Азикоффу удалось меня убедить. В его носке деньги будут целее, чем в швейцарском банке. Вот зуб. Дело задумано серьезное, и к нему нужно подходить со всей ответственностью…
Пятью минутами позже, когда мы стояли на автобусной остановке, я горячо сплюнул на асфальт и огорченно произнес:
— Эх, черт! Зря я у этой сучки не остался! Видал, какие груди? Как в порнушке!
— Делов-то? Вернись. Шлюшечка действительно чумовая. Одна жопа чего стоит! И отсасывает небось, как пылесос! А как она на тебя смотрела — мама дорогая!
Азикофф умел, сволочь, подначивать.
— Да чего я к ней пустой, что ли, пойду? Надо хотя бы бутылку взять…
Я умоляющим взглядом посмотрел на своего бережливого компаньона.
— Ладно! — сжалился Азикофф. — Вот тебе червонец. Вычту из твоей доли. Купи у таксистов бутылку водки и действуй…
Я вернулся, был с изумлением встречен и прямо на пороге обласкан. В эту ночь мне досталось все: и упругая грудь, и аппетитные ляжки, и ядреные ягодицы. И вся нерастраченная энергия молодой одинокой самочки…
С тех пор я Азикоффа не видел. Наверное, он улетел в Норильск. Но сквозь тусклые пространства прошедших лет я больше на него не обижаюсь. Надеюсь, что он добрался до своей Галины и привнес в ее существование нежность своих чувств и так необходимый всем нам достаток.
Правда, помнится, кто-то однажды в пивной рассказывал, что его грохнули за должок у винного магазина…
Любовь, любовь!И в судорогах, и в гробеНасторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.О, милая! Ни в гробовом сугробе,Ни в облачном с тобою не прощусь…
13
О чем это я? А, ну вот…
Школьные годы… Кто не вспоминает о них с замиранием сердца? Время самых глубоких переживаний, самых возвышенных чувств и самых искренних поступков.
Восьмой класс. Экзамены позади. Мы идем в прощальный поход. Доезжаем на электричке до Снегирей, а оттуда пешком до Истры.
Вовочка впереди всех с огромным рюкзаком за плечами. Чего он только не взял с собой в дорогу! Сразу за ним двигают налегке трое расхристанных хулиганов. Их сумки несут слабаки, так что им только и остается, что развлекаться. Это Паскей, Фома и Яцек. Все трое, вместе — маленькая, известная всей школе шайка. На их счету немало полноценного шухера, разве что на стенде «Их разыскивает милиция» они пока не висят, так что школа, в лице великого и ужасного Гудвина, счастлива наконец выдать путевку в жизнь троим именитым воспитанникам. Даю голову на отсечение, что у пацанов, несмотря на тщательный обыск, где-то припрятано спиртное.
Сзади плетутся девчонки. Половина из них — писаные красавицы. Особенно за последнее время похорошела Света. Это улыбчивая девушка с красивыми пепельно-золотистыми вьющимися волосами. Здоровый румянец не сходит с ее щек, на губах светлая, приветливая, чуть игривая улыбка. Ее спелые грудки и стройные ножки вот уже какую ночь не дают мне покоя.
Замыкаю колонну я в сопровождении старинного друга очкарика Кузи, сына известного дипломата. Проживший большую часть жизни за бугром, в капстранах, Кузя знает толк в английском, хорошей выпивке и запрещенном диссидентстве.
Итак, расклад следующий:
1. Вовочка до остервенения любит Свету. Именно «до остервенения», никаким другим словом и не выразишь его мощные, звериные и пока безответные чувства. Чтобы сделать для нее хоть что-нибудь хорошее, он втайне защищает ее младшего братика.
2. Паскей без ума от Людмилы, может целый урок смотреть на нее сладким маслянистым взглядом. Но на большее не способен.
3. Фома и Яцек вдвоем бегают за белокурой фигуристкой Танюшей — стройной скромницей с романтической родинкой на щеке. Они отводят ее в школу, провожают домой, встречают после тренировки. Слушаются ее во всем. Горе тому, кто посмеет ее обидеть. Как они делят одну любовь на двоих, остается для всех загадкой.
4. Сама Танюша крутая, она уже ездила на соревнования в Италию. Она не в силах отвязаться от двух уличных негодяев, но научилась ловко эксплуатировать их азбучные чувства. На самом деле ей нравится сын дипломата Кузя. Он такой самостоятельный и продвинутый, может часами рассказывать о загранице. У него всегда есть жевачка. А курит он исключительно «Мальборо».
5. Кузя, в свою очередь, тоскует о Танюше и одновременно о Свете. Но боится гнева своих одноклассников и внешне беспристрастен. К тому же относительно женского пола ужасно закомплексован.
