Подойдя к перилам, ограждающим балкон, он взглянул вниз. Он ожидал увидеть какие-нибудь громадные непонятные медицинские приспособления, но в центре комнаты зияла пустая яма с гладкими серыми стенами. Он содрогнулся. Воздух здесь был холоднее, чем в других виденных им частях гнезда, стоял резкий больничный запах, напомнивший ему о госпитале для выздоравливающих на Деймосе. Но еще сильнее он вздрогнул, когда увидел, что некоторые из раненых - из мертвых - были едва старше тех детей, которых он посетил несколько часов назад. Возможно, здесь были и те дети, мобилизованные прямо из детской, вооруженные боевыми навыками при помощи своих новых имплантатов.
- Что вы собираетесь предпринять? Вы же знаете, что не можете победить. Уоррен в этих трех атаках потерял ничтожную часть своих сил. А здесь все выглядит так, словно погибла половина гнезда.
- Дело обстоит намного хуже, - призналась Галиана.
- Что вы имеете в виду?
- Вы еще не совсем готовы. Но я могу показать вам это через минуту.
Он почувствовал, что леденеет.
- Что значит - не совсем готов? Галиана взглянула ему прямо в глаза:
- Вы получили серьезное ранение в голову, Клавэйн. Сама рана была невелика, но внутреннее кровотечение… Если бы мы не вмешались, вы бы погибли. - Прежде чем он успел задать неизбежный вопрос, она ответила на него сама: - Мы сделали вам небольшую инъекцию медицинских машин в мозг. Они легко устранили повреждения. Но мы предусмотрительно позволили им расти.
- Вы поместили мне в мозг репликаторы?
- Не стоит так пугаться. Они уже растут - распространяются и устанавливают взаимодействие с уже существующими нервными схемами, но они занимают лишь ничтожную часть всей глиальной массы, всего несколько кубических миллиметров во всем вашем мозгу.
«А вдруг это блеф?» - подумал Клавэйн.
- Я ничего не чувствую.
- И не должны - почувствуете примерно через минуту. - Она указала на пустую яму в центре комнаты. - Станьте там и посмотрите вперед.
- Там ничего нет.
Но не успел он произнести эти слова, как понял, что ошибся. В яме что-то было. Моргнув, он отвел взгляд, но, посмотрев опять в яму, снова увидел этот предмет - сначала призрачный, молочно-белый, он с каждой секундой становился ярче, принимал четкие очертания. Это была трехмерная структура, сложная, как клубок белковой молекулы. Переплетение петель и связок, узлов и туннелей, встроенное в призрачную красную матрицу.
Внезапно он понял, что перед ним: это была карта гнезда, уходящего глубоко в недра Марса. Как и подозревала Коалиция, база стала гораздо больше, она расширилась и уходила в землю глубже, чем можно было себе представить. Клавэйн попытался запечатлеть в памяти хотя бы часть увиденного - рефлекс собирания информации оказался сильнее осознания того, что он никогда уже не увидит Деймос.
- Нанниты в мозгу установили связь с вашей зрительной корой, - объяснила Галиана. - Это первый шаг на пути к Всеобщему Просветлению. Теперь вы можете видеть созданные компьютером образы, закодированные полями, через которые мы движемся, по крайней мере большую часть их.
- Скажите мне, что вы не планировали это, Галиана. Скажите, что вы не намеревались при первой возможности запихнуть мне в голову нанниты.
- Нет, я не собиралась этого делать. Но я не могла позволить вашим фобиям помешать мне спасти вашу жизнь.
Изображение усложнялось. В туннелях появились светящиеся точки, некоторые медленно двигались по лабиринту.
- Что это?
- Вы видите местонахождение Объединенных, - ответила Галиана. - Нас здесь так же много, как вы представляли себе?
Клавэйн насчитал во всем комплексе не более семидесяти огоньков. Он поискал скопление, изображающее комнату, в которой находился. Вот она: двадцать ярких точек, среди них одна более тусклая. Это он сам, разумеется. На верхнем этаже гнезда было всего несколько человек; либо во время атаки обрушилась половина туннелей, либо Галиана сама приказала завалить их.
- А где все остальные? Где дети?
- Большинство из них погибли. - Она помолчала. - Вы были правы, предполагая, что мы торопились приобщить их к Всеобщему Просветлению, Клавэйн.
- Зачем?
- Потому что это единственный выход отсюда.
Изображение вновь приняло иной вид. Теперь все огоньки были связаны между собой мерцающей нитью. Структура сети постоянно менялась, словно картинка в калейдоскопе. Время от времени - это происходило слишком быстро, чтобы Клавэйн мог быть уверенным, - образовывалось нечто вроде неуловимого симметричного геометрического узора, затем узор растворялся в мерцающем хаосе изменчивой структуры. Он присмотрелся к узелку, обозначавшему Га-лиану, и увидел, что, даже разговаривая с ним, она поддерживала постоянную связь с остальными жителями гнезда.
Затем в центре изображения появилось нечто очень яркое, похожее на крошечную звезду, и по сравнению с ней мерцающая сетка стала бледной, почти невидимой.
- Сейчас сетка стала всеобщей, - сказала Галиана. - Яркий свет символизирует ее единство - единство во Всеобщем Просветлении. Смотрите.
Он стал смотреть. От яркого свечения - самого прекрасного и манящего, что доводилось когда-либо видеть Клавэйну, - исходил луч в направлении одинокого огонька, который изображал его самого. Луч пробивался сквозь матрицу, приближаясь с каждой секундой.
- Новые структуры в вашем мозгу почти закончили развиваться, - объяснила Галиана. - Когда луч прикоснется к вам, вы вступите в частичную интеграцию со всеми нами. Приготовьтесь, Невил.
В ее словах не было необходимости. Свет подбирался все ближе и ближе к его огоньку, и Клавэйн стиснул перила взмокшими ладонями.
- Я должен возненавидеть вас за это, - сказал Клавэйн.
- Почему же не возненавидите? Ненависть всегда самый легкий путь.
- Потому что…
Потому что теперь это не имело значения. Его прежняя жизнь осталась позади. Он протянул руки к Галиане - ему нужно было за что-то ухватиться, защититься от надвигающегося удара. Галиана сжала его руку, и мгновение спустя он познал Всеобщее Просветление. Ощущение было потрясающим - не болезненным, не страшным, но совершенно новым. Он буквально начал думать иначе, чем думал несколько микросекунд назад.
Потом, когда Клавэйн пытался мысленно описать происшедшее, он понял, что слова не годятся для этого. И неудивительно: в процессе эволюции язык приспособился передавать многие понятия, но не такие, как переход от индивидуальности к части сетки, состоящей из множества личностей. Но если он не был способен передать суть происшедшего, то он, по крайней мере, мог изобразить его с помощью метафоры. Словно он стоял на берегу океана и гигантская волна накрыла его. Какое-то время он пытался добраться до поверхности, пытался не наглотаться воды. Но поверхности не было. Океан, поглотивший его, простирался бесконечно во всех направлениях. Ему оставалось лишь подчиниться. Но шли минуты, и это пугающее, незнакомое превращалось в нечто приемлемое; ему начинало даже казаться, что оно успокаивает. Уже тогда он понял, что это лишь тень тех ощущений, которые переживает Галиана в каждое мгновение своей жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
