– Увы, друг мой, увы, – сказал Райли в ответ на мой растерянный взгляд. – Гроб на лафет, он ушел в лихой поход… Я был уверен в тебе, но не вполне уверен в нем. Кстати, мы с тобой тоже награждены военными орденами, но, слава богу, не посмертно. Я получил вторую звезду, ты – полковника.
– Значит, историю замяли? – с облегчением спросил я. – Все сойдет с рук?
– Ну конечно, а как же иначе? Можно было дождаться сразу. Что же, шеф отважился бы признаться, что свалял дурака, а правительство и министерство обороны – что отпустили на сорок пять миллионов оружия призраку? А сенаторы и президент, у которого, кстати, на носу выборы – что бухали в колокола, не заглянув предварительно в школьный учебник географии?
– Значит, наши деньги…
– Останутся при нас. Кто посмеет их у нас отнять, не придав дело гласности? Вообще-то мои ребята записали разговор президента с шефом – знаю я эту парочку, их постоянно следует писать… У них был большой соблазн сделать и нас с тобой жертвами гванеронской разведки, но я дал понять, что где-то в частном банке в сейфе лежат все материалы об этой истории, которые в случае нашей «случайной» смерти автоматически передаются нашей и европейской прессе и политическим соперникам президента. Приятное дело – шантажировать президента, никогда раньше не доводилось.
– Ну и?
– И все. Президент с шефом деловые люди, они поняли, что мы нормальные бизнесмены, а не какие-то там левые разоблачители, и сами заинтересованы в том, чтобы держать рот на замке. В конце концов, они решили – черт с ними, все равно эти миллионы упорхнули не из собственных карманов, а оружие в итоге все равно попало к нашим союзникам. Да и народ имел возможность лишний раз убедиться, какие козни способны строить коммунисты.
– Спасибо, Тэд, – искренне сказал я.
– Глупости, – Райли обаятельно улыбнулся. – Я не альтруист, Патрик, просто должен же я был отблагодарить человека, благодаря которому получил больше двадцати миллионов, вторую звезду и орден… Вот только бедняга Бэйб, ну, да что тут поделаешь… Тетушка Эмилия будет горевать?
– Естественно, – сказал я. – Но, в конце концов, Бэйб в образе павшего национального героя, – на это она и рассчитывать не могла.
– Ну вот видишь. Запомни официальную версию, с которой ознакомлены компетентные лица в правительстве и руководство управления. «Гванерония» была грандиозной операцией по дезинформации агентуры красных. В рамках глобальной стратегии. Вот, почитай речь президента. Кстати, пикантная новость – в штат нашего управления зачислен специалист-географ. На всякий случай…
Речь президента была эффектной и запоминающейся, особенно концовка. «Что ж, наши друзья проиграли, – сказал президент. – Случается и такое. Мы забудем Гванеронию навсегда, словно ее и не было…»
Писали и о нас с Райли – обозреватели единодушно сходились на том, что лично нас ни в чем нельзя упрекнуть, мы сделали все, что могли, а вот военные и правительства проморгали, если бы они отправили туда больше оружия или решились высадить нашу морскую пехоту, кто знает, чем кончилось бы.
Что ж, подведем итоги, сказал я себе. Самое время. На этой операции я приобрел более двадцати миллионов, повышение, погоны полковника и орден. А потери? Можно ли назвать в числе моих утрат только женщину, которую я любил, или надо считать все, что произошло, всех, кто получил пулю в спину или в лоб?
Сначала в сумасшедший дом угодил безобидный старичок Корбишли, правдолюбец и идеалист. Потом застрелили принятых за… да черт его знает, за кого – Дика и Логана. И единственную женщину, которую я был в состоянии любить. Убили Дорана и Крэга, где-то в загородном коттедже вытряхнули душу из профессора Мтагари, знаменитого африканского химика, что-то там эпохальное синтезировавшего, потом был выпускник привилегированного колледжа полковник Бленгенторн и один из людей майора Ехлуми, и Бэйб. Девять человек. Двух из них застрелил я сам, и всех убил наш призрак. Теперь совершенно точно знаю, что уверенность в себе и нашем мире я потерял. Понял, что и призраки способны убивать не хуже, чем живые. Понял, какие же мы сволочи – вся наша контора. Так каков итог и в чем он заключается? Или я буду продолжать как миленький играть с нашими бумажками?
– Ну что ты набычился? – спросил Райли. – Брось. Все обошлось, все довольны. А что до… время лечит и не такие раны, милый Патрик, особенно если пользуется микстурой из денег, орденов и званий. Хвост трубой, полковник, ты еще генералом будешь, ведь эта история доказывает и то, что мы с тобой – чертовски ловкие и хваткие ребята, руководство не может того не оценить…
– Слушай, Тэд, – сказал я, – твой папаша был проповедником, ты хорошо знаешь Библию, сам говорил.
– Ну еще бы, – сказал Райли. – Знаешь, как он меня, бывало, драл.
– Это там у Экклезиаста сказано про ветер?
– Э-э… Всему свое время и время всякой вещи под небом… Нет, не то. Ага, вот! Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои.
– Вот именно, – сказал я. – Переходит на круги свои… Теперь мы с тобой знаем, что такое возможно, теперь нам с тобой будет очень страшно, и этот страх засядет в нас до смерти.
– Ерунда, – сказал он.
– Нет, – сказал я. – А вдруг сейчас зазвонит телефон и нам сообщат, что, по данным наших союзников или министерства обороны, некий майор Мтабуне объединил отступающие разрозненные подразделения мятежников и начал наступление на столицу? Если снова разыграется нечто похожее? Ты же сам сказал как-то, что не одни мы такие умные. Вдруг – новый фантом, еще более страшный, и новые правила игры, которых мы не знаем?
И телефон действительно зазвонил, скорее всего, даже наверняка, звонили по поводу чего-нибудь обыденного и все же, все же… Райли протянул было руку к трубке, но не взял ее, оглянулся на меня, что-то мелькнуло на его лице, и я мог бы поклясться, что это страх, если бы не знал, что он ничего и никого не боится.
Машина неслась по городу, мелькали дома, прохожие, сверкали вывески, мигали светофоры, а мы сидели на широком мягком сиденье, и перед нами на расстоянии вытянутой руки надрывался заливисто телефон, но ни я, ни Райли не смели протянуть руку.
1979
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
