— Отойди, — сказала тетя Ида. — Отойди от окна! Отойди! Сейчас же!
— Ай, — воскликнул Сэмюэль, когда она рванула его за руку. — Не трогайте меня.
Он отбросил руку тети и продолжал смотреть в окно.
— Сэмюэль. Отойди, или они тебя уфидят. Отойди. Быстро. Если они уфидят тебя, они придут за тобой. И за мной. И за твоей сестрой.
— Я не боюсь, — возразил он, но не смог скрыть страх в своем голосе.
— Тот, кто боится, остается в живых, — ответила она.
В голосе тети слышался неподдельный ужас, поэтому он отступил назад и слушал, как хюльдры тащили за своими лошадьми сетку с несчастным поющим созданием.
Тетя Ида удерживала его за руку, и на этот раз он не сопротивлялся. Он чувствовал, как постепенно успокаивается ее колотящееся сердце, и ощущал крепкую хватку ее сильных рук.
— Что это было за существо? То, которое пело? — спросил Сэмюэль.
— Томте. — ответила тетя Ида.
— Вы видели их прежде?
— Да, — сказала она. Ее голос дрожал, как бревно под порвавшимся ремнем. — Да, фидела. И… и ты тоже.
— Не понимаю.
— Разве это пение не показалось тебе знакомым? А также шкаф и обои, которые ты узнал?
— Я… — пробормотал Сэмюэль, отстраняясь. — Я… не… я…
И тогда-то тетя Ида рассказала Сэмюэлю о том, о чем она умолчала днем. О том, как ее сестра — мама Сэмюэля — приехала навестить ее с мужем и детьми.
— Это правда, Сэмюэль. Ты… ты… был здесь, когда тебе было два, а Марта была совсем крошкой. Твоя мама узнала о том, что дядя Хенрик пропал, и приехала меня поддержать. Конечно, она не ферила моим рассказам о лесных существах. Не ферила до тех пор, пока не услышала однажды ночью твой крик.
Сэмюэль был совершенно сбит с толку. Он стоял и пытался сквозь тьму вглядеться в тетино лицо.
— Нет. Мама говорила, что она не возвращалась в Норвегию. Вы врете. Она говорила…
— Она говорила так, чтобы защитить тебя, Сэмюэль. — прервала его тетя Ида. — Она хотела, чтобы ты забыл, что когда-то быфал здесь, забыл, что видел нечто похожее на то, что увидел только что. После того как твои родители поняли, что лесные существа реальны, они больше не возвращались сюда, потому что боялись, что вы с Мартой не будете здесь в безопасности. А я не могла навестить вас в Англии, потому что должна была оставаться здесь до возвращения Хенрика.
Сэмюэлю хотелось бы думать, что все это ложь, но он помнил странные сны, которые видел постоянно. Сны про существ, которые, как он знал теперь, назывались хюльдрами.
— Я был здесь прежде, — прошептал он, когда эта мысль оформилась у него в голове. — Я знал это. Я был здесь прежде. Чудовища были настоящие.
— Да, — подтвердила тетя Ида. — Теперь ты понимаешь, почему мои правила так фажны? Понимаешь, почему нельзя выходить из дома, когда стемнеет, и подходить близко к лесу?
— Но я не понимаю, — сказал Сэмюэль, — почему вы не можете просто переехать?
Тетя Ида сглотнула подступавшие к горлу слезы.
— Я обещала Хенрику остаться, — проговорила она. — Уехав из этого дома, я предам его. Понимаешь?
— Хенрик не вернется, — сказал Сэмюэль.
— Нет, — возразила тетя Ида. — Он вернется. Я знаю это. Он обещал. И он ни разу в жизни не нарушал своих обещаний.
ПЯТЬ ЛОМТИКОВ КОРИЧНЕВОГО СЫРА
Проснувшись утром, Сэмюэль удивился, увидев, что тетя Ида ведет себя так, словно ничего не случилось. Ему хотелось поговорить о хюльдрах, но он знал, что нельзя этого делать при сестре, поэтому он тоже стал вести себя как ни в чем не бывало.
Сэмюэль не знал, что за ночь тетя Ида приняла решение. Они уезжают. Им нельзя оставаться здесь еще на одну ночь. Оскар был прав. Одно дело — удержать детей вдали от леса, и совсем другое — удержать лес вдали от детей. Хенрик бы этого хотел, сказала она себе. И поэтому утром она встала очень рано и, как только рассвело, вывесила на улице постиранное белье, чтобы быть уверенной в том, что все готово к переезду. Но она решила до поры до времени не сообщать об этом детям, потому что это только взволновало бы Марту и испортило бы ей аппетит за завтраком.
— Отнеси это на стол, — попросила тетя Ида, протягивая Сэмюэлю поднос для завтрака, уставленный тарелками с хлебцами и сыром.
Сэмюэль никогда не любил сыр. Однако он никогда еще не видел ничего похожего на то, что лежало на тарелке. Сыры, которые он пробовал дома, были желтые или белые, но этот был странного коричневого цвета.
