— Опасен лишь момент высадки, — заметил Гленарван, — но как только вы попадете в Вилла-Прая, то там вы устроитесь неплохо. Правда, несколько грязновато, по соседству с обезьянами, свиньями, что вряд ли приятно, но путешественник не должен быть слишком взыскателен. К тому же можно надеяться, что месяцев через семь-восемь вам удастся отплыть в Европу.
— Через семь-восемь месяцев! — воскликнул Паганель.
— Да, не ранее, ведь в период дождей суда редко заходят на острова Зеленого Мыса. Но вы можете с пользой провести время. Этот архипелаг еще мало изучен как в области топографии местности, так и климатологии, и этнографии, и гипсометрии18. Здесь есть над чем поработать.
— Вы сможете заняться обследованием рек, — заметила леди Элен.
— Здесь нет рек, сударыня, — ответил Паганель.
— Ну займитесь речками.
— Их также нет.
— Тогда какими-нибудь потоками, ручьями…
— Их тоже не существует.
— В таком случае, вам придется обратить внимание на леса, — промолвил майор.
— Для того чтобы был лес, необходимы деревья, а деревьев тут нет.
— Приятный край, нечего сказать! — отозвался майор.
— Утешьтесь, дорогой Паганель, — сказал Гленарван, — вам все же остаются горы.
— О сэр! Горы здесь невысоки и неинтересны. К тому же они давно исследованы.
— Исследованы? — удивился Гленарван.
— Да. Мне, как всегда, не везет. Если на Канарских островах меня опередил Гумбольдт, то здесь меня опередил геолог Шарль Сен-Клер-Девиль.
— Неужели?
— Увы, это так! — жалобно ответил Паганель. — Этот ученый находился на борту французского корвета «Решительный», когда тот стоял у островов Зеленого Мыса. Он поднялся на самую интересную вершину архипелага — на вулкан острова Фогу. Так что же мне остается делать?
— Действительно, это прискорбно, — промолвила Элен. — Что же вы, господин Паганель, думаете предпринять?
Паганель несколько минут молчал.
— Право, вам надо было высадиться на Мадейре, хоть там уже нет вина, — заметил Гленарван.
Ученый секретарь Парижского географического общества продолжал молчать.
— Я подождал бы с высадкой, — заявил майор таким же тоном, каким сказал бы: «А я не стал бы ждать».
— Дорогой Гленарван, — прервал наконец молчание Паганель, — где вы намереваетесь сделать следующую остановку?
— О, не раньше чем в Консепсьоне.
— Черт возьми! Это меня чрезвычайно отдаляет от Индии!
— Нисколько: как только вы обогнете мыс Горн, «Дункан» начнет приближаться к Индии.
— Сомневаюсь.
— К тому же, — продолжал Гленарван серьезным тоном, — не все ли равно, попадете вы в Ост- или Вест-Индию?
— Как все равно?
— Если только не считать, что обитатели пампы в Патагонии такие же индейцы, как туземцы Пенджаба.
— А знаете, сэр, — воскликнул Паганель, — вот довод, который никогда не пришел бы мне в голову!
— А золотую медаль, дорогой Паганель, — продолжал Гленарван, — можно заслужить в любой стране. Всюду можно работать, производить изыскания, делать открытия: и в Кордильерах и в горах Тибета.
— Но мои исследования реки Яру-Дзангбо-Чу?
— Вздор, вы замените ее Рио-Колорадо. Эта большая река еще мало известна, и, судя по картам, географы довольно произвольно обозначили ее.
— Знаю, мой дорогой лорд. Бывают всевозможные ошибки. Я нисколько не сомневаюсь, что Географическое общество столь же охотно командировало бы меня в Патагонию, как и в Индию. Но эта мысль не пришла мне в голову.
— В результате вашей обычной рассеянности…
— А не отправиться ли вам вместе с нами, господин Паганель? — предложила ученому самым любезным тоном леди Элен.
— Сударыня! А моя командировка?
— Предупреждаю вас, что мы пройдем Магеллановым проливом, — объявил Гленарван.
— Сэр, вы искуситель!
— Добавлю, что мы побываем в порту Голода.
— Порт Голод! — воскликнул атакованный со всех сторон француз. — Порт, известный во всех географических летописях!
— Примите во внимание, господин Паганель, — продолжала Элен, — что ваше участие в экспедиции прославит Францию наравне с Шотландией.
