Твою ж мать, Соня. Кажется, ты снова прокололась…
8. Слово не воробей
Ладонь скользит по голой ноге девчонки. Без особой задней мысли, просто путешествует по затянутой в сетку гладкой холодной коже. И хоть Вадим не собирается набрасываться на девушку прямо сейчас, все равно он этому своему движению совершенно не препятствует. Просто смотрит в глаза зайки. И не вздохнешь-то лишний раз, чтобы не спугнуть её. Зрачки у девушки медленно расширяются.
Почему она так взволнована? От страха? Или все-таки от чего-то еще? Вадим перекладывает ладонь на внутреннюю сторону бедра, и теперь уже пальцы двигаются не вниз, а вверх. Малышка вздрагивает, совершенно отчетливо сглатывая и явно подавляя стон. Чувственная какая… А ведь она замерзшая, должна плохо ощущать.
— Не надо, пожалуйста, — тихо выдыхает девушка. Едва слышно, Вадим даже мог бы прикинуться, что не расслышал, но нет так нет. Жаль, конечно, но девчонку можно понять. Вряд ли её настроение вообще располагает к сексу, тем более — с первым подвернувшимся под руку Вадимом. Хотя он её все-таки трахнет. Просто чуточку попозже.
Дягилев приподнимается на руках, слезает с Сони, садится нормально, забирает уже из рук замершего у автомобильной дверцы Бориса плед, накрывает им дивные ноги Сони. Вот болван же Афанасьев, такое длинноногое чудо пускает гулять в одиночку. Нет, Вадим уверен, что у старика Афони не было желания выставлять дочь из дома. Скорей всего, он Софию просто решил припугнуть, рассчитывая, что она замерзнет и вернется домой послушно следовать отцовской воле, но…
Вот этому и намерен помешать Вадим. Тем более, что Соня явно может подхватить воспаление легких и еще что-нибудь не особенно аппетитное, бегая по улице босиком и почти без одежды. Так что Афанасьев Вадиму еще "спасибо" сказать должен бы за такую заботу о его дочери.
Представив, как Старик все-таки созревает на это, Вадим не может удержаться от смешка. Картина представляется бы колоритная по самой своей сути.
— Боря, у тебя горячее что-нибудь есть? — произносит Вадим, разглядывая синеватые губы зайки. Нет, у самого Вадима тоже были методы согревания окоченевших женщин, вот только эта конкретная — со стыда наверняка сгорит во время секса в присутствии водителя. И без особого повода такую нервную встряску ей устраивать не стоит.
— Кофе, — откликается водитель. — В термосе. Подойдет, Вадим Несторович?
— Давай сюда, — деловито качает головой Вадим.
Термос Боря достает тоже из багажника, по пути сделав таинственный крюк к скамейке. Что-то оттуда берет и возвращается к машине. Вместе с термосом в руки Вадима ложится и маска, которую он выдавал Соне, чтобы спрятать её симпатичную мордашку от соглядатаев Баринова. Надо же, какой Борис ответственный — хозяйское имущество примечает. И надо же — зайка сохранила масочку!
— Ошейник выбросила? — с мягким укором спрашивает Вадим, бросая на девушку косой взгляд. Спрашивает абсолютно без раздражения. Она еще не понимает ценность такой вещи как ошейник, Вадим и надевал его на неё не как на свою сабу. Так. Девочка-игрушка, случайно попавшая ему в руки.
— Простите, — виновато шепчет Соня, отчаянно ежась, и укутываясь в плед по шею. — Не могла же я домой прийти еще и в ошейнике.
— Да-а-а, твой папочка вполне мог поинтересоваться, кто на тебя его надел, — произносит Вадим, наливая кофе в крышку термоса. Наливает и принюхивается — от кофе ощутимо паънет алкоголем. — Коньяк? Боря, ты что, бухаешь на работе?
У водителя пылают уши. Ну, еще бы, такое палево. Теперь понятно, почему кофе в термосе, хотя в каком-нибудь МакАвто подавали же наверняка в стакане. Но кофе в стакане про запас не отложишь, да и коньяка в него не дольешь.
— Только после конца смены, Вадим Несторович.
— Ну-ну, — скептично откликается Дягилев. — Откручу башку, если замечу. А лишат прав — с работы ты у меня вылетишь.
