— Не обязательно, — возразил Штолев. Он уже успел поразмышлять на эту тему со вчерашнего дня. — Нас-то кто воспитывал именно как Красных полковников? У кого-нибудь есть сомнения, что нам можно доверить самую страшную тайну двадцать первого века?
Все заулыбались. Теперь Александр Юрьевич так же удивленно, как ранее на Гольдштейна, взглянул на Николая. Как легко он снял напряжение разговора!
— А ведь среди нас есть и достаточно молодые, — Штолев радушно улыбнулся сидящим рядом Григорию с Веркой, — и, смею заметить, вполне зрелые люди. Причем довольно разного воспитания, — он с удовольствием подмигнул своей Катерине.
— Ты хочешь сказать, что уже сейчас можно подбирать людей для такого анклава? Сделать нашу особую промышленно-экономическую зону оплотом коммунизма?
— А почему нет? Ты думаешь, Рапопорт еще не догадался, откуда у поставляемой ему инсайдерской информации ноги растут? Не понял, что в переданном ему ноутбуке заложены революционные технологии? Если хорошо подумать, то каждый из нас сходу назовет минимум десяток людей, кого можно привлечь к нашему делу. Так что, господа коммунисты, — ухмыльнулся Николай, — может по рюмочке за успех нашего дела?
— Н-да, поговорили, — неожиданно сказал внимательно слушавший, но молчавший до того Коробицын. — И чему, интересно, вас всех в школе учили?
— Это ты к чему, Андрей? — спросила сидящая рядом Лена Кононова.
— Да потому, что все переврали! — голос свежеиспеченного полковника ФСБ был достаточно громким, чтобы его услышали все.
— Что все? — немедленно отреагировал Гришка.
— Коммунизм, от латинского communis, то бишь — общий, в первую очередь подразумевает общественную собственность на средства производства, демократическую власть и равенство всех людей. И если первое меня не особо смущает, то второе — при нынешних политтехнологиях — глубоко порочно. А равенство… Ну это вообще абсолютная глупость.
— С первыми двумя пунктами согласен, а вот о последнем давай-ка подробнее, — немедленно отреагировал мгновенно заинтересовавшийся Сахно.
— О каком равенстве идет речь? Если перед законом, то более-менее согласен. Хотя ответственность тоже не всегда должна быть одинаковая. Переход улицы в неположенном месте, приведший к ДТП, должен для маразматической старушки и инспектора дорожной полиции караться совершенно по-разному.
— Логично, — согласился Штолев.
— Гитлер и Эйнштейн. Оба родились с разницей всего в десяток лет в Европе. Оба оказали огромное влияние на человеческую цивилизацию. Кто-нибудь из нас осмелится поставить между ними знак равенства?
— Кто бы спорил, — хмыкнул Гришка.
— Вот перед нами два Гольдштейна, — Андрей указал рукой на тихо сопящего носиком завернутого в пеленки Валерика и его отца, неосознанно положившего руку так, чтобы ребенок не свалился со стола, хотя перевернуться самому в этом возрасте было довольно проблематично. — Кого, Гена, — Коробицын повернулся к недалеко сидящему Кононову-старшему, — ты будешь при возникновении какой-либо опасной ситуации спасать в первую очередь?
Светлана мгновенно напряглась и обеими руками ухватилась за сына, где встретилась с ладонью мужа. Хотя тут же успокоилась, осознав, что опасность чисто гипотетическая.
— Леську, — без малейшей задержки отреагировал Геннадий, — Витя у нас хоть и не силач, но позаботиться о себе может.
— Или, может быть, поговорим о равенстве мужчины и женщины? — улыбнулся полковник ФСБ Наталье, оглаживающей свой большой живот. — Нам, мужикам, не дано самим рожать детей, но разве без нас они на свет могут появиться?
— Ну, как минимум, нам для этого требуется пусть махонький кусочек, — расхохотавшись, жена Сахно показала большим и указательным пальцем правой руки символический зазор, — но, все-таки, от настоящего мужчины.
Засмеялись все. Дождавшись, когда смех начал утихать, Коробицын продолжил:
— Итак, о равенстве во всем не может быть и речи. Следовательно, коммунистическая идея хоть и имеет свои привлекательные стороны, но, раз в основе ее неверные постулаты, даже теоретически неосуществима.
— Хорошо, — согласился Сахно, — тогда как ты видишь устройство общества в будущем?
