Когда Леонардо добрался до сундука, сердце его уже не просто билось, оно оглушительно гремело раскатами орудийной канонады, когда мэйстер-фейерверкер уже не ждет зарядки каждого орудия, а просто орет, срывая голос: «Пли»! И incendiaries-поджигатель торопливо подносит горящий фитиль к заряженной пушке. Гром выстрела бьет шипастой булавой в виски, в глазах в который раз темнеет, тело вновь и вновь обдает скверным жаром, батистовая сорочка давно промокла насквозь и уже не впитывает пот. От него дурно пахнет, ноги и руки его бьются диким тремором, пляшут судорожный танец, но Леонардо все идет и идет. Скрипит зубами, обрывает своим весом витые шелковые шнуры с медных петель обойных гвоздей, но упрямо идет-ползет к сундуку. Потому что там, в сундуке, в потайном отделении задней стенки, в темном флаконе с серебряной оплеткой его Цель. Там, под плотно притертой крышкой, хранятся фиолетово-белые — как такое может быть? — невероятно тяжелые, но невесомые на вид гранулы Аrum saxum mederi, Темного камня исцеления. И ни одно, ни все вместе взятые лекарства мэтра Нинно не стоят и жалкой пылинки одной гранулы этого волшебного средства. И ничто другое ему и не поможет так, как волшебные свойства Темного камня. Но только знать об этом не должен никто — ни Бруно, ни мэтр, Нинно, никто. Ибо за обладание хоть одной гранулой Темного камня в империи только одно наказание — смерть.
Откуда эти камни в их роду, Леонардо не знал, да и не очень желал этого знания. Тогда, пять лет назад, в самый обычный день из других обычных дней, отец пригласил его в свой кабинет и надавив на плечо, усадил в «гостевое» кресло. Он долго молчал и пристально смотрел ему в глаза. Затем начал говорить. Размеренно, без эмоционально, чёрствым голосом он рассказывал Леонардо о Темных камнях. Что это, для чего это и как это используют. Кто и как их «твАрит», из кого и какая кара следует за их хранение, владение и использование. После вновь смотрел Леонардо в глаза, а затем молча поставил перед ним флакон из непрозрачного стекла и подоткнул его пальцами к нему, роняя на стол. Через неделю в их замок доставили сундук с тайником и секретным механизмом. Более они на эту тему не разговаривали. На вопрос Леонардо — не забирает ли он последнее, отец только улыбнулся и обронил загадочную фразу: «Гнездо проклятых было богатым».
Леонардо остановился. Вдох-выдох, вдох-выдох, вытереть пот, опять и вновь смахнуть с бровей и ресниц соленые жгучие капли. Дать себе минуту отдыха, недолго, рвано подумать о Темных камнях. Да, да, все знают — за владение Темными камнями наказание одно — смерть. Смерть дрянная, позорная, запоминаемая всеми на поколения — утопление живым в нечистотах. Утопление любого — захудалого пейзанина — хотя откуда у нищеты золото на Темные камни? Воина, купца, ремесленника, графа, герцога и даже принца крови — было такое, случилось. Утопление в выгребной яме, в неимоверно вонючем дерьме, что уже почти забродило, с масляной ядовито-зеленистой пленкой на поверхности. А перед этим тебе обрубят все пальцы, затем кисти и стопы, заклеймят и в конце кастрируют. Глаза не выжгут — ты должен видеть, нос не отрежут — ты должен чувствовать все эти мерзостные миазмы, а барабанные перепонки не проткнут — ты должен слышать свой приговор. А знаете почему?
В памяти Леонардо всплыли злые кривые линии рун футтарского письма: «…возьми же сердце и печень младенца пола любого, пока он жив еще и истолки его ступкой из черного железа. Семя же юноши бери из тела его, каменным ножом взрезав жертву от aro, что сиречь пах, до нижних правых ребер одним резом и помни — не может дающий семя свое при этом умереть. Дале все это залей же кипящей кровью девственницы, сама же она может быть уже и мертва. Затем добавь туда же…».
«Ни хрена себе даосская пилюля бессмертия!».