6. Людмила поощряет молчаливую влюбчивость хлюпика Антона. Иногда они нежно воркуют на дополнительных занятиях. Если бы Паскей почаще бывал в школе, он, несомненно, это бы заметил.
7. Мне нравятся все: и Танюша, и Людмила, и Света. Но Света особенно. В ванной или в кровати, стоит мне только представить ее у школьной доски, пишущую какие-то формулы, и ту заветную границу, где кончается ее короткая юбочка и начинаются крепкие ляжечки, как я сразу могу выстрелить, даже без помощи рук.
Но я не смею и взглянуть в ее сторону.
Однажды Вовочка привел меня в подвал, где уже были Паскей и Фома. У них было две бутылки «Кавказа». В тот день я был в фаворе: у меня в портфеле лежала пухлая стопка порнографических фоток, которые я сам и напечатал с найденных на остановке негативов. Мы выпили, заговорили о девчонках и решили все вместе подрочить.
— Я буду думать о Свете, — заявил Вовочка.
— А я о Людмиле, — сообщил Паскей.
Фома, естественно, решил представить себе Танюшу. Я промолчал.
Когда мы уже достали свои корешки и быстро их взбодрили, Вовочка вдруг остановился и подозрительно спросил:
— Сашок, а ты-то на кого дрочишь?
Я испугался. Мне показалось, что он прочитал мои мысли.
Замялся, покраснел.
— Так, на одну девчонку в нашем дворе, — нашелся я. — Вы не знаете…
Вовочка успокоился, опять углубился в свое занятие и вскоре первый дал хлесткой нескончаемой очередью в кирпичную стену…А я продолжал фантазировать о девочке у школьной доски.
8. Света никого не любит. По крайней мере, мне на этот счет ничего не известно. Правда, несколько раз я ловил на себе ее изучающие взгляды…
В этом причудливом лабиринте первых чувств неизбежны и антипатии. Их много. Главная же интрига похода заключается в том, что Фома и Яцек что-то прознали о предпочтениях Кузи и теперь мечтают набить ему морду. Только Вовочка безмятежен. Кто посмеет с ним связаться, может сразу заказывать себе гроб и белые тапочки.
Все знают: этот поход не только веселое приключение, но и проверка сложившихся хитросплетений. Пришло время развязке. Другого момента не будет. Ведь многие после этого похода больше не увидятся. Кто-то остается в школе, а кому-то придется поступать в техникумы и ПТУ. Вовочке, например, уже забронировано место в училище, где учат на автослесаря. Поэтому все необычайно взбудоражены и замысловато переглядываются.
Что из всего этого получится?
Пришли на место, разбили лагерь. Пообедали, погоняли мяч. Стемнело.
Вовочка с Паскеем стали разводить костер, а Надежда приказала всем собирать хворост.
Кузя многозначительно поманил меня кивком, и мы отошли в сторону.
— Хочешь посмотреть, что у меня есть? — заговорщицки спросил он.
— Ну?
Я ожидал увидеть толстую кубинскую сигару или на худой конец пачку «Мальборо», но Кузя задрал на животе свитер, и я увидел у него за поясом необычной формы иностранную бутылку с фирменной закручивающейся пробкой.
— Ух, блин, веселуха!
Я невольно огляделся. Кузя поспешил опустить свитер.
— Шотландское виски. У фазера спиздил из бара! — гордо сообщил он.
— А если узнает?
— Не узнает. Я налью в бутылку чая и поставлю на место. Андестенд?
— А если захочет выпить?
— Не захочет. Он вообще не пьет — у него язва. Он эти бутылки коллекционирует.
Я почесал затылок. Свои две бутылки пива, которые еще минуту назад казались мне бесценным сокровищем, теперь я готов был просто подарить Вовочке.
— Какой план? — поинтересовался я.
— Как какой? Выпить!
— Вдвоем? А может, кого-нибудь угостим?
— Кого? — Кузя насупился. — Этих, что ли? Он покосился на Вовочку и его друзей.
— Да нет, зачем они нам сдались. Тем более что у них свои расклады. По моим разведданным, у Фомы водка, у Паскея бормота, у Вовочки «Шипр». Надо девчонок угостить. Только тех, кто не заложит.
У Кузи загорелись глаза. Я понял, что он не мог об этом и мечтать.
Мы долго взвешивали кандидатуры. На самом деле мы ничего не обсуждали, а только друг друга морочили. Все было заранее ясно.
— Ладно, пригласим Танюшу и Светку! Переговоры беру на себя, — решительно подытожил я.
Кузя вроде бы обрадовался, но поправил пальцем очки — это свидетельсвовало о том, что он весьма разволновался.
— Чревато! — выдавило он, покусывая губу.