Впрочем, Бориса спасают от расправы пять лет верной службы и чистая репутация. Столько лет рядом с Дягилевым держались только очень честные, верные и действительно ответственные сотрудники.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— С коньяком, — предупреждает Вадим, протягивая Соне кофе, но девушке, кажется, уже плевать. Лишь бы горячее. Обхватывает нетерпеливо своими маленькими ладошками крышку термоса, чуть нос туда не окунает.
— Спасибо, — почти шепотом произносит зайка, несмело поднимая свои глаза на Вадима. И все-таки её ему слегка жалко. Слишком много всего свалилось на эту тепличную розочку за прошедшую ночь. И муж психанул, и отец из дома выгнал, и… Вадим еще тоже за достоинство вечера точно не считается.
— Куда едем, Вадим Несторович? — спрашивает Борис, чуть оборачиваясь к начальнику.
— Домой, Боря, мы едем домой, — отзывается Вадим, разглядывая зайку, мелкими глоточками пьющую кофе.
Как он и думал, девушка тут же вскидывает глаза.
— Вы обещали отвезти меня в полицию, — хрипло произносит Соня. О, и голосок проявился. Связки отогрелись или характер?
— У меня теплее, — ухмыляется Вадим. — И бомжи по моему дому не бегают.
Насчет ночных бабочек гарантировать не стал. Сегодня их, конечно, нет, но нельзя же было сказать, что так дело обстоит всегда…
— Вы обещали, — с нажимом напоминает девушка.
— Зайка, что ты хотела от полиции, чего не могу дать тебе я? — Вадим откидывается на спинку кресла, разглядывая дочь Афанасьева и размышляя на тему того, насколько давно он находит эротичным вид замерзшей девушки. Не замечал раньше за собой такой тяги, а вот надо же, сейчас лишь сильнее заводит. Так и хочется пересадить эту дурочку к себе на колени и хорошенько её взгреть. Практически не раздевая, лишь расстегнув боди. Там и расстегивать-то всего ничего — снизу три крючка в ряд. Вадим прекрасно умел с ними управляться. Вот. Расстегнуть крючки, рвануть колготки в разные стороны, развернуть девушку к себе спиной и усадить на член. Одним движением, чтобы вскрикнула от резкого проникновения. И рот зажать собственной ладонью. Чтобы кусала пальцы, но не смела и пикнуть.
Нет, все-таки рановато он сегодня с оргии уехал. Даже не потрахался ни с кем, ни с толком, ни без толку. Даже одиночного секса не было, не говоря о групповом. И вот оно — готов броситься на мимо пробегавшую зайку. А она, между прочим, сегодня явно не настроена.
— Я хотела позвонить друзьям, — отвечает Соня, отвлекая Вадима от его озабоченных фантазий. А меж тем, он был против. Ему не хочется отвлекаться. В мыслях-то он уже девчонку и за волосы прихватил, чтобы темп её движений задавать. И почти слышал её возбужденное стыдливое хныканье. А нет. Приходится возвращаться в реальный мир, фокусировать внимание на завернувшейся в плед девушке напротив себя.
— Друзьям? — Вадим высоко задирает бровь. — У тебя есть друзья, зайка? Я думал, папочка от тебя людей каменным топором отгоняет.
По крайней мере, в светской тусовке Соню Афанасьеву почти не видели. Ходили слухи, что девочка выезжает на всякие выставки, но сам Вадим на эти мероприятия обращал внимания довольно редко. Нет, если выставлялся какой-нибудь современный художник, с чем-нибудь скандально-эротическим — вот тут Вадим, конечно, интересовался. А так… Нет, спасибо, не интересно. Отвлечешься тут, сходишь на выставку, а дорогой конкурент (реально дорогой, с заоблачным ценником по принесенным убыткам) тем временем откусит тебе что-нибудь жизненно необходимое. Афанасьев же — гиена, умеет выжидать самые критичные моменты для своих подлянок. Вадим отвечает ему взаимностью, на самом деле просто потому, что “война — значит война”, но гиенистости конкурента это не убавляет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— У меня есть друзья, — обиженно отзывается Соня. Надулась, нахохлилась недовольно, стала похожа на взъерошенного боевого воробья. Ох, детка, зря ты это делаешь. Ведь чем больше непослушания — тем сильнее хочется заняться воспитанием.