— Конечно!
— Географ принесет пользу нашей экспедиции, а что может быть прекраснее, чем поставить науку на службу человечеству!
— Вот это хорошо сказано, сударыня.
— Поверьте мне: повинуйтесь, как это сделали мы, воле случая, или, вернее, воле провидения. Оно послало нам этот документ, мы двинулись в путь. Провидение привело вас на борт «Дункана», не покидайте же яхту.
— Сказать вам, друзья мои, что я думаю? — спросил Паганель. — Мне кажется, что всем вам очень хочется, чтобы я остался.
— Вам самому, Паганель, смертельно хочется остаться, — заявил Гленарван.
— Верно! — воскликнул ученый-географ. — Но я боялся быть навязчивым.
Глава девятая. ПРОЛИВ МАГЕЛЛАНА
Все на яхте обрадовались, узнав о решении Паганеля. Юный Роберт с такой пылкостью бросился ему на шею, что почтенный секретарь Географического общества едва удержался на ногах.
— Бойкий мальчуган! — сказал Паганель. — Я обучу его географии.
А так как Джон Манглс решил сделать из Роберта моряка, Гленарван — человека мужественного, майор — хладнокровного, леди Элен — доброго и великодушного, а Мери Грант — благодарного таким учителям, то, очевидно, юному Гранту предстояло стать незаурядным человеком.
«Дункан», быстро закончив погрузку угля, покинул эти унылые места и, взяв курс на запад, попал в течение, проходившее близ берегов Бразилии, а 7 сентября при сильном северном ветре пересек экватор и вступил в Южное полушарие.
Итак, переход совершался благополучно. Все верили в успех экспедиции. Количество шансов найти капитана Гранта, казалось, с каждым днем возрастало. Одним из наиболее уверенных в успехе экспедиции был капитан «Дункана». Объяснялось это главным образом его горячим желанием видеть мисс Мери спокойной и счастливой. Он сильно был увлечен молодой девушкой и столь неумело скрывал свои чувства, что все, кроме него и Мери Грант, заметили это. Что касается ученого-географа, тот был самым счастливым человеком во всем Южном полушарии. Он по целым дням изучал географические карты, разложенные на столе в кают-компании, что являлось причиной ежедневных стычек с мистером Олбинетом, которому он мешал накрывать на стол. В этих спорах все были на стороне Паганеля, за исключением майора, который относился к географии с присущим ему равнодушием, особенно в часы обеда. Кроме того, натолкнувшись среди судового груза на ящики с разнообразными книгами, принадлежавшими помощнику капитана, и заметив среди них несколько томиков на испанском языке, Паганель решил изучить язык Сервантеса. Этим языком никто на яхте не владел. Знание испанского языка должно было облегчить географу изучение чилийского побережья. Благодаря способностям полиглота Паганель надеялся свободно говорить на этом новом для него языке еще до времени прихода яхты в Консепсьон, а пока он с ожесточением изучал испанский язык и беспрестанно бормотал про себя какие-то непонятные слова.
В свободное время он умудрялся заниматься с Робертом, рассказывая ему историю материка, к которому так быстро приближался «Дункан».
10 сентября яхта находилась под 5°37’ широты и 37°15’ долготы. Гленарван узнал некую историческую подробность, которая, по-видимому, не была известна большинству даже более образованных людей. Паганель излагал им историю Америки, и, рассказывая о великих мореплавателях, по пути которых теперь следовал «Дункан», он воскресил образ Христофора Колумба, утверждая, будто великий генуэзец умер, так и не подозревая, что открыл Новый Свет.
![]()
Слушатели громко запротестовали, но Паганель настаивал на своем.
— Это вполне достоверно, — говорил он. — Я отнюдь не хочу умалять славы Колумба, но факт неоспорим. В конце пятнадцатого века помыслы людей были направлены к одной цели: облегчить сношения с Азией и западными путями выйти к востоку. Одним словом, стремились найти кратчайший путь в «страну пряностей». Вот какую задачу пытался разрешить Колумб. Он предпринял четыре путешествия, подходил к Америке у берегов острова Каймана, Гондураса, Москитного берега, Никарагуа, Верагуа, Коста-Рики и Панамы, но полагал, что эти земли принадлежат Японии и Китаю. Он умер, так и не заподозрив существования огромного материка, который, увы, даже не унаследовал его имени.
