Ученые — любезные и обязательные люди. Очень скоро я получил ответ, и этот ответ разрешил проблему не только самого Шалтыря, но попутно и милой речки Печальки.
«Глубокоуважаемый Лев Васильевич! — писал А. П. Дульзон. — Название Кия-Шалтырь образовано, вероятно, от названия речки Кийский Шалтырь... Вторая часть этого названия — шалтырь — тюркского происхождения... из кызыльского наречия хакасского языка и имеет значение «блеск, блестеть» (по-хакасски — «чалтыра»).
Название реки Кия, притоком которой является Шалтырь, в русский язык вошло тоже из тюркского (чулымо-тюркского) языка, где оно употреблялось в форме Кысу или чаще всего просто Кы. Русские заменили непривычный звук «ы» после «к» на «и» (а вы замечали ли, что в нашем языке «ы» после «к» не встречается?— Л. У.) и добавили окончание «я», подведя таким образом название этой реки под свой разряд имен женского рода. Но слово «кы» нельзя объяснить из тюркских языков. Скорее всего оно — селькупского (самоедского) [27]1 {61} происхождения: в селькупском [28]2 языке «кы» означает «река»... Несколько ниже и выше устья Кии встречаются и другие гидронимы (названия вод.— Л. У.) селькупского происхождения».
Радость моя, как говорится, не поддавалась описанию. Кия-Шалтырь, как выяснилось, — отличное, спокойное название. Оно значит: «Блестящая река», «Река блеска» — чего же лучше?!
Новый город отлично может унаследовать его. И тогда этим будет достигнуто сразу два результата: во-первых, он будет носить не стертое, как пятак, в десятках мест повторяющееся, стандартное имя, выдуманное по принципу наименьшего сопротивления, а имя красивое, своеобразно звучащее, свое, особенное. И, во-вторых, будет соблюдено необходимое почтение к прошлому не только русского, но и других народов нашей страны.
Кузнецкий Алатау, Горная Шория, Хакассия — удивительные места, со своей особенной историей. Они овеяны былями тех — пусть малочисленных, но мужественных и гордых — сибирских народов, которые жили в этих местах, знали их, нарекали их воды и долы задолго до того, как сюда пришли русские.
Русский народ — советский русский народ — хранит в памяти предания не только своей собственной старины; ему близка и дорога история и его близких или дальних братьев, племен и народов, пути которых с некоторого времени слились с его историческим путем. У русского народа нет и быть не может стремления стирать с карты Родины имена, которые нанесены на ней этими братьями.
По-моему, следовало бы вернуть Кия-Шалтырю его сложное и красивое исконное имя, а впредь, когда встанет вопрос о переименовании любого места, прежде чем раз отрезать, семь раз примерить свои действия. С кем вместе примерить? Со знающими топонимистами.
А что же с Печалькой? Ну, с ней-то спокойно. Ее {62} никто не собирается переименовывать. И хорошо. И пусть она невозбранно течет рядом с Силькой и Талькой, возле Котыльки и Ватыльки, около Покольки и Каральки, неподалеку от более причудливых Варка-Силь-кы и Олягай-кы... Вот они бегут по тайге и по карте, как стайка веселых лесных девчонок, и шумят и журчат по-своему. Но топонимика переводит это их журчание на общепонятный язык.
Да, несомненно, в каждом из их имен завершающий его слог «ка» — это старое селькупское, самоедское или остяцкое — «кы» — река. Из селькупских языков оно перешло в тюркские, войдя в состав и тюркских имен. Когда это случилось, это «кы»уже утратило ясность смысла; теперь оно могло свободно сливаться с другими, тюркскими элементами. А затем прибывшие сюда русские, не владея ни селькупскими, ни тюркскими языками, взяли те же имена на вооружение и неминуемо постарались сделать их хоть отчасти, хоть по форме похожими на русские слова. В одних случаях они превратили чуждое им созвучие «кы» в удобное и приемлемое «ки», снабдили его русским окончанием «я». В других — сделали из него окончание женского рода существительных «—ка», и все утряслось к общему удовольствию.
Топонимист же приходит сотни лет спустя и кропотливо собирает эти переработанные имена, и очищает их от последующих языковых напластований, и вдруг обнаруживает следы пребывания того или другого племени там, где его давно нет, где уже все позабыли о его давнем или недавнем присутствии. Племя ушло, а имена, данные им, сохранились: «Несколько выше и ниже устья Кии, — пишет мне А. П. Дульзон, — встречаются еще другие гидронимы селькупского происхождения. На Нижнем Чулыме были две остяцкие (самоедские) «инородческие» волости».