— Да точно так же, Саша, как и ты — сейчас России остро требуется осуществить переход от дикого олигархического капитализма в его самой разнузданной форме к порядку государственного капитализма. Ну, не в полном виде госкапитализм, но на всех стратегических направлениях.
— А власть? — немедленно последовал следующий вопрос.
— Именно то, что ты сделал — диктатура умного патриота. Кстати, знаешь, как это называется по-научному?
— Ну? — интерес в глазах Александра Юрьевича стал заметнее.
— Меритократия[17]. Буквальный перевод с латинского и греческого — власть достойных.
— А ведь под государственным капитализмом принципы "от каждого по способностям" и "каждому по потребностям", соответственно только разумным потребностям, в паре вполне могут работать.
— То есть мы — меритократы? Никак не коммунисты? — дошло до Гришки.
— Вообще-то это несколько разного класса понятия, но по большему счету ты прав, — согласился Андрей. — Это же Красные Полковники привели к власти генерала Полонского, с моей точки зрения именно достойного.
— Вроде бы разобрались, — констатировала баронесса, почему-то переглянувшаяся с Леной Кононовой.
— Вот теперь можно и по рюмочке за успех нашего дела, — опять предложил Штолев.
В этот раз предложение было встречено с энтузиазмом — хотя вино и крепкие напитки всегда стояли в баре малой гостиной Красного-один, алкоголь употреблялся довольно редко. Просто не до выпивки было — столько сверхинтересной работы. Конечно, женщинам по определенным причинам налили чисто символически, но это сейчас не имело особого значения.
****
— И как, Лев Давыдович, первое впечатление? — спросил Сахно, когда Рапопорт, наконец-то, оторвался от краткого описания истории и возможностей открытия, а также ближайших планов.
— Знаешь, Саша, нечто такое я уже давно предполагал. Кстати, а для кого составлялся этот документ? — старый миллиардер снял очки и ткнул дужкой в гриф "Особой важности".[18]
— Только для высших государственных чиновников, которые будут связаны с работой в "Особой экономическо-производственной зоне".
— Значит для Военного Совета. Тогда зачем ты мне эту бумагу показал?
— А как вы думаете? — выражение на лице Александра Юрьевича было несколько загадочным.
Рапопорт посмотрел зятю прямо в глаза, тяжело вздохнул и ответил:
— Даже не надейся. Стар я уже для таких игр.
— Каких таких? — тут же парировал Сахно. — Вы отлично руководите огромной корпорацией. Здесь же, — он ткнул незажженной сигаретой в лежащий на столе документ, — от вас требуется то же самое — общее руководство. Причем на правах министра и зама премьера, плюс все возможности нашей команды — от апартаментов в Красном, хотя это вас вряд ли прельстит, до эвакуационного браслета с портальным терминалом. И работа будет — не просто бабки заколачивать — я вообще-то уже заметил, что это давно вам приелось, но все-таки доставляет некоторое удовольствие — а приносить пользу своей стране.
Рапопорт демонстративно хмыкнул и изобразил кряхтение.
— Вот только не надо жаловаться на старость и плохое здоровье. Наташенькин дед — ваш отец, земля ему пухом — дожил до восьмидесяти трех лет. И почти до конца был в прекрасной форме. А ведь всю войну прошел инженером сначала танкового полка, потом дивизии. Два ранения. У нас, по сравнению с тем поколением, войн практически не было — ни голода, ни холода, как им и благодаря им, терпеть не пришлось. Персонально же ваше здоровье Наталья проверяет регулярно с помощью портального томографа — вы уж извините, что без спроса — и даже одну мелкую операцию провела — сосудик какой-то почистила. Тромб образовываться начал, его в профилактических целях и изъяла. Ну так что, Лев Давыдович, работать будем?
Рапопорт посмотрел на зятя, как будто видел его в первый раз, помолчал и только потом ответил:
— Я, Саша, кажется, только сейчас начинаю понимать, что нашла в тебе моя дочь. Во всяком случае, убеждать ты умеешь.
И, наконец-то, к облегчению Сахно широко улыбнулся.
****
— А где все? — спросил Андрей, скидывая одежду.
— В Питере. Это у меня и Вити, — Штолев кивнул на Гольдштейна, который со Светланой и баронессой купал Валерика в подземном озере, — все близкие здесь, а у остальных и дети, и родители, и другие родственники имеются.
— У тебя это будет первый ребенок? — Коробицын указал движением головы на Катерину. В откровенном раздельном купальнике ее беременность бросалась в глаза.
