— И все?
— Думаешь, так просто? Настоящих морозов не знаешь. В некоторые ночи невозможно спать под открытым небом: заболеешь.
Ну-ну. Сменим тему.
— Бойники — от «бойни»?
Гордей равнодушно вскинул плечи:
— Скорее от «боя». Разницу между боем и войной увидеть можешь?
За дурака держит?
— Если война — песня, то бой — слово в песне. Даже так: война — море. Бой — капля.
— Именно, если море — это озеро. Войники, войницы — от «войны». А бойники… так, шушера на один поход. Из мастеров и крепостных. Нищая пародия на войников.
Чувствовалось, как ему ненавистны низкорожденные. Мне не хотелось спорить. Скорее хотелось наоборот. Очень странное чувство. Едва из грязи в князи, и уже…
— Ангелов слушать нельзя, верно? — вспомнил я. — Почему же слушаешь?
Уловка не загнала противника в угол, а вызвала насмешку:
— Закон нельзя воспринимать столь буквально. Смогу я оказать тебе помощь, отказавшись выслушать просьбы? Вот если начнешь смущать искушениями, слушать не буду. Мало того, окажу вынужденное сопротивление. Это простится.
Меня такое объяснение лишь раззадорило.
— Значит, закон подразумевает разночтения. Исполняете не букву, а дух закона? — припомнив недавнее, я добавил: — А в клятвах — не смысл, а букву? То есть, и закон, и клятву разными способами переворачиваете к своей выгоде и продолжаете считать себя честными?
— Остановись, — резко оборвал Гордей. — Я догадался, почему запретили вас слушать. Еще слово — придется принять меры.
Любопытно, какие. Впрочем, совсем нелюбопытно.
— Понятно, слушать запрещено. — Я пошел на попятную. — .А рассказывать?
— Выполнять все разумные законные просьбы.
Ему не хотелось со мной общаться. И не стал бы, но — закон. Обязан? Исполняй!
— Расскажи, как устроен местный мир.
А как бы сам ответил, повстречайся я на Земле с тупым русскоговорящим инопланетянином? Хорошо, что спрашиваю, а не отвечаю. Заодно начинаю понимать, зачем люди идут в учителя. Или хотя бы почему из них не уходят.
— Что именно хочешь услышать?
Разумное уточнение. Перевел, гад, стрелки на меня. Потом припомню.
— Что у вас делают ангелы? В смысле, чем занимаются. Каковы обязанности.
— Служат стране.
— Чем?
— Чем служу я? Всем, что в моих силах. То же предстоит и вам.
Ух, как все сложно и непонятно. Загадка на загадке и под туманным соусом. Или он формулировать не умеет? Или я формулировать не умею? Ладно, зайдем с другой стороны.
— Как называется ваша страна?
— Уже «наша», — его губы тронула легкая улыбка. — Мы ее зовем страной башен.
— А соседние?
Лучше бы не спрашивал. Изготовление конфетки из отходов жизнедеятельности не вызвало бы большего изумления.
— К-а-к-и-е? — Гордей посмотрел на меня как на ненормального. — Ты про пожирателей что ли?
— Кстати, о пожирателях. Это кто?
Царевич скривил рот.
— Людоеды. Как человолки.
— Чужие! — крикнули сразу оба боковых наблюдателя.
Ржание. Голоса. Казалось, что лес расступился — это на передний план выехало трое всадников. Кроме дизайна и некоторых особенностей амуниции они напоминали Гордея. Пластинчато-кожаные доспехи, сапоги, открытые ноги и руки с частичной защитой. Разномастные щиты за спиной. На поясах — такой же набор из меча и ножа. Только шлемы без меха, обычные остроконечные, как у былинных богатырей. Грудная клетка у боковых дополнительно защищена узорной рельефной пластиной, у центрального — изящно выпуклой. А вот сложением всадники не вышли. Не богатыри, одним словом. Двое крайних — парни лет двадцати, между ними вообще девчонка. Ну, девушка, едва ли догнавшая летами спутников. Воинственная и грозная, несмотря на возраст и внешнюю хлипкость. Излучаемая ею уверенность в себе не оставляла сомнений в серьезности и даже немалой опасности воительницы. Руки всех троих лежали на рукоятях мечей. К возможному счастью для нас, пока не обнаженных.
Носильщики сбросили Шурика, вытащили из носилок копья, рассредоточились. Остальные тоже заняли оборону подковообразным построением, отрезая гостей от охраняемых объектов. Гордей, оказавшись с нами внутри ощетинившегося полукольца, выехал чуть вперед. Он узнал прибывших. Энтузиазма встреча не вызвала.
Оставленный Шурик сделал нам знак приблизиться.
— Не полируйте себе кровь через всяких-разных напрасных мыслей, — проговорил он в своей манере. — Малик знает, что делает. Вернется за всеми, куда бы нас ни занесло. На свободе есть выбор действий, в плену нет.
Пугливо глянув на конвойную команду, которой было не до нас, я поинтересовался шепотом:
— Если не секрет, кто он по основной профессии?
— Я знаю? Но при желании любого уложит посреди мостовой безо всякого риска подцепить дополнительную температуру к остывающему организму. А можно встречный вопрос: почему «Чапа»?
Я непроизвольно вздохнул.
— Угораздило папу Ваню назвать сына Васей. Вот и стал для всех Чапаевым. Потом Чапаем. Потом совсем укоротили. Но лучше Чапой, ведь иначе — Муха. Все-таки Мухины мы.
— Которые всегда в пролете, — тихо хихикнула Тома. — Чапа лучше. И если знать предысторию — героичнее.
Больше поговорить не дали.
— Приветствую, царевна Милослава, — чуточку склонил голову Гордей.
Его бойники сделали знакомый нам короткий присест, но оружие по-прежнему держали направленным в сторону прибывших.
Мы с Томой машинально переглянулись: царевна? Царских отпрысков тут как собак … пардон, волков нерезаных. И все по лесу бродят, больше заняться нечем?
— Гордей, сколько зим! — Царевна состряпала фальшивую улыбочку. — Знаком с моими мужьями?
— Не довелось, — сообщил царевич тоном «сто лет вы мне не сдались».
— Дорофей, — представила Милослава левого, затем правого, отличавшегося от второго лишь шириной груди и цветом лошади: — Порфирий.
— Очень, — кивнул Гордей, проглотив полагающееся «приятно».
— Жаль, ты пристроен, — не слишком правдоподобно пожалела Милослава.
— Староват я для тебя, соседка. Найдешь порезвее.
— Кто бы говорил, — не сдавалась та.
Или так протекали местные «как дела, как погода» — обязательный набор слов встретившихся соседей перед тем, как разъехаться?
Странно, но Дорофей с Порфирием, представленные как мужья, равнодушно отмалчивались. Отстраненные взоры, не чувствовавшие реальной опасности, спокойно и задумчиво гуляли по сторонам. Порфирий статью превосходил более хилого — исключительно по сравнению с ним — Дорофея. Дорофей мстил чеканной красотой лица, выразительностью глаз и недоспрятанной ухмылочкой, за которой скрывался хитрый ум. Насчет ума лишь предположение, а хитрость была однозначно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
