Глядя на склонившегося над тумбочкой Курчева, отчаянно колошматившего по машинке, словно не он, а полк заплатил за нее полторы косых, Ванька Секачёв с ужасом думал: "Неужели они все там наверху, которые образованные, такие дурни? Да я бы такому на своем дворе гальюн рыть не доверил. Идиот, в воздух пулял. Ничего, батя ему правду покажет. Батя сам образованный, с поплавком. Только поплавок на кителе висит, а не на глазу. Свет эта хреновина бате не застит".
12
- Ты чего, пидер, несешь, - рассердился он на Федьку. - Видишь, я крести кидаю.
- Не плачь, не корову... - отмахнулся тот и опять пронес вистовую карту.
Зажгли верхний свет. Пришел из караула парторг Волхов, покачал головой в сторону Курчева - тот, не отрываясь, печатал, - постоял над играющими, силясь в который раз понять смысл мудреной игры, вздохнул:
- Ну и накурили, - и пошел назад в караулку.
Подходило время смены. Начфина и, соответственно, Ращупкина - не было. Володька Залетаев давно храпел, прикрывшись второй, курчевской подушкой. Молодой, двадцати одного года, он вообще горазд был спать, а теперь от Зинкиной любви осунулся и спал всюду: в "ово-щехранилище", в КПП на дежурстве, даже на политзанятиях, а тут - под стрекот машинки и реплики преферансистов - и сам Бог велел.
- Эй, лёдчик, - толкнул спящего сидевший с его стороны Морев. Летчик послушно повернулся к окну, но храпа не убавил. - То-то, - хмыкнул Игорь Морев и сбросил карту.
Он играл без интереса, никогда не проигрывая, вовсе не зарясь на чужие висты. Он был какой-то вечно сонный, по-видимому неумный, хотя очевидных глупостей никогда не совершал. Для Бориса он был загадкой, потому что никак нельзя было определить, что же в Мореве главное, чего он хочет, куда гнет, надеется на что. Схватив два года назад, сразу по окончании училища, невеселую болезнь, он до сих пор мучался, во всяком случае жаловался на рези, ныл - и никак нельзя было понять - всерьез это или для красного словца, или просто, чтоб на будущее не сглазить... Курчев подозревал, что тут одна мнительность и никакого триппера Морев вообще не хватал. Пил Морев не больше других, хотя и не меньше, на машину не копил, лишней пары брюк не покупал. Помогать ему никому не надо было, потому что мать и тетка в Петрозаводске как-то сводили концы с концами, имели, кажется, собственный дом с участком и еще где-то служили. В Москву Морев выбирался редко, обыкновенно, даже не доезжая до центра, оседал в окраинных столовках или пивных. Он был хорош лицом, выглядел даже моложе своих двадцати четырех, но как будто ни черта в жизни не хотел, никуда не стремился, даже в светившую ему радиоакадемию. С девками после того обидного (реального или выдуманного) случая он, сколько знал Борис, не слишком заигрывал. Словом, это был не лейтенант, а сплошное чёрт возьми! - и Курчев, теряясь в догадках и сомнениях, все подбирал к нему ключи, надеясь написать небольшую, страниц в двадцать работу об Игоре Олеговиче Мореве, странном, ничего не желающем молодом офицере. Это было куда интересней заканчиваемого реферата, который с каждой страницей тускнел, черствел и уже вызывал тошноту, как съеденный на другой день засохший завтрак.
Теперь, после выстрела, Борис видел, как надо было его написать. Надо было делить мир не на начальство и неначальство, как было в реферате, а на единицу и множество. Выстрел, оттолкнувший от Курчева офицеров, был, как гром небесный, как 22 июня 41 года, как всё, грозное и реальное, что переворачивает действительность с головы на ноги и показывает ее такой, как есть. Если в реферате между, строк рассматривались два сознания начальственное и подчиненное, то теперь хотелось проводить разграничение вовсе под другим градусом.
"Истина одна? - размышлял Борис, машинально перепечатывая тетрадный текст. - Хрена с два! Никому она не нужна, истина. То есть нужна, но уже в следующую очередь. Сначала - удобство и безопасность. Все знают, что впятером бить одного нехорошо и подло. Но поскольку этот один не ты, а некто, да еще чужак, да еще козел, способный поманить всё стадо, то чёрт с ним, пусть вдарят!.. Конечно, лучше бы без кровянки, но поскольку уже пустили, так чего зря болтать... Пустили и ладно. Выставлять напоказ нечего. Конечно, можно было бы наказать по уставу, дать там "губы" или кучу нарядов, но это хлопотно да и как-то не того... Наверху скажут - без наказания с людьми справиться не можете? Только принуждение, а где убеждение? А юшка - действенное средство. Свои же и наказали. Но сорвалось... И вот из-за того весь полк, от буфетчицы Зинки до начштаба, встал против одного Курчева, потому что Курчев - тоже чужак. Курчев только ждет лыжи навострить... Что ж, и вправду жду. А не ждал бы, не шмалял в воздух... В аспирантуре не шмалял бы. Вон сколько цитат понабрал..." - и он с неодобрением поглядел в тетрадь, где текст уже шел не сплошняком, а с большими пропусками.
Курчев переставил машинку на кровать и с неохотой стал прикидывать на отдельном листке, куда сунуть какой кусок, расставляя против цитат порядковые номера и тут же их перечеркивая. Занятие было не из приятных.
"А если ты такой любитель правды, - ругал себя, - то оставайся тут в полку и качай свои права. А рефератом подотрись... Слабо? А?"
Открылась дверь, вошел посыльный, тот, что приносил обед Федьке, и стал у двери. Дальше идти ему было некуда - мешали играющие.
- Чего тебе? - лениво спросил сидевший к нему лицом Морев. - В штаб кого-нибудь? Лейтенанта Курчева, да?
Борис поднял голову. Солдат мялся, стоя сбоку от Секачёва.
- Нет, не в штаб, - наконец выдавил посыльный. - Мне до вас, товарищ лейтенант.
- Говори. Я не глухой, - процедил Курчев. Солдат все еще мялся.
- Не пыхти над ухом, - рассердился Секачёв. - Чего пришел?
- Да... это самое, - промямлил солдат и тут, словно махнул рукой, мол, что мне, больше других надо, - выпалил: - Капитан Зубихин велели у лейтенанта Курчева на полчасика машинку позычить.
- Чего? - присвистнул Федька.
- Достучался, - качнул головой Морев. Зубихин был полковым особистом.
- Скажи, занята. Видишь, сам печатаю. Скажи, пусть в штабе возьмет.
- В штабе заперто, - неопределенно пробурчал посыльный. - Младший лейтенант Абрамкин в наряде...
- Ну, и моя занята. Поищи Абрамкина, пусть отопрет.
- Начфин там не приехал? - подал голос Гришка.
- Приехал, - кивнул солдат. - Только деньги, вроде, завтра давать будут. Батя чего-то заболел.
- Идите, - сказал Секачёв.
- Порядок в танковых войсках! - закричал Федька, едва прикрылась за посыльным дверь. - Давай, старлей, отвальную!
- Придется, Григорий Степанович, - пробасил Ванька.
- Лёдчик, лёдчик! Па-адъём! - тряс спящего Морев.
- А ну к ерам эту пулю, - другой рукой Морев смял двойной тетрадный лист с росписью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
