— И что? — спросила я. — Мы застряли вне времени навечно?
— Нет, — спокойно возразила Кев. — У нас есть ты. Ты — человек. Большая удача, я б сказала. С кем-то другим шансов уже не возникло бы.
— Не понимаю, — честно призналась я.
— Все люди — сенсы и эмоционалы, ты не исключение. Ты сможешь пообщаться с кораблём и без шунта…
— Издеваешься? — вытаращилась я на неё.
— Нет, — Кев была абсолютно серьёзна. — Базовые знания ты получишь…
— Если так, как получила язык, то ни за что! Прежде сдохну.
— Не сдохнешь, — заверила меня Кев, и её суровое лицо треснуло вдруг улыбкой. — Тебе понравится.
— Что понравится? — взвилась я. — Головная боль?!
— Пойдём со мной. Покажу…
* * *
Рубка управления… Как мощно звучит, верно? На деле — крохотная комнатка с непрозрачными зеленоватыми стенами, и два ложемента, расположенные под углом друг к другу. Вся жизнь пилота и навигатора — в виртуальном мире, создаваемом нейросетью корабля…
— Тебе сюда, — похлопала по одному из ложементов Кев.
Я осторожно коснулась ладонью упругой поверхности.
— Не бойся. Скоро я тебя отсюда гравилучом буду тащить… Кстати, программа обучения поменяется, предупреждаю сразу. Прежде, чем отправляться сюда, будешь в тренажёрном в отрабатывать… А пока — вперёд. Не бойся, не съест: режим минимальный, обучающий. Я настроила интерфейс на эсперанто, с пониманием не должно возникнуть сложностей.
— Почему эсперанто? — спросила я.
Кев пожала плечами:
— Все люди знают эсперанто…
— Обалдеть! — с чувством выразилась я. — Finа vеnkо таки наступила! Вот только я из двадцать первого века, Кев. У нас эсперанто знают дай бог миллиона два. Тебе надо было учить русский… или английский.
— Мы не собирались проваливаться так глубоко, — помолчав, ответила Кев.
— А что же пошло не так?
Она поморщилась, потёрла пальцами синяк на виске, не торопившийся сходить.
— Полагаю… всего лишь догадки, но… полагаю, преступникам стал известен наш маршрут, и они спланировали акцию по захвату… Но что-то пошло не так и для них!
Она оскалилась в яростной улыбке. А меня вдруг продрало морозом: на корабле были и другие, помимо Кев. Навигатор как минимум. Раз ей не хватает еще одного пользователя нейросети корабля, чтобы выбраться из западни. Они погибли? Скорее всего, да…
— Ещё ничего не закончилось, — сказала Кев и добавила, подтверждая мои догадки: — Нам с тобой нужно отсюда выбраться. Ты возьмёшь полётную карту возврата на стационар и дашь команду кораблю войти в хроноканал. Может быть, на выходе какая-то корректировка понадобится… Ты справишься, потому что ты — человек. И потому ещё, что нет у меня здесь никого, кроме тебя. Хочешь жить? Хочешь подвести мерзавцев под петлю? Учись.
— Что они здесь делают? — спросила я. — Здесь, в прошлом. Кражи?
— Да. Кражи… Крадут детей и подростков, перепродают тем, кто готов платить. Маршав, здесь, у нас, в хронокаверне, времени много… технически. Но по факту я бы на твоём месте попусту секунды не тратила. Ложись. Приступай к обучению.
Я осторожно вытянулась на ложементе. Неуютно. Прямо как в фильмах про пришельцев. Берут человека, раскладывают на лабораторном столе и давай… вивисекцию…
В воздухе замерцала прозрачная радужная плёнка, я тут же подняла голову.
— Не бойся. Изолирующее поле, это нормально. Опусти голову. Слияние…
Слияние
Сначала я не почувствовала ничего. Потом… сознание резко расширилось: я лежала в ложементе и я же одновременно была кораблём…
Я чувствовала границы хронокаверны, за границами — серая неизвестность. Внутреннее состояние — запас энергии, состояние систем корабля… многому не было названия, потому что я ощущала, но не понимала, что именно я ощущаю, и зачем это всё нужно.
