признался.
– Боже мой, – сказал он, – не понимаю, откуда у вас берутся силы.
– Все очень просто, – не задумываясь сказала она. – Когда на вас накатывает, вы смотрите прямо в глаза этим бесам, а потом все отбрасываете.
Минуту-другую оба молчали. Потом Фидл сказала:
– Итак, придя домой, вы садитесь за компьютер и начинаете работу над статьей.
Ему оставалось только кивнуть в знак согласия.
Тут только он заметил, что прическа ее совсем не похожа на ту, которая, помнилось, была при первой встрече. Он внимательно посмотрел на нее, потом отвел взгляд. Фидл нравилась ему, с ней было приятно, легко.
Питер решительно отбросил эти мысли прочь. Если он решится завязать роман, то только не с Федалией Налл. Она олицетворяла собой его окончательную реабилитацию и новое вступление в реальную жизнь. Ни в коем случае нельзя менять их, немного официальные, отношения, не стоит выходить за рамки обоюдно приятного бизнеса.
Питер поднял голову и подал знак официанту.
– Я не могу в полной мере отблагодарить вас за всю ту помощь, что вы мне сегодня оказали, – чуть напыщенно сказал он. – Это так трогательно.
– Все расходы за счет журнала, Питер. – Федалия двумя пальцами протянула официанту кредитную карточку.
Было ясно, что она давно уже держала ее наготове.
– Привыкайте, – сказала она, когда он открыл было рот, чтобы протестовать.
Улыбнулась и сняла со спинки кресла свою сумочку.
– Это не последний раз.
Он посадил ее в такси, а потом медленно повернулся и тут же поспешил домой. Закрыв за собой дверь и бросив плащ на диван, Питер тщательнейшим образом установил свою новую машину и включил. Мягкое зеленоватое мерцание экрана было единственным источником света в комнате.
Он придвинул стул, опустил пальцы на клавиатуру и начал печатать. Сначала осторожно, потом быстрей и быстрей, в два раза быстрей, чем когда-то на своем стареньком «ремингтоне».
Слова, льющиеся на экран, начинали жить своей собственной жизнью. Он работал всю ночь напролет. На рассвете сделал короткую передышку, чтобы принять душ и выпить кофе. Потом прочел инструкции к принтеру. Прогнав через принтер то, что написал, он вернулся в гостиную, чтобы прочесть. К полудню статья была закончена – самая длинная за всю его профессиональную карьеру. К тому же самая честная.
Он собрал страницы в стопку, вложил в конверт и с курьером отослал в «Четверть часа».
Фидл не изменила в статье ни слова. Она опубликовала ее в январском номере за 1989 год. В правом верхнем углу обложки черными буквами с красной полосой внизу было напечатано: «Путешествие Питера Ши по лезвию чувств».
Статья стала настоящей сенсацией.
В последующие месяцы Фидл заказала ему еще несколько материалов. Теперь, весной 1990 года, Питер Ши был общепризнанной звездой. Фидл была уверена, что именно благодаря ему растет популярность журнала. Истории Питера, рождавшиеся вроде бы из мелочей, которым обычно не придают значения, быстро становились обязательным чтением, иногда вызывая неожиданно крупные – если сопоставить с документальной основой – скандалы.
Печаль его с появлением каждой новой статьи шла на убыль, раны постепенно заживали. Медленно, шаг за шагом он возвращал себе уважение коллег и разрушенную самооценку. Разница состояла в том, что теперь он знал, как легко сломать эту новую жизнь. Он перестал воспринимать славу как нечто само собой разумеющееся. И знал, что он ценен настолько, насколько ценна его последняя статья.
Фидл взяла за обыкновение к окончанию рабочего дня приглашать его к себе в кабинет. Часто они вместе ужинали или выпивали. Их совместные вечера были наполнены теплотой, легкомыслием, но не романтикой. Когда весной 1990 года Питер сказал Фидл, что считает ее своим лучшим другом, она впала в серьезную депрессию.
Как-то она отправила его в командировку брать интервью у растратчика с Ямайки; спустя минуту-другую после его ухода в дверях кабинета показалась голова Вики.
– Видела, какая на нем одежонка? – спросила Вики, показывая глазами, сколь высоко оценила мягкую кашемировую спортивную куртку, которая была на Питере.
– Ну, – мрачно подтвердила Фидл из-за своего письменного стола. – Я сама и подобрала. Во всяком случае, указала ему на рекламку и помогла купить подешевле.
– Боже, какой же он хорошенький, – воскликнула Вики, направляясь к буфету, чтобы по установившейся традиции наполнить бокалы в честь окончания рабочего дня. – Когда наконец этот ирландский жеребец догадается обратить на тебя внимание? Я вижу, как ты по нему сохнешь.
Фидл взглянула на часы и кивнула.
– Этот «ирландский жеребец», расистская ты чистоплюйка, тащит на себе этот блядский журнал. Кроме того, – сказала она, защищаясь, – я его лучший друг.
– Блестяще, – произнесла Вики, делая большие глаза.
– Знаю, знаю, – сказала Фидл, быстро водя ручкой по листу записной книжки.
Вики налила водку, добавила туда кубики льда и поднесла бокал своему боссу.
– Твой любимый напиток, если не ошибаюсь, – мягко сказала Вики, садясь на подлокотник шезлонга.
Фидл со всего размаху швырнула ручку, которая, ударившись о стену, упала на ковер.
– Может, тебе гвоздей принести? На закуску к водке? – поинтересовалась Вики, воочию убедившись, что Фидл не справляется с охватывающей ее яростью.
Фидл заговорила было, но голос у нее сорвался. Она уронила голову на руки.
– Вот-те раз. Ты реветь собралась, что ли? – сказала Вики, потом запела фальцетом Фрэнки Валли «Взрослые девочки не плачут...»
– Заткнись, – всхлипывая, проворчала Фидл, потянулась за носовым платком, лежавшим у нее в столе, звучно высморкалась и бросила платок в сторону корзины для мусора.
– Извини, – сказала Вики.
– Да ладно.
Вики отпила глоток.
– Не могу видеть тебя такой, – сочувственно сказала она. – Плохи дела?
– Плохи, – подтвердила Фидл.
Вытирая слезы, она размазала по щекам тушь.
– Почему бы тебе открыто не признаться ему? Вы такая замечательная пара!
Фидл медленно покачала головой:
– Я просто отпугну его. Он чересчур бит, чтобы любить хоть что-то, кроме своей работы.
– Но ведь ты и есть его работа. Фидл подалась вперед:
– Виктория, я знаю, мы с тобой очень разные. Ты – гладенькая, чернокожая безбожница-малолетка, я – белая, никому не нужная католичка, в сравнении с тобой – старуха. Но мы обе женщины. И ты должна помочь мне.
– Брось, – сказала Вики, смеясь. – Не такие уж мы разные. Во всяком случае, имея в виду тему нашей беседы. Тут мы обе девчонки. – Она поставила бокал на палас и обвила руками колени.
