— Я тебя сейчас брошу! Попой на колючки! — Рыкнула из последних сил.
Честно говоря, я не очень хорошо соображала к тому времени, что именно и кому говорю. Все слилось в единый слепящий белоснежный поток.
Кажется, я куда-то шла, пока меня несли ноги. Потом всё-таки поскользнулась и упала — но мягко, в сугроб. Я точно помнила, что надо осторожно, что со мной крошка-змейка. Я даже рукой грудь поверх тулупа накрыла.
Меня пытались щекотать, уговаривать и кусать — отмахнулась.
А потом пришел... Покой. И холод. Нет, я вроде бы понимала, что замерзаю, но сил сопротивляться больше не было.
Горело огнем в груди, а под веками разрасталось серебряное сияние. Из него стали выпрыгивать высокие гибкие фигуры. Волшебной, сказочной красоты мужчины, в чьих волосах застыла стужа, а в глазах — лёд.
Кажется, они не сразу меня заметили. Потом ринулись было всей толпой, но их осадил резкий, мелодичный голос.
И подошёл в моем сне только один. Он чем-то неуловимо отличался. Может, осанкой. Может, каким-то неземным ощущением власти и силы и упрямым взглядом.
Или поджатыми губами.
Подошёл, склонился надо мной. Дёрнул, рванул тулуп.
Раздеваться прямо тут? Даже не рассчитывайте, я девушка приличная, глюки должны вести себя смирно!
Так ему и сказала. Глюк, правда, не впечатлился. Раздвинул одежду и... Что-то в прекрасном лице дрогнуло. Дивный незнакомец посмотрел иначе. Остро. Сожалеюще. Бережно опустил ладонь — и вытащил сопящую змейку, прижав к себе.
А потом снова с серьезным выражением лица склонился надо мной.
И теперь я его поняла:
— Жизнь за жизнь, человечье дитя. Ты спасла мою дочь. Я помогу тебе. А теперь — спи, сердце Крови.
И с последними его словами ко мне рванул сноп серебристых ярких весёлых искр, как бенгальские огни.
Все погрузилось во тьму.
Глава пятая. О странных снах и нежданном спасении.
Мне было тепло. Уютно. Спокойно. И так легко, как, наверное, было только в далёком детстве.
Это счастье? Абсолютное, снежное, невыразимое...
Это как сидеть около камина в холодный зимний день. Потрескивают дрова, пахнет смолой, запах хвои щекочет, вызывая улыбку, как предвестие Рождества.
В какой-то момент этот запах стал настолько реальным, что мне захотелось вынырнуть из облачного счастья, чтобы к нему прикоснуться.
Все вокруг завертелось ледяной воронкой, закрутилось, разлетелось веером брызг.
А потом... Я оказалась в совершенно незнакомом месте. То есть не совсем я — потому что в этом видении мои руки были прозрачными — аж стол просвечивает.
А кабинет был обставлен солидно. Красиво. Изящно, но с претензией на роскошь. Я залюбовалась на панели из темного дерева и люстру в виде незнакомого цветка. Ее "лепестки" мерцали приглушённым голубоватым светом.
— Ваша Кровавость! Ваша Великолепность! Ну Ва-аша злобность же, — проныл кто-то тоненьким голосом, заставляя меня встряхнуться и вытаращиться на вход.
Массивная темная дверь приоткрылась. Показался элегантный сапог. Красивый. С узорчиками художественными... то ли растительные мотивы, то ли морда чудища заморского.
— Ва-аша...
— Я сказал что-то непонятное?!
От резкого звонкого голоса вздрогнула, кажется, не только я, но и тот, кто там под дверью художественно так ныл, профессионально, с удовольствием, с расстановкой.
— Ваше Крровейшество, но что мне сказать этим, которые вас все ждут, а? Они сожрали половину запасов уже! Как будто не эльфы, а волки позорные, тьху!
— Я. Не собираюсь общаться со снежными, — снова все тот же надменный голос.
Очень знакомый злющий голос моего незнакомца с бала. Да-да, того самого, который уговаривал меня побыть его девушкой весьма нестандартным способом.
