Зато Гоша, я думаю, безнадёжный человек. Сколько уж раз давал слово взяться за ум. А что толку? Сегодня опять по математике двойку получил. Домашнюю работу не сделал.
Может, и правда всем звеном поколотить его? Только ведь и поколотить невозможно. Снова, кроме смеха, ничего не получится. Он такое каждый день вытворяет — все за животы держатся.
Вчера перед последним уроком стал просить учительницу, чтобы она отпустила его.
— Зачем тебе? — спросила Нина Ивановна.
— Из поликлиники мне открытку прислали — велели сегодня к врачу прийти.
— Так поздно? — удивилась Нина Ивановна.
— Да, к пяти часам.
— Открытка у тебя, конечно, с собой?
— Открытка? — зачем-то переспросил Гоша. — Нет, она дома.
— Ну, хорошо, — сказала Нина Ивановна, — половину урока ещё посидишь, и я тебя отпущу. А открыточку завтра не забудь принеси мне.
Всего минута прошла, как начался урок, — вдруг в дверь просовывается растрёпанная голова какого-то мальчишки, глазами по классу шарит.
— Тебе кого надо? — спросила Нина Ивановна.
— Гошку мне. Белоусова.
— Зачем он тебе понадобился?
— Так мы на каток уговорились идти!
Тут такой смех в классе поднялся! Мальчишка скорей дверь закрыл. Смотрят ребята на Гошу и смеются.
— Понятно, — говорит Нина Ивановна, — откуда тебе открытку прислали. Приглашение на каток.
Но Гошу разве чем проймёшь! Вздохнул, почесал в затылке и до того несчастную рожицу сделал — ещё пуще загоготали ребята.
А сегодня — новый номер. Мало того, что двойку получил, так он ещё и уснул на уроке. Я слышу, кто-то посапывает за спиной. Да так сладко, с присвистом. Оглянулась — Гоша. Сидит и спит. И другие ребята оглянулись. Нина Ивановна подошла. Положила руку ему на плечо и говорит:
— Доброе утро.
Гоша вздрогнул, глаза выпучил.
— Ай-яй-яй! — сказала учительница. — Измучился. Всю ночь прозанимался. Бедненький. На уроке уснул.
— Я не виноват, — сказал Гоша.
— Ах, перышко в подушке виновато. Щекотало и не давало уснуть.
— Вы не смейтесь, Нина Ивановна. Я и правда не виноват.
— А кто?
— Телевизор. Третий период знаете когда закончился? Может быть, в двенадцать часов. Наши как забросили шведам…
— Обожди, — перебила Нина Ивановна, — а если бы хоккейный матч до утра продолжался?
Гоша подумал и сказал:
— До утра бы, наверно, не выдержал.
В классе, конечно, хохот.
А Гоша оглядел ребят и обиженно сказал:
— Смешно! Вам бы так! Вам бы нашего Графа! Ничего не понимает. Не даёт утром спать, и всё! Одеяло зубами стащит, и лапой по лицу — бемц!..
Вот так и мучаемся с Гошей. Нет, с ним нашему звену первого места не видать. Может быть, подумала я, попросить Нину Ивановну — пусть пересадит его за мою парту? Вместо Игоря. Буду его заставлять хоть на уроке слушать внимательно да смотреть, чтобы не ленился писать. А то Рита, которая с ним сидит, и сама-то почти на одни тройки тянет.
Я сказала об этом Нине Ивановне.
— Молодец, — похвалила она меня. — Всё понимаешь. Что ж, с завтрашнего дня посажу его за твою парту… — И добавила задумчиво: — Да, что-то нам с Гошей надо придумывать. Хорошо, если из него вдруг получится комик Юрий Никулин. А то ведь так может всю жизнь и просмеяться без толку.
Рисунок Коли Ступина
Семь номеров «Чутипа», которые выпустили ребята первого звена, были очень хорошие номера. Даже Петя Зорькин не подкачал. Он загадал пять загадок. Четыре загадки ребята сразу отгадали, а последнюю — никак не могли. «Из черных ниток весь день одеяло шили, всю землю им застелили». Что это такое?
Всем классом думали, думали, наконец, сдались.
— Эх вы! — сказал Петя. — Очень просто: снег.
— А почему же нитки у тебя чёрные? — закричали ребята.
— Это я нарочно, — засмеялся Петя. — А то бы вы сразу отгадали. Я эту загадку сам придумал.
А командиру Вите Зайцеву тяжелее всех досталось. Его соседка по парте болела в те дни гриппом, и Вите пришлось всю газету делать самому.
И сделал! Еще какая интересная получилась! И смешные рисунки там были, про тех ребят, которые нарушают в классе дисциплину, и стихи собственного сочинения:
Люблю я на лыжах кататься.Лечу я с горы, как экспресс!И хочется петь и смеяться,И всех обогнать мне, всех!