Леонардо мгновенно вынырнул из вспоминания, сильно дрогнул телом, до нелепого взмахивания рукой и тревожно огляделся. Это случилось снова? Или это тут, снаружи его разума? Но в комнате пусто, тихо, даже нет теней, в которых можно скрыться, можно спрятаться. Ему вновь почудилось, ему вновь показалось? Показалось… Или не показалось? До сундука остался один шаг. И Леонардо решил, что ему… Неважно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пальцы царапнули ногтями тяжёлую крышку сундука, руки с усилием потянули ее вверх, ставя окованный стальными полосами деревянный массив на откидные упоры. Теперь нажать на шляпку второго в левом ряду гвоздя, затем вдавить пятый и одновременно поставить пальцы на первый и третий гвоздь первого ряда. Вот и ожидаемый щелчок. Теперь досчитать до десяти, до ослабления взведенной пружины, продолжая нажимать на шляпки гвоздей. Иначе все — острый конец толстой иглы разобьет флакон с Темными камнями, а освобожденная движением иглы колба зальет все кислотой. Второй щелчок и чуть слышный звук проворачивающихся на пол-оборота шестеренок. Все, теперь можно доставать.
Леонардо дрожащими руками извлек из потайной ниши длинное тело прямоугольного флакона, рваными движениями скрутил защитный колпачок, вытянул из горловины плотно притертую пробку. На влажную потную ладонь упала свинцовой плюхой невесомая гранула. Одна или две? Две!
Язык торопливо слизнул еле видимые фиолетово-белесые крупинки, пальцы торопливо заткнули пробку, колпачок он накрутит потом. Сейчас надо переждать приступ. Сползти по стенке, ухватить-вгрызться зубами в кружевной воротник сорочки и терпеть, терпеть! Ничто не дается даром, ничто не дается без боли. А полное исцеление…
Болезненная судорога пронзила Леонардо от макушки до пят, ухватила раскаленными клещами икры ног. Пальцы ног заломило вверх, мизинцы рук стянуло к безымянным, с висков к затылку, а затем по шее, вниз к лопаткам, прокатилась волна обжигающе-колючего холода. И его тело заполнила боль, боль, одна сплошная боль. Боли было так много, что Леонардо казалось, что он плывет в ней, тонет в ней, живет ею. Почему, почему никто не предупредил его, что это так, так БОЛЬНО?!
«И стоит оно этого? Отлежался бы парень неделю, и встал бы на ноги без этого мазохизма».
«Он не владеет ни Курато-сальва, ни Темным исцелением. И у меня нет недели».
«Нет недели? Неужели развеешься? Радость-то какая! Ты то, желтоглазый, откуда знаешь?»
«Сила говорит со мной, Сила дает мне знание. И не тебе сомневаться в моих словах, низший!».
«Не ори, парень услышит. А за низшего мы еще поговорим».
Леонардо с шумным хрипом выплюнул изжеванный ворот рубахи изо рта, обхватил голову руками, больно ударив по щеке флаконом, зажатым в пальцах.
Это что, это кто… Это что сейчас с ним было? Галлюцинации, бред, чужие голоса? Это последствия приема гранул? Это еще одно не озвученное ему последствие приема Темных камней? Но это было так реально, это было так явно… Словно эти двое говорили рядом с ним, говорили в нем! Внутри него! Кто это говорил?!
Леонардо вскинул голову и громко произнес, почти выкрикнул:
— Кто здесь? Кто-то здесь есть? Немедленно отзовитесь! Я, легат-инквизитор видам Леонардо облеченный властью Задающего Вопросы именем Священной конгрегации приказываю вам отозваться! Немедленно!
Но никто не отозвался. Все так же кружились пылинки в прямых полотнах солнечного света, трещала фитилем зачем-то зажженная Бруно свеча и скребла-шуршала еле слышимо мышь где-то в углу. И последней мыслью Леонардо, когда он спрятал в тайник флакон и уже прямо — ровно девять шагов, не семь — дошел до кровати и обессиленно уронил голову на огромную подушку была так себе, безответственно-трусоватая мыслишка: «Он подумает обо всем этом завтра. Все завтра».
А где-то там, где живут, рождаются и умирают во сне разума кошмары, их дети и другие чудовища, послышался еле-еле различимый смешок. Или это ему вновь показалось…
Глава 4
Об изысках архитектуры проклятых эльдаров, о смене имиджа, о внезапных приступах гнева и ярости, и о том, что что-то внутри него обретает силу и власть и это Леонардо, наверное, нравиться.
