Рассеянно вышел он вслед за Белой из кинозала. Бела что-то говорил ему, высказывал, очевидно, свое мнение о кинофильме, махал руками, подражал кому-то, но Генка только кивал головой и ничего не слышал. Перед его глазами проносились ледяные ракеты. Они летели к далекой красноватой планете, чтобы, растаяв там, дать живительную влагу плоским пустыням, наполнить атмосферу Марса земным воздухом.
— Вот бы полететь туда! — мечтательно проговорил Генка и посмотрел в безоблачное небо.
— Мы можем сходить на вертолетную станцию, она здесь рядом, на крыше почтамта! — откликнулся Бела.
— Нет, я говорю о Марсе, туда бы полететь!
— А, вот ты о чем! Туда пока еще туристы не ездят.- Голос Белы прозвучал грустно.- Но я обязательно полечу. Окончу строительный факультет и полечу. Строить новые города. И ты можешь. Даже раньше меня. Ты ведь вон уже какой большой! Кстати, ты слышал, что завтра утром с Минского космодрома на корабле «Дружба» на Марс вылетает группа строителей? Вот счастливчики!
Генка вздохнул и ничего не ответил. Они вышли на проспект.
На проспекте тоже росли деревья, но середина была свободна. «Здесь у нас проходят демонстрации»,- тоном хозяина пояснил Бела.
По обе стороны возвышались новые многоэтажные дома. «Все новое! Сколько понастроили за это время!» — почему-то с грустью подумал Генка и спросил:
Ты не знаешь, есть у вас какие-нибудь старые здания? Ну, хотя бы середины прошлого века.
— Есть! Хочешь, покажу?
— Пошли!
Они прибавили шагу, и вскоре Генка с радостью увидел широкие окна центрального универмага. А-а, старый знакомый! Только теперь он назывался «Центральным пунктом выдачи предметов личного обихода».
Они прошли еще один квартал и вышли на площадь.
Сохранился и Дворец профсоюзов, и сквер напротив. Еще издали Генка заметил среди деревьев знакомый, потемневший от времени бюст великого белорусского поэта.
Он подошел к памятнику. Бронзовое, тонко очерченное лицо выражало раздумье. Чуть прищуренные глаза задумчиво смотрели вдаль.
…Идет коммуны день прекрасный,
Чтоб нашу радость, наше счастье
На всей земле увековечить,-
с новым, понятным только ему чувством прочел Генка слова, высеченные на гранитном пьедестале, и, невольно подтянувшись, торжественно поднял руку в пионерском салюте.
Бела осторожно дотронулся до Генкиного плеча.
— Может, пойдем ко мне? Покажу коллекцию, библиотеку…
— Я хочу еще кое-что посмотреть здесь, на улицах.
— Но мне пора домой. Мама и папа пришли с работы. Мне их нужно предупредить,- нерешительно начал Бела и вдруг оживился: — Я могу с ними поговорить по видеофону, а потом, когда ты все посмотришь, поедем ко мне.
Генка не знал, что такое видеофон, да и перспектива встретиться с родителями Белы и подвергнуться расспросам его не устраивала. К тому же он подумывал о возвращении в 1962 год.
— Ты иди, Бела,- смущенно сказал он,- а я тут кое-куда еще зайду. Я тебе потом позвоню, по этому… видеофону.
Бела внимательно посмотрел на Генку.
— А где ты остановился? Ты ведь не минчанин? Ты какой-то странный, стеснительный. Поедем к нам. Мама для тебя уберет отдельную комнату, а не захочешь — будем жить вместе.- Голос Белы звучал мечтательно.- У нас знаешь как весело! И школа рядом, и стадион. А команда футбольная у нас знаешь какая! И детские мастерские, и слесарный цех, и токарный, и электроцех, и химические лаборатории… Поедем?
Что-то горькое подкатило к горлу. Генка молча покачал головой и мягко, но решительно взял Белу за плечи.
— Спасибо, Бела! — тихо сказал он.- У меня есть еще дела, понимаешь? Я не могу тебе сказать какие. Это военная тайна,- для убедительности соврал Генка и горько улыбнулся.- Может, когда-нибудь я все тебе объясню. А теперь иди.- Он замолчал, тряхнул Беле руку и пошел прочь.
— Гена, а что такое военная тайна? — послышалось вдогонку.
Но Генка только махнул, не оборачиваясь, рукой и прибавил шагу.
ГЛАВА VI,
которая объясняет исчезновение улицы Обувной, знакомит с метрополитеном, космодромом, межпланетным кораблем и рассказывает о том, как знание марок папирос дает основание считаться ученым историком
Генка дошел до Комсомольской улицы, повернул направо, нашел Республиканскую и, поднявшись к тенистому саду, на месте которого когда-то была трамвайная остановка «Юбилейный рынок», начал разыскивать улицу Обувную.