— Что с твоим лицом, молодой человек? — осведомилась тетя Ида, протягивая детям по стакану морошкового сока. — Ты никогда раньше не фидел сыр?
— Только не коричневый сыр, — последовал ответ Сэмюэля.
— Это потому, что ты никогда не фидел сыр «Гейтост», — сказала тетя Ида. — Это сыр вроде того, что делал дядя Хенрик. Он очень популярен у лыжников. Они берут головки такого сыра с собой на склоны, чтобы поддерживать свои силы. Конкретно этот сыр не такой вкусный, как Хенрикова «Золотая медаль», но все равно это норфежский деликатес. Это сладкий козий сыр. Вкус немного напоминает карамель. Или даже шоколад. Дети едят его на завтрак, и взрослые его тоже едят. — Она говорила быстрее, чем обычно, как будто боялась тишины между словами.
Тетя Ида отрезала тонкие, как бумага, ломтики сыра каким-то забавным ножиком. Сэмюэль заметил, что ее рука дрожит. Ибсен очень внимательно наблюдал за происходящим. Создавалось впечатление, что он любит сыр больше всего на свете. Даже больше мяса. Не то чтобы ему когда-нибудь давали попробовать сыр. Ему приходилось довольствоваться его ароматом, который дразнил его ноздри и заставлял его капать слюной на ковер.
— Фидишь эту ручку? — спросила тетя Ида Марту, не ожидая ответа. — Она сделана из оленьего рога.
Сэмюэль вздохнул, вспомнив хюльдр:
— И кого это волнует?
Тетя Ида решила проигнорировать угрюмое выражение лица, которым сопровождался этот вопрос.
— Ну, — заметила она, — думаю, что оленя это волновало очень сильно.
Она улыбнулась, как будто удачно пошутила, но в глазах ее таился страх.
— Я не люблю козий сыр, — сказал Сэмюэль. — Я люблю коровий сыр.
Трясущимися руками тетя Ида положила пять тонких ломтиков «Гейтоста» на тарелку, добавив туда немного хлебцев.
— Что ж, молодой человек, в этой части Норфегии люди держат коз, а не коров.
Она положила Марте такое же количество сыра и хлебцев, и Сэмюэль смотрел, как сестра начала есть, не выказывая никаких признаков недовольства или энтузиазма. Потом он взглянул через окно гостиной на пустое поле, покрытое травой, которое простиралось перед лесом, и подумал о хюльдрах, поймавших маленькое существо. Его пробрала дрожь.
Сэмюэль отогнал от себя страх и подхватил с тарелки ломтик коричневого сыра и хлебец.
Если бы в те пять минут, за которые Сэмюэль расправился со своим завтраком, в комнате появился гость, он был бы введен в заблуждение, решив, что этот внезапно притихший молодой человек был самым послушным двенадцатилетним мальчиком на свете.
Однако если бы у гостя было острое зрение — более острое, чем у тети Иды, — он бы заметил, что Сэмюэль ест только хлебцы.
Перед тем как откусить первый кусок, он встряхнул рукой. Сыр при этом упал ему на колени. И затем он мог складывать упавшие ломтики в карман рукой, которую он незаметно держал под столом. Он улыбался, зная, что нарушает пятое тетино правило.
И затем, сразу после завтрака, Сэмюэль решил нарушить еще одно правило тети Иды.
— Я собираюсь залезть на чердак, — сказал он сестре, когда они сидели на кроватях в своей спальне.
Марта отрицательно затрясла головой.
— Да, — подтвердил Сэмюэль. — Когда она пойдет вешать белье, я собираюсь пойти посмотреть, что там наверху такого особенного, что она хочет от нас скрыть. — Он был полон решимости разузнать побольше про лес, особенно после этой ночи, и был уверен, что найдет подсказку на чердаке.
Марта снова затрясла головой, и на мгновение Сэмюэлю показалось, что она искренне обеспокоена.
— Да, — сказал Сэмюэль. — Я иду.
И поэтому, когда Сэмюэль услышал, что тетя направляется к бельевым веревкам, он оставил сестру сидеть на кровати и спустился на лестничную площадку. Там находилась лесенка, ведущая к потолку с маленькой квадратной деревянной дверцей.
Однако на полпути Сэмюэль столкнулся с неожиданной проблемой. Проблема имела четыре ноги, виляющий хвост и весьма громкий голос.
— Нет, Ибсен! Чш-ш-ш! — взмолился Сэмюэль.
Но Ибсен был не из тех собак, которых можно легко утихомирить, и продолжал своим лаем уведомлять тетю Иду о том, что Сэмюэль нарушает правило.
И тогда Сэмюэль вспомнил. Сыр! Он вытянул из кармана тонкие ломтики «Гейтоста» и бросил их на лестничную площадку.
Сработало! Лай затих. Молчание Ибсена было куплено за пять ломтиков коричневого сыра.
