– Ох, простите меня… – хрипло проговорила она.
– Желаете допросить покойную тет-а-тет? – тихонько спросила Эля.
Что оставалось сыскной полиции, когда умная барышня угадывает желания? Скрипнуть зубами и вежливо согласиться.
– Только маленькая просьба, Антон Иванович, не ищите в нашем доме больше никаких трупов, теперь, слава богу, все живы.
– Я постараюсь, Эльвира Ивановна.
– Вот и постарайтесь. Только после мне все перескажите. Договорились?
– Все, что смогу.
– Чудесно. Митрич, за мной!
– Oui, mon général![8] – ответил повар, воткнул разделочный тесак в поварскую доску и последовал за своей госпожой, как истинный мушкетер: с гордо поднятой головой.
Лиза тихонько застонала.
– Вам плохо? Может, воды? – засуетился Ванзаров.
– Нет, не надо ничего… Вы кто?
Господин Чиж не скрыл служебное положение.
– Сыскная полиция… А зачем?
– Елизавета… Простите, как по отчеству?
– Просто Лиза, так привычней.
– Хорошо, Лиза. Сегодня утром Эльвира Ивановна дала вам свое платье, такое в розочках, с большим вырезом. И на плечо еще украшение: хризантема с циферкой внутри… Что такое?
Лиза зашлась оглушительным ревом, с размазыванием слез по щекам, иканием и нервным питьем воды – аж зубы клацали. А ведь барышня Агапова дала точный портрет: миленькая дуреха. Как славно, что не все женщины умны. И ничего, живут счастливо.
Кое-как успокоившись, Лиза наконец пробормотала:
– Из-за него все…
Потребовались ласковые уговоры и залпы вздохов, чтобы горничная смогла внятно рассказать.
…Получив заветное платье, Лизавета со всех ног побежала в «Помпеи», мечтая записаться на конкурс красавиц. Свое личико, лелеемое косметическими средствами, и фигурку, сохраняемую строгостями в еде, она считала достойными не только участия, но и самой победы. Однако радужная мечта померкла, как только она предстала перед хозяйкой конкурса. «Омерзительная жирная старуха» (характеристика Лизы) придирчиво осмотрела ее и осталась крайне недовольна. Тонкая девушка – как в талии, так и в чувствах – занервничала, но держала себя в руках. Так омерзительно ее никогда еще не разглядывали «сальным, гадким взглядом» (опять ее слова). Тогда «мерзкая жаба» (понятно кто) стала выяснять, чем барышня занимается и на что живет. Особо «старуху» интересовало, не является ли она билетной, бланковой или кабинетной[9]. Лиза с гневом отвергла подозрения: она бедная, но честная девушка, зарабатывает на хлеб руками, а не иными частями тела. Строгий ответ еще больше разозлил «каргу». Она заявила, что каждая участница конкурса должна иметь не менее трех оригинальных платьев. Лиза готова была продемонстрировать одно немедленно. Ей позволили зайти за ширму, где было зеркало в рост, и переодеться. Розочки с вырезом удивительно ей шли. Не имея иных украшений, Лиза приколола на левое плечо искусственную хризантему. Как только она появилась из-за ширмы, с «ведьмой» случился настоящий припадок. Она принялась «вопить дурным голосом», что Лиза украла наряд участницы конкурса и единственный способ избежать полиции – немедленно бросить платье и никогда здесь не появляться. Нервы бедной девушки не выдержали: заливаясь слезами, она скинула проклятую одежку, кое-как переоделась в свое и выбежала вон.
– Со мной обошлись так потому, что я – горничная. Человек второго сорта. Разве имеет право прислуга быть красивее барынь! Еще чего доброго обскачет. Вот меня и проучили, чтоб знала куда соваться, – закончила она.
– Что дальше случилось? – заботливо спросил Родион.
– А то и случилось, кабаков много, утешили добрые люди. Уж лапать стали, не знаю, как вырвалась, по улице вели, еле отстали.
– Как же с платьем?
– Ничего с ним не будет. Ведьма эта небось сама Эльвире Ивановне притащит еще с извинениями…
– Где вы его оставили?
Лиза посмотрела на мучителя глазами, полными слез:
– Вам-то что за дело до таких пустяков? Ну, за ширмой, кажется, бросила на пол. Плохо помню. Все смешалось…
– Кто-нибудь видел ваше переодевание?
– Я пораньше прибежала, старуха мерзкая одна в зале сидела.
– Который час был, хотя бы примерно?
– Не видала часов, не до того было, после трех, наверно…
– Давно в этом доме служите? – спросил Родион.
– Года два или что-то вроде…
– Эльвира Ивановна говорит, что вы большие подруги.
Чуть помедлив, Лиза ответила:
– Как барыне будет угодно.