Стихи, в общем, мне понравились. Ладно, пусть себе обгоняет всех. Ему нужно быть впереди — командир! Хорошие стихи, как у настоящего поэта. Надо будет самой попробовать сочинить. А вот для чего такую шахматную задачу загадал — неизвестно. Игорь — он хорошо играет в шахматы — смотрел, смотрел на эту задачку, а потом сказал, что её и десятиклассники не решат.
— Думать надо, — усмехнулся Витя и постучал себя по голове. — Этим вот местом. Понимаешь?
Я бы на месте Игоря обиделась, а он не обиделся.
— Ладно, — пообещал Игорь, — принесу шахматы — посмотрим, кто кого.
Всё же Витина газета, по-моему, получилась самая интересная. И Нина Ивановна так считала. Хотя она тоже сказала, что не следует загадывать задачки, которые всё равно никто не сможет решить.
— Итак, первое звено прекрасно справилось с выпуском «Чутипа», — сказала Нина Ивановна. — Теперь посмотрим, как получится у второго звена.
«Ничего, — подумала я, — и мы в грязь лицом не ударим. Может, ещё и получше придумаем».
Вчера, когда после уроков расходились из класса, я снова напомнила Коле Ступину, чтобы получше постарался. Пусть нарисует, как Гоша идёт в поликлинику с коньками под мышкой. Или пусть нарисует, что сам захочет.
— Да, ладно, — сказал Коля. — Нарисую.
А Тане Михалёвой я и напоминать не стала, Таня девочка прилежная. Отличница.
И вот пришла сегодня в школу — Танина заметка уже висит на месте. Таня написала про то, как готовит домашние уроки. Делает их всегда вечером, после гулянья, а утром лишь повторяет на свежую голову.
Танину заметку я прочитала с большим интересом. «Может быть, и мне так же готовить уроки?» — подумала я.
Да, нет у меня всё же строгого режима. Когда утром делаю уроки, когда вечером. Правда, вечером, после школы, я немного гуляю, затем занимаюсь музыкой, да еще с тобой, папочка, я люблю поболтать на нашей тахте. Во всё равно, если не терять даром ни минутки, то можно вполне и уроки приготовить. Вот уж тогда утром сколько будет времени! Можно и начитаться вволю, и во дворе нагуляться.
Поговорили мы с Таней о режиме дня, а Коли всё нет и нет.
Уже почти все ребята собрались, когда он пришел.
— Прикалывай скорей! — говорю я.
А Коля молчит, в портфеле копается.
У меня совсем терпение лопнуло.
— Да скорей же! Скоро звонок… Где рисунок?.. Дома, что ли, оставил?
— Не оставил.
— Где же он?
Коля покраснел, и кулаки стиснул.
— Ну, чего, чего пристала? Не рисовал я. Забыл.
— Как забыл?! Совсем не рисовал?
— Ну, совсем, совсем! Ясно? И отвяжись!
Я даже растерялась. Вот так Коля! Всё звено подвёл! Села на своё место и думаю: надо его как-то проучить… Подошла Марина, и мы вместе стали думать… И наконец придумали. Вырвала я из тетради листок и сверху написала:
«Друдл». Подчеркнула. А под ним — мелкими буквами: «Угадай, что это такое?» А внизу этого самого почти чистого листка так написала: «Ответ: это рисунок, который должен был сегодня нарисовать Коля Ступин». Здорово у нас получилось. Марина даже захлопала в ладоши.
Пока ещё не успели дать звонок, мы быстренько накололи листок на гвоздики.
Через минуту возле «Чутипа» столпились все ученики. И Коля не усидел на месте.
Гоша принялся расталкивать ребят по сторонам.
— Дайте дорогу самому главному художнику!
Коля прочитал, что мы с Мариной написали, и сделался злой-презлой. Он хотел сорвать листок, но ребята не дали ему сорвать. А Гоша весело подмигнул Коле:
— Лучше скажи девчонкам спасибо, что поработали за тебя!
В это время зазвенел звонок, и вошла Нина Ивановна. Она поздоровалась, положила на стол портфель, а потом строго и внимательно посмотрела на нас, потому что мы никак не могли; успокоиться.
— Витя, — обратилась она к Зайцеву, — объясни, почему в классе так шумно?
Наш командир с трудом сдержал смех и показал на газету:
— Коля Ступин очень хороший рисунок сегодня нарисовал.
Нина Ивановна подошла к газете и, мне показалось, что ей тоже хотелось засмеяться.
— Что ж, — сказала Нина Ивановна, — я считаю, что это одна из самых удачных заметок в нашем «Чутипе»… А теперь успокоились, ребята, начинаем работать…
Драка
Ещё в тот день, когда вышла история с Колей и его рисунком, я поняла, что он затаил на меня злобу. Этого нельзя было не заметить. Идёт мимо меня — даже не смотрит. Ноздри раздует и сопит.