Он довольно долго бродил между нарядными домами, но Обувной так и не нашел. Наконец он набрался храбрости и остановил веселую девушку с пышными волосами.
— Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где тут проходит Обувная улица?
Девушка удивленно вскинула тонкие брови, секунду подумала, потом, смущенно улыбнувшись, покачала головой.
— Я даже не слыхала об улице с таким названием. Впрочем, в следующем квартале, у дома с круглыми окнами, расположен автомат. Если в городе такая улица есть, он объяснит, как до нее добраться.- И, приветливо кивнув, девушка ушла.
В соседнем квартале, на стене дома с необычными круглыми окнами, висел никелированный ящик со светящейся надписью: «Электронное справочное бюро». Сбоку, рядом с выбитой на листе нержавеющей стали инструкцией, висела телефонная трубка.
Генка прочитал инструкцию, снял трубку и, нажав кнопку под зеленым глазком, недоверчиво спросил:
— Скажите, как пройти на Обувную улицу?
В трубке щелкнуло, погудело, и Генка услыхал четкий, монотонный голос:
— По решению исполнительного комитета Минского городского Совета депутатов трудящихся от 4 октября 19.. года улица Обувная переименована в улицу Первых космонавтов. Улица имени Первых космонавтов начинается за первым углом слева от справочного бюро.
Генка еще немножко подержал трубку, но больше ничего не услышал. Подумав, он снова нажал кнопку и задал первый пришедший на ум вопрос:
— Какая завтра ожидается погода?
В трубке опять щелкнуло.
— На завтра, 14 апреля 20.. года, по городу Минску запланирован ясный день с незначительной облачностью с 13 часов. Температура воздуха в
7 часов утра 20 градусов тепла, днем 24 градуса, с
23 до 24 часов небольшой дождь.
Генка повесил трубку и хотел было уходить, но тут у него возник еще один вопрос. Он снова взял трубку.
— С каких это пор в Минске, находящемся в поясе умеренного климата, растут кипарисы и в апреле созревают яблоки? .
В трубке несколько секунд пожужжало, и все тот же голос равнодушно, как о чем-то простом и будничном, сообщил:
— После растопления материковых льдов севера Европы, Азии и Северной Америки, проведенного в конце XX начале XXI веков с целью изменения климата земли. Зона умеренного климата сохранена…- Генка как завороженный слушал скучный монотонный голос, и все услышанное казалось ему чудесной сказочной песней.- В настоящее время,- продолжала трубка,- территория Белоруссии входит в зону субтропического климата. Постоянство однотипной на всем протяжении года температуры поддерживается при помощи регулировочных метеорологических станций. Созревание фруктов и плодов первого потока назначено на ноябрь — декабрь месяцы, второго — на март — апрель, третьего — на июль — август, четвертого…
Генка повесил трубку и медленно зашагал по улице. Беспорядочные мысли теснились в голове, сердце наполняла гордость за свой народ, сумевший свершить такое, о чем полвека назад только мечталось. Он вспомнил Клавдию Семеновну, которая учила их, как стать верными помощниками партии, строителями коммунизма. Вспомнил отца, развозившего по стальным путям грузы для великих строек, и мать на снимке в газете: «Бригада коммунистического труда…» Это они, члены таких бригад, миллионы простых советских людей не покладая рук трудились во имя того прекрасного и доброго, что Генка видел и о чем узнавал сейчас на каждом шагу.
Гордо выпятив грудь, расправив плечи, Генка торжественно шагал по упругому асфальту и придирчиво, по-хозяйски оглядывал светлые здания.
Вдруг неожиданная мысль заставила его остановиться. А он? Что сделал он, Геннадий Диогенов, чтобы приблизить светлую эру коммунизма? Ничего! Генка со стыдом вспомнил, как однажды он увильнул от организованного штабом пионерской дружины сбора металлолома. Вспомнил разбитое футбольным мячом стекло в соседнем доме. Генка даже не признался тогда, что по мячу ударил он. А учеба? Как учился будущий строитель коммунизма Геннадий Диогенов? На троечки, на четверочки, кое-как! А эта злополучная двойка по арифметике? Нет, рано ему еще жить в коммунистическом обществе. Надо скорей возвращаться назад, в свою школу. Надо трудом, всей жизнью заслужить право открыто смотреть в глаза людям будущего.
Генка торопливо юркнул в первый же подъезд и огляделся. Кругом никого не было. Только во дворе слышались глухие удары и возгласы ребят. Наверное, там играли в теннис.