Родион еще собирался узнать, как это хрупкая девушка в одиночку справляется с таким домом, но веселый звоночек дал о себе знать. Скорее врожденное любопытство и проклятая страсть совать нос куда не надо подхватили юного чиновника и понесли в гостиную. И как раз вовремя: он застал сцену, явно не предназначенную для посторонних глаз.
Клавдия Васильевна, в том же халате, нежно приникла к груди гостя, так что закрыла его совсем. Нежданное появление Ванзарова застало ее врасплох. Вдовушка резко отпрыгнула, словно оказалась в объятиях незнакомца случайно, оправила прическу и с нервной улыбкой спросила:
– Как, вы еще здесь? А я думала, уже закончили… Но все равно приятно…
И Ванзарову было приятно увидеть кое-что новое.
– Это из полиции чиновник… То ли Скворцов, то ли Воробьев… – госпожа Агапова изобразила легкомысленный жест, дескать, кто их там разберет, пернатых.
– Чиж Антон Иванович, – Родион поклонился гостю.
Вспомнив, что она вежливая хозяйка, Клавдия Васильевна с нежными нотками произнесла:
– Позвольте представить: князь Эгисиани. Наш… друг. То есть друг нашего дома.
– Анзор Шалвович! – пояснил князь. И гордо поклонился, то есть чуть нагнул подбородок. Настоящий друг дома, кто бы сомневался.
Кроме сочного акцента, в князе не нашлось достоинств. Если снять с него красную черкеску с золочеными газырями и шелковыми отворотами да начищенные сапожки юфтевой кожи, останется худощавый юнец, распираемый непомерной аристократической гордостью. Цыплячья грудка и дряблые ножки стали бы позором семьи в горном ауле. Но в столице империи князь, у которого не было ничего, кроме имени, принимался с почтением и любовью. Как и было принято поступать со всей родовой знатью покоренного Востока. Эгисиани сверкал черными глазками, топорща иголочки усиков, но руку держал на эфесе огромного кинжала, как полагается настоящему джигиту. Что еще нужно, чтобы женское сердечко забилось от томного образа восточного рыцаря, дикого, но симпатичного. И только Ванзаров, по природе миролюбивый, невольно подумал, что сшибить князя хватило бы щелчка. Но обижать смазливого ребенка лет двадцати кодекс рыцаря не велит.
– Хорошо играэтэ в руську пирамида? – завел «мужской» разговор хорошенький мальчик.
– Что вы, князь, игрок из меня никакой, разве что мертвый шар положу, – скромно ответил Родион.
– Можэтэ рассчитывать на мою партэю!
– Извините, господин… эм… Стриж, у меня к князю важный разговор, – Клавдия Васильевна прихватила мальчонку под ручку. – Мы спешим, князь достал билеты на представление великого Орсини.
И безутешная вдова чуть не силой уволокла красавчика в тайные недра женского дома. А Ванзаров направился к прихожей, где его пальтишко, быть может, уже пользовали для вытирания ботинок. Но Родиона окликнули. Эльвира Ивановна наступала с решительным видом:
– Выяснили, что за труп гуляет в моем платье?
– Пока еще нет.
– Желаете, чтобы поехала с вами на опознание?
– В этом нет срочной необходимости, отложим до завтра.
– Вы обещали рассказать все, что вытрясете из Лизы.
– Непременно. Но только не сейчас.
– Могу я надеяться, что вы вернетесь к нам? – спросила Эля чуть более тепло, чем полагается малознакомой барышне.
Ванзаров обещал непременно. Но добавил:
– Прошу серьезно отнестись к моему предостережению. То, что Лиза жива, ничего не меняет. Вокруг вас таится опасность, это не домыслы. Будьте осторожны и внимательны. Угроза нешуточная. И еще раз подумайте хорошенько, кто мог желать вам смерти.
– Я постараюсь, – ответила Эльвира Ивановна.
Без наигрыша ответила, серьезно и вдумчиво. Честное слово, защищать такую девушку – одно удовольствие.
Общение с симпатичными женщинами вызывает не только прилив крови, бодрость духа и желание совершать подвиги, но зачастую и расслабление мозгов. Разум словно греется в теплых лучах красоты, и так ему это нравится, что он вешает табличку «В отпуске» и отправляется отдыхать. Нечто подобное случается даже с рыцарями без страха и упрека. Вот, например, один из них схватил пролетку на углу Пантелеймоновской улицы и опомнился только в Мучном переулке, перед дверями участка. Каким-то невероятным образом Родион перепутал адрес. Да и вообще: для чего взял извозчика? Ведь собирался вернуться в «Помпеи», чтобы задать важные вопросы госпоже Масловой. Ну, не возвращаться же обратно. Пришлось убедить себя, что это – зигзаг судьбы, значит, так и должно быть.
