— Шалун! Погляди, что ты сделал с моей рукой!
Я взглянул и увидел, что на левой руке Великана не хватает одного пальца, и алая кровь струится из того места, где он должен бы был расти.
— Я тебя не трогал! — испуганно оправдывался я, опустив глаза в землю.
— Никогда не ломай у деревьев свежих веток! Ты сломал мне палец!.. А впрочем тебе было не до меня, и поэтому я тебя прощаю…
Добрый великан
— Береги его! — сказала белая девушка, упала на траву, покатилась и, обратившись в белого лебедя, громко взметнула крыльями и скрылась из виду. Только долго еще с высоты падал на землю и носился по лесу грустный крик лебедя:
— Го-у! Го-у!..
Проходила ночь — красным светом выходящего солнца озарились вершины деревьев.
Оставшись с глазу на глаз с Великаном, я так оробел, что начал плакать и кричать:
— Ма-а-ма!
Великан был страшный. Все тело его обросло зелеными волосами, и только на груди и лице оставались чистенькие местечки да на локтях и коленках волосы обтерлись и вылезли. Кое-где в волосах еще болтались куски древесной коры, а на спине еще сохранились небольшие обломанные ветки с листочками. Особенно страшна была голова Великана: волосы на ней еще перемешивались с длинными древесными корнями, и от этого голова была похожа на только что выдернутую из грядки огромную круглую редьку. Так как голова и плечи Великана были долго в земле, то кое-где на них остался мох, песок и гнилые листочки с ползающими на них червяками.
— Ма-а-ма! — кричал я.
Вдруг раздался такой гул в лесу, словно кто-то выстрелил из ружья, и множество листьев посыпалось со всех деревьев, а с некоторых упали на землю прятавшиеся в ветках птицы. Я упал в мох, словно меня сшиб с ног могучий порыв ветра, и не сразу понял, что случилось… Раздался вторично такой же гул, и тут я увидел, от чего этот гул происходит: это чихал Великан!..
— Будьте здоровы! — робко пискнул я, лежа во мху.
— Спасибо! — сказал Великан, утирая приятные слезы от чихания.
— Больше не будете чихать?..
— Прочихался, голубчик!.. Есть что-то хочется…
— Вы меня съедите?!
— Тебя?.. Я ведь не людоед, а такой же человек, как и ты, только очень большой!.. Не бойся! Первым делом, давай выберем место для костра и испечем каштанов… Ты ведь, наверно, любишь каштаны?
— Очень! Я воевал с грибами, муравьями, лягушками и комарами и очень устал и проголодался…
— Вот и отлично!
Мы пошли отыскивать лужайку для костра. По дороге Великан остановился под огромным деревом, схватил его обеими руками за ствол и начал трясти. Каштаны величиной с хороший апельсин посыпались, как дождь с неба. Один попал мне в голову, и я вскрикнул от боли. На моей голове вскочила шишка не меньше самого каштана, что очень рассмешило Великана. Когда он смеялся, я чувствовал, как в моем животе все трясется… Словно я ехал в телеге по мерзлым кочкам…
— Перестань смеяться! У меня начинает болеть живот! — попросил я Великана.
Начал я собирать по дороге обломки сухих веток для костра, но Великан улыбнулся и велел бросить это занятие. Попалась высохшая сосна, Великан подошел, выдернул ее и, взяв в руку, пошел с ней, как с тросточкой. Нашли широкий лужок, весь усеянный пурпуровыми цветами, и здесь уселись на мягкой, словно бархатной, траве, залитой радостным солнцем. Солнце здесь казалось вдвое больше, и вдвое ярче светило оно, а поэтому и радость от солнечного света была вдвое сильнее той, которую мы обыкновенно испытываем… Мне хотелось прыгать, хохотать, кувыркаться, петь и кричать…
Великан взял сухую сосну и об колено ноги наломал из нее дров. Потом взял два полена и так сильно ударил их друг о друга, что оба они загорелись. Зажгли костер. Напекли каштанов и плотно покушали. Великан съел не меньше сотни каштанов, а я съел три и был сыт по горло.
— Теперь я сосну, — сказал Великан, — а ты побегай и поиграй!
Сладко потянулся он и лег на спину, опершись согнутой ногой в землю. Заснул Великан и начал храпеть… Боже мой, как он храпел! Помню, были мы в зверинце, и там я слышал, как рычит лев. Вот так же, если не сильнее, храпел спящий Великан. С ужасом и удивлением из кустов выглядывали голубые олени, белые, как снег, зайцы с теленка величиной, волки, равные по росту лошади, — и в испуге бежали прочь… С деревьев валились листья и еловые шишки, сотрясалась сама земля около нас, и в безумном испуге разлетались по лесу сороки с серебряными хвостами… Сперва было неприятно и хотелось уйти. Об этом я уже подумывал, но обилие всяких зверей в лесу останавливало меня от побега. С Великаном было спокойно. Добрая Волшебница велела ему беречь меня… Привык я к храпу Великана, только в ушах стоял звон, словно туда залезли надоедливые комары-музыканты. Я сидел, смотрел, как спит Великан и как при каждом дыхании у него высоко вздымается живот…
«Точно морская волна!..» — подумал я, и мне захотелось покачаться на животе у Великана.