Были! Теперь их нет, но о том, что они были, свидетельствуют сохранившиеся имена. Надо как можно быстрее зарегистрировать, закрепить, расшифровать и объяснить их, пока излишнее рвение малоосведомленных людей не превратило их всех в никому ничего не говорящие «Белогорски». {63}
Главное
различиеНе создалось ли у вас устрашающее впечатление: за какое географическое имя ни возьмись — каждое из них представляет собою непонятную загадку, требует мучительных усилий для своей расшифровки?
Так это или не так?
Стоит бросить даже беглый взгляд на карту РСФСР или на любой перечень существующих у нас географических имен, и вам бросится в глаза две ясно отграниченные группы их: понятные и непонятные. Или, лучше сказать, совершенно понятные и вовсе недоступные пониманию. Между этими двумя противоположностями можно указать множество имен «средних», которые, так сказать, «от ворон отстали и к павам не пристали». В самом деле: вот перед вами имя города Владивосток. Нет надобности размышлять над его происхождением, значением, формальным составом. Оно построено из двух слов, чисто русских. Слова эти — «владеть», и «восток». Значение их сочетания связано со стремлением Российской державы проложить себе прямой путь к Тихому океану; Владивосток значит: «опорный пункт страны на Дальнем Востоке», «крепость, помогающая овладеть Востоком, утвердиться на нем [29]1.
Не представляет трудностей определить и время возникновения этого имени: XIX век, время окончательного закрепления России на дальнем тихоокеанском побережье Азии. Словом, тут ясно и бесспорно все от начала до конца.
А теперь от дальних окраин обратимся к самому центру, самой сердцевине Руси. Вот верховья Волги, место древнейших русских поселений. Возле старинного Ржева впадает в Волгу небольшой приток, мало чем примечательный. Протяжение у него незначительное — около сотни километров. В справочниках о нем говорится с несколько пренебрежительной краткостью: «Берега у истоков низменны, в нижнем плесе — каменисты и возвышенны. В 20 верстах от устья есть малый порог...»
Видимо, ничего любопытного... Да, кроме названия, потому что имя этой текущей по старым тверским зем-{64}лям чисто русской речки несколько странно: Молодой Туд.
Что такое «молодой», не требует разъяснений. Но сможете ли вы хоть примерно подсказать мне, что может значить слово «Туд»? А раз вам это неизвестно, то и самое сочетание «тýда» с «молодостью» повисает в воздухе: как и откуда оно появилось на свет, нам с вами непонятно.
Этот гидроним (имя реки, озера, источника) интересует меня очень давно. Я копался во множестве источников, наводил справки, строил предположения, но тщетно: и сейчас мне неизвестно, что такое «туд» и почему он так молод.
Любопытно: на реке Туд стоит село Молодой Туд. В нем живет немало народа; его имя ежедневно поминают тысячи соседей. Все «тудичи» с детства до старости смотрят на реку Молодой Туд, купаются в ее волнах, пьют ее воду, ловят ее рыбу и представления не имеют, отчего они, река и село, называются так. На фронте я встретил почтенного майора, прирожденного «туднина»; он очень удивился, узнав, что я считаю имя его родного села странным. «А чего странного? Туд и Туд... Мало ли, как разные места называются: вон город Ржев тоже — поди разбери, что его имя значит...»
По-своему он был, если угодно, прав, этот майор. Конечно, название Туда, притока Волги, непонятно, но разве самое имя Волга много яснее, чем оно? С легкой руки А. П. Чехова фраза «Волга впадает в Каспийское море» считается образцом утверждения бесспорного до бессмысленности. А в то же время вряд ли кто-либо из моих читателей возьмется растолковать значение обоих упомянутых в ней имен.
Ленинград — очень ясно: город Ленина; Петрозаводск не вызывает недоумения: завод, построенный Петром Первым, город при этом заводе. Таких имен очень много: город Иваново, гора Магнитная, гора Благодать, город Днепропетровск... Мы отлично понимаем значение даже нерусских, иноязычных названий, когда они относятся к этому «открытому» разряду: «Порт Дарвин» — в честь великого Ч. Дарвина; «Ботани-бей» — «бухта растений, ботаническая бухта», «Сан-Франциско» — «город святого Франциска». {65}
Но рядом с каждым из этих «прозрачных» по значению названий мы в любой миг можем поставить хоть два, хоть три, хоть десять имен, смысл которых от нас скрыт и значение абсолютно неясно.