— Отступники и глупцы. В свое время мой младший братец бежал от меня во льды. Ах, он так боялся и хотел тишины и спокойствия... — снова издёвка, — вот и обрёл... Вечный покой, не иначе. Отморозил все, что можно, в своих снегах. Мозги — в первую очередь. И теперь его потомки меня просят... Просят, — издёвка. Ай, злюка какая, — помочь как хранителя магии в их маленькой проблеме с покушениями на царственную семейку?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я что, похож на того, кто любит помогать? Просто так? — Спустя мгновение паузы поинтересовался незнакомец. В его голосе мелькнула лютая стужа, а потом...
Ну да, он вошёл. Во всей своей красе неописуемой — я от страха аж сквозь шкаф прошла!
Голос тот, а вот человек... Да какой он человек?!
Во все глаза, жадно, чтобы ничего не пропустить, я смотрела на неведомое чудо. Чудо страшное и прекрасное одновременно, потому что... Других слов просто не находилось. И взрослая рассудительная женщина во мне уступила место наивному восторженному ребенку.
У моей кошмарной сказки были кроваво-алые волосы. Длинные, они были перехвачены в одну толстую косу каким-то затейливым плетением.
А ещё у этого существа, которое мало напоминало насмешливого брюнета с бала, были резкие черты лица, тонкий нос, небольшие клыки, что приподнимали губу и заострённые уши. Они сейчас недовольно дергались, изгибаясь, несмотря на небольшой размер так причудливо, что я не знала — смеяться или напротив? То есть восторгаться.
Латный доспех. Острые когти. Длинные.
Плавные движения воина. Смертельно опасного.
За спиной — какое-то неизвестно мне изогнутое оружие. Больше всего напоминает серп.
Воздух вокруг потрескивает от серебристых разрядов.
А следом бочком протискивается... Это кот?! Большой. Наглый. Черный. И с перепончатыми крыльями, мама роди меня обратно!
И вот это этот кошак, хлопая большими треугольными ушами, надсадно ноет:
— Ли, это глупо. Снежные сильны и хитры — чего только их живучесть стоит! И слухи, что семья Владыки умеет змеями оборачиваться...
— Не слухи, — оборвал с нежной улыбкой кошака... Эльф крови?! — и умостил свое великолепное седалище в кресле, — братец накрутил со своими экспериментами. А меня ещё обвиняли в бесчеловечности, чистоплюи, — поморщилась моя головная боль.
— Ли, ты сам не свой, — кошак уселся напротив. С самой серьезной мордой, — с тех пор, как эта девчонка исчезла...
— Правда? — От жесткой и ласковой улыбки у меня перехватило дыхание. Как и от вида того, как длинные сильные пальцы зарываются в кошачью шерсть, почесывая ее когтями.
Вот что такого? Просто движение. Как плетение паутины.
— Ой, да-да, Ли, и тут почеши! О, ты мой бог! — Мурчание басом наполняет комнату.
А потом эти сильные пальцы безжалостно выкручивают кошачье ухо. И даже большие и несчастные глазки котика негодяя не могут усовестить!
— Мне нет дела до человеческой девчонки. Пропала — значит, не судьба. И не с-смейте мне больше о ней заикаться!
Да я бы сама замолчала! Что-то жуткое, темное вспыхнуло багрянцем в чужих глазах. Нет уж, в такие уголки души лучше не заглядывать, пусть так и остаются потайными! А то такое ощущение, что там целая стая ледяных и очень голодных демонюк сидит.
И хвостами шевелит, и клыками щелкает.
А потом... Потом мужчина сверкнул глазами — и на миг коснулся рукой груди. Словно там что-то мешалось. Болело.
Коснулся — и отдернул пальцы.
Вот так, Данка. Не станет искать — и славно, правда же?
А что на сердце неприятненько как-то стало — это мелочи, это пройдет. Я давно уже привыкла. Просто... Хорош, зараза. Таких я никогда не видела. Не мальчишка — мужчина.
И хороши такие тоже только в книжках. А тут чем дальше буду — тем лучше.
Даже полегчало.
Если бы этот аленький цветочек вдруг не вскинул голову — и не уставился прямо на меня. Да так, что, кажется, насквозь сейчас прожжет!
Багрянец и сумерки. И тьма с серебристыми искрами внутри. И...
— Здесь кто-то есть, — рассыпался льдинками дивный, пугающий голос.
И повеяло от него пыточными подвалами для одной глупой девицы.
Вытянулась рука в странной когтистой перчатке. Словно удлинились когти, всколыхнулись тени, взвилась вьюга, мявкнул громко кошак — и — раз — все исчезло.