Урок первый. Навигационная задача номер ноль с четвертью
Почему — с четвертью, удивилась я. Тут же пришёл ответ-понимание — точный перевод перевода из базовой системы исчисления в человеческую. Не отвлекаться!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И я не стала отвлекаться.
Из ложемента я выползла через несколько часов. Именно выползла: сознание внезапно сузилось до пределов несовершенного человеческого тела, спектр зрения — до видимого, и другие чувства-ощущения медленно угасли. Я спустила ноги, хотела встать и рухнула: коленки разъехались. Разбила бы лицо о пол, — Кев не дала. Подхватила под руку, усадила обратно.
— Ничего не вышло, — заявила я, медленно берясь за виски. — Я — слоупок. Даун. Полная дура.
— Я ожидала худшего, — возразила Кев.
Она улыбалась. Одной половиной лица, той, которую не затронул синяк от сгоревшего нейрошунта. И от её улыбки мне стало дико страшно.
Не потому, что мне улыбается инопланетянин. Уж, конечно, не потому, что из-за травмы улыбка смотрится жутенько.
А потому, что Кев в меня верит и на меня надеется. А я… я… я…
Я могла ведь не справиться. Судя по первому занятию, попытка у меня была всего одна. Вывести корабль из хронокаверны и вогнать в жерло временного туннеля до стационара. По уже готовой полётной карте. В очень узком диапазоне допущений. Если преступники болтаются где-то рядом… Если они вмешаются… Я же ничего не смогу сделать! Меня не учили, у меня нет опыта, я…
— Я боюсь, — выразила я свои мысли.
— Мне тоже страшно, — кивнула Кев. — Но мы отсюда выберемся. Не можем не выбраться!
Мне бы эту её железную уверенность…
На следующий день, вместо занятий по навигации, Кев погнала меня в тренажёрный зал. И в буквальном смысле слова спустила с меня восемь шкур! Физподготовка, мать её. Я думала, сдохну, но это я еще плохо знала Кев! Через десять дней начался вообще полный ад.
Она учила меня метать ножи. Нашла, подобрала под мою руку, — или корабль ей изготовил, этот корабль просто кладезь был по части обеспечения товарами первой необходимости. Мне б такой в моём доме… бывшем доме, кольнуло сердце болью… я бы горя не знала вообще! Еда — пожалуйста. Одежда — на здоровье. Холодное оружие — на, получи.
Огнестрел синтезировать корабль не мог, зато в оружейной нашлось до чёрта самых разных игрушек. И ни одну из них Кев взять мне не разрешила:
— Покалечишься ещё. Хватит с тебя ножа.
Нож метать получалось не очень. Меня ругали бестолочью, свиным телом и ещё не понятной, но от того особенно обидной, нецензурщиной. После тренажёрки и после занятий с нейросетью корабля я протягивала ноги в буквальном смысле этого слова: падала в постель и провалилась в глубокий сон без сновидений.
А наутро муштра начиналась снова.
Я плакала, скандалила, ругалась, — Кев оставалась неумолимой, а рука её — тяжёлой. Как влепит по щеке, чтоб не истерила… Звон потом в башке на несколько часов.
Я усердно грызла навигаторскую науку. Научилась не промахиваться мимо тренировочных мишеней. Кев одобряла мои успехи, хотя объявлять день Х не спешила:
— Отработай задание восемь еще раз, Маршав. Не спеши. Гробануться всегда успеем. Ещё есть у нас время.
Чернота от сгоревшего нейрошунта расползалась всё дальше, нехорошими щупальцами, как при очень сильном воспалении, и закрывала теперь уже всю щеку, а глаз превратился в узкую щёлочку. Кажется, времени у Кев становилось всё меньше и меньше…
И мы вдвоём забыли про Чивртика, томящегося в медицинской капсуле, приспособленной под временную тюрьму.
Хотя нет, забыла я. Кев помнила…
Правда, ей это не помогло.
* * *
— Ты почему без ножа? — шипела Кев, сжимая кулаки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Блин, этот нож мне досаждал не то слово как! Тяжёлый. Носишь его на ремне, как ковбой какой-то. Он мешает! Руку из-за него толком не опустишь. Им цепляешься за всё вокруг!
— Кев…
— Где оставила?
— У себя.
— Пойдём, возьмёшь.
— Да что я как дура с этим ножом! — упиралась я. — В кого его здесь-то кидать?