Недолго думая, я вскарабкался по ноге на живот Великана, прилег и начал приятно покачиваться. Было здесь мягко и тепло, потому что живот у Великана был мохнатый, и скоро я задремал. И приснился мне сон, будто бы я плыву один в лодке по морю, а на море начинается буря, и лодку высоко подбрасывает на сердитых зеленых волнах, похожих на бегущие друг за другом горы… Не знаю, долго ли я спал. Проснулся я от страшного толчка и, когда открыл глаза, то лежал в мягком мхе шагах в десяти от Великана… Великан кашлял. Очевидно, от этого кашля меня и сбросило с живота на землю.
Огромное солнце пылало на небе, и свет его был в лесу необыкновенный: проникая через вершины и сплетшиеся вверху ветки деревьев с разноцветными листьями, этот свет ложился на траву и мхи разноцветными пятнами: синими, как небо, красными, как малина, желтыми, как лимон… Местами эти пятна перемешивались друг с другом, и тогда казалось, что с неба упала на землю и разбилась на неровные куски яркая радуга.
Становилось жарко, хотелось пить.
— Пойдем к Розовому Озеру! — сказал Великан, протирая глаза спросонья.
— Далеко оно, это озеро?
— Сто верст отсюда.
— Не скоро дойдем. А хочется очень пить…
— Через час дойдем! — сказал Великан и поднялся на ноги.
— Я могу пройти в час только три версты. А сто верст я даже не могу пройти в месяц!..
— Ты сядешь ко мне на плечо! Ну-ка! Иди скорей!
Я подошел. Великан засунул мизинец мне за пояс и поднял меня.
— Держись за бороду! — сказал он и зашагал огромными шагами по лесу.
Я сидел на плече, словно на крыше нашей дачи, и держался за шею Великана, как держался когда-то за трубу. Приподняв правую руку, Великан обламывал мешавшие нам коряги и толстые ветки деревьев и швырял их в сторону. Позади нас оставалась дорога, похожая на просеку, какие делают в наших лесах. Шел он так быстро, что в глазах рябило от бегущих мимо деревьев, лужков и оврагов. Словно я сидел не на плече, а в вагоне мчавшегося на всех парах поезда, и смотрел в окошко.
Раздавил Великан нечаянно зайца величиной с теленка и наступил на гнездо какой-то птицы с тремя зелеными яйцами величиной с дыню… Только один раз до самого озера мы делали привал, и то потому лишь, что Великан занозил ногу. Присев, он вытащил из-под ногтя занозу, оказавшуюся еловой шишкой, и мы двинулись дальше. Чем больше мы углублялись в лес, тем выше и гуще становился он, и тем меньше было в нем свету. Несуразные ветви, как огромные извивающиеся змеи, сплетались друг с другом, разноцветные листья, величиною в наш лопух, совершенно закрывали небо, и в цветных сумерках мы пробирались под крышей листвы, как по крытым цветными стеклами коридорам…
Много чудесного встречалось нам по дороге, но за быстротой движения трудно было разглядеть что-нибудь. Только один раз, когда дорога пошла в гору и Великан замедлил шаги, — я успел увидать две диковины. Четыре зеленых лягушки величиной с добрую кошку, выпуча желтые глаза, танцевали около болота кадриль в то время, как старички белые грибы, в больших коричневых шляпах, опираясь на палочки, стояли толпой и с улыбкой смотрели на лягушечий танец. Это — одна диковинка, а другая еще интереснее. Она меня заставила хохотать до слез. Старый хромой черт и старушка-чертовка сидели на кочке и с любовью смотрели, как их дети, шестеро маленьких бойких чертеняток, играли в чехарду… Старый черт был на клюке, с желтой сединой на голове и плечах, а старушка-чертовка в белом чепчике, подвязанном под острым подбородком тесемочками, и в круглых очках из слюды вместо стекол. Старый черт, положив себе на колени облезший уже хвост своей жены, искал в нем блох, а та беспокоилась за детей и хрипло кричала:
— Берегите хвосты! Бесхвостый черт неприличная вещь!
А чертенята, визжа и кувыркаясь, высоко подпрыгивали и скакали друг через друга, причем тот, через которого прыгали, старался схватить прыгающего за хвост…
