– Сходим все вместе за покупками в воскресенье, – подает голос папа. – Элли, не смотри на меня такими глазами. Не строй из себя мученицу.
Даже если мы так и поступим, ничего хорошего из этого не получится. Мы больше не ведем себя как семья. Папа и Анна почти не разговаривают друг с другом. Папа едва ли не каждый день возвращается за полночь. Анна трудится как ишак. От беспокойства вид у нее постоянно хмурый, брови насуплены, под глазами черные круги. Цыпа вечно скулит, хотя Анна его балует и покупает лакомства. Он ходит за ней хвостиком, точно маленький. Знаю, что у Анны из-за него душа не на месте, и не хочу, чтобы она тревожилась еще и из-за меня.
Хожу по магазину, хотя этот процесс оказывается еще более скучным и утомительным, чем я предполагала. Не могу найти и половины того, что мне нужно. По сто раз таскаюсь взад и вперед по каждому ряду. Целую вечность торчу в очереди в кассу. Наконец передо мной остается всего одна женщина. Начинаю выгружать покупки из тележки и вдруг чихаю. Нащупываю в кармане носовой платок. О, нет! Носовые платки. Совсем про них забыла.
Опять бегу в торговый зал, громыхая тележкой на разболтанных колесах, и со всего размаха врезаюсь в высокого блондина в белой шапочке и комбинезоне, который ставит в холодильник пакеты с молоком. От неожиданности он роняет из рук пакет, и мы оба замираем – однако пакет выдерживает удар и молоко не разливается.
– Значит, не надо оплакивать пролитое молоко, – говорю я, спрашивая себя, с какой стати он ухмыляется и где я его уже видела. И вдруг до меня доходит. Это ж не просто высокий блондин, а Парень Моей Мечты, тип, на которого я несколько раз налетала по дороге в школу. В буквальном смысле. А теперь опять чуть его не сшибла.
– Извини. Честное слово, я не всегда врезаюсь в людей.
– Только в меня.
– Не знала, что ты тут работаешь.
– Не скажу, что в этом прикиде я чувствую себя Джо Великолепным. – Он сдвигает набекрень свою забавную шапочку. – Но в данный момент работа меня устраивает. У меня свободный год перед университетом.
– Я тоже не буду сразу поступать, – говорю я. – Мы с подружками уже все придумали. Полгода мы вкалываем, а потом полгода путешествуем…
Хочется отправиться в какую-нибудь чудесную страну, например в Австралию. Надин мечтает о чем-нибудь более экзотичном – вроде Индии. А Магда намерена взять автомобиль напрокат и исколесить всю Америку – ну, разумеется, если сдаст на права.
Я выкладываю ему наши планы – он вежливо слушает, а сам наверняка думает: да-да, хотеть не вредно. Затем рассказывает, как целый месяц путешествовал по Европе и останавливался в палаточных лагерях. Я не слишком высокого мнения об отдыхе на лоне природы. Мы тоже ходили в походы по Уэльсу, пока не купили коттедж. Было сыро и гадко, в спальный мешок заползали муравьи, и я почти уверена, что однажды ночью у меня по лицу пробежала мышь. А может, это были мои собственные волосы, но я вопила как резаная.
Рассказываю Парню Моей Мечты про наши летние передряги – он смеется. Вдруг поднимаю голову и вижу Рассела – он стоит и пристально смотрит на нас, хотя мы расстались всего полчаса назад.
– Рассел! Что ты здесь делаешь?
– Не беспокойся. Я не буду вам мешать, – говорит он угрюмо.
– Ладно, пойду дальше работать, – бросает Парень Моей Мечты. Он наклоняется ко мне: – Твой парень? Какой милый.
Но поведение Рассела уж точно милым не назовешь. Он удаляется прочь с такой скоростью, что мне приходится бежать за ним, тележку заносит то влево, то вправо, так что старушкам и мамашам с детьми приходится буквально выпрыгивать из-под колес.
– Рассел, подожди! – в отчаянии ору я. – Что ты здесь делаешь?
– Мне стало стыдно, что я не пошел с тобой в магазин. И я подумал: самое малое, что я могу сделать, это найти тебя и помочь тащить сумки. У меня и мысли не было, что тебе взбредет в голову изображать из себя чудо-женщину из «Вейтроуза».
– Что?! – У меня глаза лезут на лоб.
– Не строй из себя святую невинность, Элли. Я знать не знал, что у тебя шуры-муры с этим парнем в дурацкой шапке, ну, который раскладывает по полкам товар.
Я прыскаю со смеху, отчего Рассел совсем свирепеет.
– Ну Рассел, послушай. Я с ним еле знакома.
– Правда? Он смотрел на тебя такими глазами, что меня чуть не вырвало. Явно втюрился по уши.
– Я знаю только одно – он голубой.
Теперь наступает черед Рассела замереть с открытым ртом:
– Что?
