Тем не менее, определенная договоренность в отношении внутреннего структурирования теории принятия политических решений в науке все-таки существует. Большинство исследователей склоняются к тому, что систематизацию отраслей и институтов знания в пределах теории принятия политических решений имеет смысл осуществлять на основе двух конкурирующих подходов: нормативного и поведенческого [13].
А. А. Дегтярев [14] предлагает расширить понимание обоих подходов за счет наполнения их методологическими достижениями целого ряда смежных наук (экономики, правоведения, философии, психологии и др.) и называет их соответственно нормативно-прескриптивным и дескриптивно-экспликативным. Кроме того, в политической науке существует утверждение, что на предложенную методологическую схему может быть наложена другая матрица, в соответствии с которой все концепции в рамках теории принятия политических решений могут быть объединены в две группы: холистские (моноагрегатные) и полиагрегатные [15]. Первую прогностически-моделирующую матрицу условно можно назвать мотивационной, вторую – кибернетической.
Специфика мотивационной матрицы состоит в том, что процесс принятия политических решений рассматривается через призму субстанциональных детерминант, совокупность которых в значительной степени обусловливает не только процесс разработки и принятия политических решений, но и эффективность механизмов их последующей реализации.
Сама совокупность детерминант, от которых зависит и процессуальная, и материальная сторона принятия политических решений, представлена факторами, как минимум, двух типов.
Первый тип – факторы телеологические или идеально-типические. Суть их заключается в том, что они, являясь побудительным мотивом для разработки и принятия конкретного политического решения, могут быть не материализованы ни в виде актуальных социальных ожиданий, ни в качестве корпоративных властных интересов. Телеологические детерминанты выступают в качестве формально-определенного ориентира, идеального типа, который в конкретной социально-политической ситуации конструируется субъектами, принимающими политические решения, с целью определения оптимальных векторов последующих властных действий. При этом планируемые властные действия могут не коррелироваться с артикулированными или ожидаемыми социальными экспекциями. К управленческим действиям такого рода в современной российской политической практике можно, на наш взгляд, отнести реформу образования (включая введение «болонской» системы), установление традиций «преемственности» государственной власти, фактический отказ от честных и прозрачных выборов и т. п.
Процесс принятия политических решений с учетом действия телеологических детерминант выступает в качестве достаточно технологичного производства знания (причем далеко не всегда достоверного) о наиболее эффективных путях расширенного воспроизводства политической системы и транслировании этого знания в политико-правовую плоскость. С точки зрения нормативно-прескриптивного подхода, основной задачей теории принятия политических решений становится «изучение процессов, благодаря которым и происходит собственно воспроизводство и развитие человеческого общества и самих людей, а именно процессов и систем принятия решений, систем анализа и проектирования, а также механизмов комплексной поддержки и интеллектуального обеспечения принятия этих самых решений», – считает один из ярких представителей данного подхода И. Дрор [17].
В большинстве случаев нормативно-прескриптивный подход акцентирует внимание на количественном анализе эффективности альтернативных политических решений и их соответствия тому нормативному образцу, который был создан на одной из начальных стадий решения конкретной проблемы. Как следствие процесс разработки и принятия политических решений сублимируется в технологию конструирования «матрицы предпочтений» [17], которая и становится основным источником информации для лица, принимающего решения. Политическое решение с этих методологических позиций рассматривается как «процесс поэтапного установления приоритетов» [18]. Политика же в целом трактуется как последовательность действий, которые сочетаются с описанием реальности и созданием идеального типа политико-управленческого действия [19]. Развернутая дефиниция категории, данная с указанных методологических позиций, может выглядеть следующим образом.
«Политическое решение – это комплексный и иерархизированный процесс целедостижения, формируемый посредством соизмерения, согласования и реализации целей на основе интеграции и кооперации совместной деятельности управляющих и управляемых» [20].
Вторая группа детерминант, наличествующих в процессе принятия политических решений – это эмпирико-социальные факторы. В отличие от факторов телеологических, отражающих стремления и намерения субъектов, принимающих политические решения, эмпирико-социальные факторы являют собой те побудительные сигналы, которые аккумулируются на входе в политическую систему. Они могут артикулироваться соответствующими общественными группами или «привратниками» (по Д. Истону) или же они могут быть выявлены по инициативе лиц, ответственных за принятие властных решений и состояние политической системы в целом.
Дескриптивно-экспликативный подход в теории принятия политических решений нацелен именно на исследование эмпирико-социальных факторов, сочетая при этом достижения количественного и качественного анализа. Данный подход рождается на стыке методологических достижений гуманитарного знания в целом, в отличие от нормативного подхода, который склонен к оперированию методами «наук о должном» (по Г. Кельзену), пренебрегая теоретической базой «наук о сущем». Как следствие дескриптивно-экспликативный подход раскрывает и феномен политического решения, и базисные механизмы его моделирования, разработки и принятия с высокой долей адекватности. Само политическое решение в методологических рамках данного направления трактуется как «результат выбора, предписание к действию, анализ альтернатив» [21], как форма специфического взаимодействия людей, которую невозможно объяснить и описать сугубо рациональными и количественными методами.
С определенной долей условности иллюстрацией действия эмпирико-социальных факторов в политическом процессе мы можем признать решение государственного руководства о «либерализации» политической системы России в 2012 г., что отчасти стало результатом массового недовольства и давления со стороны общества и политической оппозиции.
Специфику кибернетической матрицы можно свести к тому, что в ее методологических рамках основное внимание уделяется анализу управленческой деятельности конкретных субъектов политической власти. Субъектный состав лиц, отвечающих за принятие политических решений, и является основной причиной теоретического спора в рамках кибернетического направления. Фактически дискуссия ведется вокруг ответа на вопрос: является система «агентов», наделенных легальным правом вырабатывать властные императивные решения, системой монистической, дуалистической или плюралистической [22].
Данный спор не является надуманным, как это может показаться на первый взгляд. Речь здесь идет о том, можно ли считать делимым суверенное право государства принимать решения, обладающие нормативным характером. Всю совокупность суждений по данному вопросу условно можно разделить на две группы, которые и символизируют собой два теоретико-методологических направления в пределах кибернетической матрицы.
Первое направление – монистическое. Его представители [23] склонны к трактовке государственно-управленческой системы как организационной целостности. Исследование моделей государственного властвования и администрирования ведется в рамках данного направления по пути соотношения итогов практического моделирования с актуальными и верифицируемыми постулатами политической теории. Для концепций монистического толка характерно приоритетное обращение к методологии «старого институционализма», рационализма, утилитаризма и прагматизма. Среди конституированных концептуальных систем данного направления принято выделять, прежде всего, концепцию организационного институционализма и концепцию ограниченной рациональности. При всем различии данных двух школ их объединяет тот факт, что государственно-управленческая система рассматривается в них в качестве целостного образования, возглавляющего деятельность административных организаций, связанную со сбором и производством управленческой информации [24]. Подобное властное образование отличается строгой иерархичностью, которая позволяет нейтрализовать внутренние противоречия и конфликты и способствует сохранению корпоративной ресурсной базы, интеллектуального и информационного потенциала, идейных и духовных основ. Все достижения политической системы, как считают представители данного направления, связаны с монолитностью государственного суверенитета, обеспечивающей эффективность процесса принятия политических решений. Транслирование права участия в разработке и принятии решений управленческого характера отдельным подразделениям, функционирующим в рамках политической системы, является всего лишь техническим актом, содействующим повышению эффективности и конструктивности государственного менеджмента.
