— Если это медицина, тогда что такое бардак? — орал Шурик. — Они делают мне так хорошо, как я бы им сделал на голову с тем же удовольствием. У них есть антибиотики?
— Есть лучше! — хмыкнул Малик, наблюдающий за процессом.
Раны присыпали пеплом и каким-то травяным порошком из мешочка.
В момент особенно сильного крика Тома не выдержала. Ее колени опустились возле головы несчастного. Ладони взяли беснующегося пациента за щеки, лицо склонилось, а губы… Губы вдруг впились в неистовствующий рот, вмиг смирили, обняли, впитали, успокоили… и еще раз нежно поцеловали на прощание. Потом она виновато оглянулась на меня:
— Он так кричал…
Я пожал плечами. С какой стати мне ее осуждать? Кто я для этого? И если быть честным, отказался бы сам от подобного рода анестезии?
Малик обошелся новой перевязкой с небольшим количеством местного обеззараживателя. Отходящий от операции Шурик, теперь возлежащий у костра с видом усталого патриция, полюбопытствовал:
— Что скажете за наше прошлое? Мы же в прошлом? Я, конечно, бываю местами поц, но не настолько, чтобы брать халоймыс на постном масле.
— Переведи, — попросил я.
— Да, ерунда. Еще имею сказать, что хороший тухис тоже нахес.
— Тоже переведи, — вновь потребовал я.
— Да, — включилась и тут же смущенно выключилась из разговора Тома.
После внезапного порыва она старалась даже не смотреть в сторону одессита.
Ей Шурик отказать не смог. И тоже смутился.
— Это типа поговорки «горе не беда». Типа не беда, а даже как бы наоборот. Не беда. Горе. Да.
Тут Шурик увидел подтаскиваемый долгожданный котел:
— Что у нас на жидкое?
Это была каша. Какая это была каша! Дома я нос воротил, считал несъедобной. Как же ошибался!
Ели прямо из котла. Деревянными ложками. В две смены. Мы, четверо пришлых плюс Гордей, затем бойники.
— А мяса здесь не водится? — поводил ложкой быстро насытившийся Малик, разыскивая что-то более основательное.
— И я бы не отказался, — признался Шурик, мечтательно закатив глаза.
Перед его мысленным взором материализовался, шкворча и брызгая одуряющим ароматом, роскошный шашлычок. Даже я увидел. Мало того, ощутил запах, вкус и игру солнечных бликов на живущих одним мигом сгорающих капельках жира.
Бойники, уже достаточно доброжелательно относившиеся ко всем нам, отшатнулись.
— Мяса?!
— Одно слово — черти, — презрительно и безысходно махнул рукой Гордей. Потом глянул на солнце. — Наша задача — дойти до башни без ночевки. Запас времени пока есть, но лучше поторопиться.
Зашаркали обиваемые от налипшей грязи ноги кого-то из бойников, отправившегося к злополучному дереву с вещами и флагом. Вместо двух был вывешен и гордо реял теперь один первоначальный. Заодно был восстановлен набор первой необходимости для снизошедших ангелов.
Сборы были недолги. Остатки провианта и котел упаковали в мешки. Туда же запихали добычу в виде шкур, не пропадать же добру. Бойники взвалили поклажу за плечи, и колонна двинулась сквозь лес. Четверо несли Шурика. Еще один приглядывал за Маликом, который при всем желании вряд ли мог что-то сделать со связанными руками. Конец длинной веревки охранник намотал себе на руку. Один плелся позади меня и Томы. Двое шли чуточку в стороне, следя за окрестностями. Царевич то вырывался вперед, то отставал, то грациозно гарцевал рядом с нами.
— Сюда! Сверху кто-то прячется!
Крик издал бойник левой стороны. Как он разглядел что-то в непробиваемой листве чащи, осталось неизвестным. Наверное, жизнь заставила. Точнее, навязчивое нежелание умереть.
Дерево окружили. Трое разошлись спиралями, прочесывая округу. Остальные заняли круговую оборону.
Больше никого.
— Спускайтесь! — объявил Гордей.
Двое. Парочка в нежном возрасте, но всяко старше нас с Томой. Спрыгнув, отряхнулись. В типичной для здешних мест серой дерюге. Девушка в штанах и жилетке, парень в балахоне до колен. Я бы даже сказал в сарафане, если б он не был парнем. Оба светловолосые, светлокожие и какие-то светящиеся изнутри. Так показалось. Наверное, потому, что они бережно относились друг к другу, помогали спускаться, и все время смотрели влюбленными глазами. Со страхом, практически с ужасом, но притом — с любовью. Которая выше страха и прочего.
Один из бойников вырвал из их рук котомки и грубо выпотрошил. Внутри — только продукты и дырявое покрывало.
Парня опрокинули наземь, лицом в землю. Сарафан был безжалостно сорван. Вспомнил: у древних греков такой мешок без рукавов с отверстиями для рук и головы назывался туникой. Но настолько простая конструкция наверняка пришла в голову не только им. Вот и здесь без нее не обошлось. Где «здесь»? Хороший вопрос. Правильный вопрос. Просто чудесный. Полжизни отдам за ответ.
Нет, столько не отдам. Еще чего, полжизнями разбрасываться. Но что-то отдал бы наверняка. Жаль, что ничего нет, кроме чужого ножика. Ау, люди, кому ножик за расрытие мировых тайн?
Девушка отстранилась от едва не осуществленной «услуги» бойника и сама приспустила рубаху чуть ниже плеч. Отвернулась. Оба загривка украшали татуировки: три дерева.
Бойник, осмотревший их вблизи и очень внимательно, согласно склонил голову.
— Наши.
Все оглянулись на царевича.
— Знаете закон? — с высокомерием, всем видом выражая недовольство разговором с низшими, вопросил он.
Девушка процитировала:
— Крепостные не могут самостоятельно покидать землю, не перейдя в иное сословие.
— Наказание?
— Смерть.
Задумчиво кивнув, Гордей осведомился:
— Причина настолько серьезна?
— Его, — девушка указала на парня, — захотела взять в мужья войница Клавдия. Уже дату помолвки назначила. А мы любим друг друга!
— Клавдия — хорошая войница, — проговорил царевич, вышагивая по полянке.
Окованные металлом ноги совершали пять шагов в одну сторону, там замирали, потом он медленно разворачивался и столь же не торопясь шел в другую. После четырех томительных циклов, когда общие нервы уже потрескивали, последовало продолжение:
— Клавдия — завидная партия. Ее внимание нужно заслужить. В мужья — вообще дорогого стоит. Вы сделали не тот выбор. Назовитесь.
— Ива. И Хлыст, — сообщила девушка.
Оба несчастных не смели поднять глаз. Отвечали, буровя взглядом самопальные сандалии, достойные скорее помойки, чем живых людей. Впрочем, говорила пока только девушка.
— Закон надо исполнять. Вы, — указательный палец царевича выбрал двоих солдат, — на счет три. Один, два…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});