– Он голубой, Рассел. И если ему кто-то и мог приглянуться, так это ты. Он сказал, что ты милый. Очевидно, ты сразил его наповал.
Рассел краснеет:
– Ясно. Ладно. Бывает. Надеюсь, ты ему доходчиво объяснила, что ты моя девушка?
– Ты что – ревнуешь?
– Скажешь тоже. Просто я не хотел, чтобы ты выставляла меня на посмешище.
– Я и не выставляла.
– Ясно.
– Значит, мы снова друзья?
– Мы больше чем друзья, глупышка. – Рассел берет меня за руку и нежно поворачивает кольцо на пальце.
Он доносит мне сумки до самого дома. Анна благодарна нам обоим. Рассел сидит с нами за столом и пьет чай, тут приходит папа, так рано он давно не возвращался. Он тащит огромный пакет с продуктами из «Сейнсбери».
– Папа, а я ходила в «Вейтроуз», – хвастаюсь я.
– Ну, теперь мы обеспечены маслом и носовыми платками, – говорит папа.
– Так или иначе, спасибо. – Анна роется в сумочке. – Сколько ты заплатил? Я верну тебе из денег на хозяйственные расходы.
– Этого еще не хватало. Я что – не могу купить еды? Я пока еще зарабатываю. Может, не столько, сколько ты, но вполне прилично, – отрезает папа.
Безнадежная ситуация. Я-то надеялась, что у нас в семье наконец наступит мир, но они, кажется, опять возненавидели друг друга, хотя в присутствии Рассела и держатся с ледяной вежливостью. Я помогаю Анне разложить по шкафам вторую партию покупок, открываю коробку с носовыми платками, которую принес папа, и опять чихаю. Лишь бы не подцепить Цыпину простуду. У него перестало течь из носа, зато вовсю разыгрался кашель.
Папа и Рассел поддерживают вялый разговор, который окончательно заходит в тупик, когда Рассел заводит речь о том, что Синтия загорелась идеей купить дизайнерский свитер от Анны Аллард. Папа вместо ответа мычит что-то нечленораздельное. Рассел чувствует, что допустил промашку, и переводит тему на конкурс рисунков. У него хватает наглости похвастаться комиксами про слоника.
– Это мой слоник, – бормочу я.
Рассел вздыхает:
– Элли, я тебе уже обещал: если выиграю, приз поделим пополам. Хотя это мой слоник, а не твой.
– Элли с детства рисует маленьких слоников, – замечает папа, отхлебывая чай, который ему налила Анна, а он ей даже спасибо не сказал. – Почему ты сама не нарисовала слоника, Элли?
– Было уже поздно подавать работы, – поясняет Рассел, как будто я из-за собственной нерадивости пропустила все сроки.
– Я все-таки отправила рисунки, – вмешиваюсь я. – Но не слоников, а голубую мышку.
Папа смотрит на меня с удивлением:
– Случайно не мышку Мертл?
– Именно ее.
– Твое очередное творение? – спрашивает Рассел. – Отныне мне запрещено под угрозой скандала еще и мышей рисовать. Может, сразу подашь иск против компании Уолта Диснея?
Пропускаю замечания Рассела мимо ушей. Гляжу на папу. В глубине души надеюсь, что он промолчит. Ничего подобного.
– Мышку Мертл придумала Эллина мама, – говорит папа.
Рассел кидает взгляд на Анну.
– Нет, родная мама.
Анна вздрагивает. Не думаю, что папа хотел ее задеть. Лицо у него смягчается.
– Мертл появилась, когда Элли была совсем маленькой. Дочь не засыпала, пока мама не рассказывала ей сказку про Мертл.
– Мы вместе ее придумали, папа. И я ее всегда рисовала. Сначала копировала мамины работы, а потом делала уже собственные.
– Получается, для конкурса ты передрала мамины рисунки! – возмущается Рассел. – Лицемерка! И ты еще меня упрекаешь, говоришь, что я срисовал слоника Элли. Хотя я ничего не срисовывал.
– Я не копировала маму.
– Ты сама только что сказала, что копировала, мы все слышали, – наседает Рассел.
– Я подражала маме, когда была маленькой. А потом придумала новую Мертл, совершенно другую. Она моя, – отбиваюсь я.
– Ерунда! Ты воспользовалась мамиными набросками, а это называется кражей! – громыхает папа.
Меня так и подмывает его ударить. Анне, кажется, хочется того же.
– Ты несправедлив! Элли создала свой персонаж по мотивам образа, знакомого с детства, – вмешивается Анна. – Разумеется, она ничего не крала. Как ты можешь говорить такое о собственной дочери? Какая муха тебя укусила?
– Я завидую, верно? Так, по крайней мере, думает моя бесценная дочь.
– Папа! Меня, скорее всего, не допустят к этому дурацкому конкурсу. Я послала рисунки слишком поздно. Может, их просто бросят в мусорную корзину.
