Девочка развлекается со здоровенной радиоуправляемой барби-машиной, предусмотрительно привязанной верёвочкой к шезлонгу.
Девочка. Сикота цать!
Машина, громко наигрывая какую-то жуткую мелодию, бросается по палубе. Верёвочка натягивается, машину подбрасывает и разворачивает.
Девочка. Сикота цать!
Машина бросается в другую сторону.
Маша и Кулагин стоят над бортом, облокотившись о леера.
Маша. Ну, хоть немножко нравится?
Кулагин. Дас ист фантастиш! Тишина, покой...
Маша. Скоро будет остров. Там будут шашлыки. И много красного вина. Хорошего. Вон у Славы - (она кивает на папу девочки), - свои виноградники в Крыму.
Девочка. Сикота цать!
Кулагин. Знаешь, какую песню я спою, когда вмажу? «И за борт её бросает...»
Навстречу идёт белый теплоход. Негромко гудит.
Маша. Ну когда ты повзрослеешь? У тебя дочь тебя старше. Звонила сегодня, между прочим.
Кулагин. О-у! И как она?
Маша. Последний экзамен остался.
Кулагин. Это я догадываюсь. А поподробнее?
Маша. Поподробнее – взял бы и сам ей позвонил, поговорил.
Кулагин набирает полную грудь воздуха, длинно выдыхает.
Кулагин. Она мне скажет: «Па, всё нормально, я побежала». А если сильно повезёт, добавит: «Ну, чё ты переживаешь?»
Маша. Но ты же переживаешь? Вот и скажи ей про это.
Кулагин. Машка, ты же сама всё знаешь. Ей со мной стало не интересно. Это бывает.
Маша. В этом ты весь. Вместо того, чтобы решать проблему, умно объясняешь, почему этого нельзя сделать.
Кулагин. Да нет же, просто ребёнок должен повзрослеть и поумнеть. Я не могу ускорить этот процесс. И ты не можешь.
Теплоход проходит мимо. С палубы машут руками.
Маша. Все эти сложности, Витя - только в твоей голове...
Кулагин. Если так – буду рад. Буду страшно рад! Так что там у неё происходит?
Маша (почти сквозь зубы). Взрослеет. И умнеет. Без нашей с тобой помощи.
Кулагин. Ты с ней каждый раз по полчаса разговариваешь. Что-то же она тебе рассказывает, что-то у нее происходит.
Маша. Да ничего конкретного! Ну сцепимся мы языками, кто что сказал, кто что купил, кто что видел - а то ты не знаешь, как бабы болтают. Не беспокойся, дорогой. Лучше сознавайся, что вы там с Колькой обмывали.
Девочка. Сикота цать!
Машинка. У-ууу!
Кулагин. На повышение пошёл.
Маша. У-у-у-у. Новый виток блестящей карьеры: стал вторым помощником младшего разносчика...
Девочка. Сикота цать!
Машинка вдруг делает неожиданный манёвр, вываливается-таки за борт и повисает на верёвочке.
Девочка. Мама, достать!
Мама ломко – засиделась в шезлонге – идёт к машинке, просовывает руку под ограждение, не получается, тогда она перегибается через леер – и в этот момент яхта подпрыгивает на волне, мама, взмахнув ногами, перелетает через леер и оказывается в воде – и сразу же довольно далеко позади яхты.
Муж Слава и Кулагин одновременно прыгают в воду. Вода прохладная – все-таки ещё июнь. Слава плавает плохо, барахтается, но утонуть не может в силу комплекции. Кулагин плавает хорошо, десять гребков – и он у тонущей. Она не столько тонет, сколько закашлялась – хлебнула от неожиданности. Кулагин подхватывает её сзади под мышки, успокаивает
Кулагин. Тихо, тихо. Чип и Дэйл уже здесь.
Яхта начинает разворачиваться.
Квартира Ведьмы.
Ведьма курит трубку. Глаза её мутнеют. Перед ней чаша с молоком, она время от времени проводит над ней руками и говорит нараспев непонятные слова. Потом держит руку над чашей, и с пальца сами собой скатываются в чашу несколько капель крови. Молоко тут же начинает дрожать, кипеть, пена оседает, молоко створаживается, стремительно расслаивается на идеально прозрачную сыворотку и густой осадок. Ведьма продолжает свои пассы, и из осадка формируется человеческое лицо – словно грубо вылепленное из глины. У лица нос, похожий на птичий клюв, и три плотно закрытых глаза. Рот открывается, и словно издалека доносится речь – слова на неизвестном языке, голос низкий, интонации угрожающие, и черты лица изображают гнев. Теперь и речь ведьмы становится гневной. Некоторое время словно идёт перепалка, потом ведьма вскакивает, кричит, вскидывает руку – и то, что в чаше, снова вскипает. Низкий голос обрывается на полуслове.
Ведьма роняет трубку и отключается.
Входит Вещь – та самая девушка из магазина. Мы видим, что она выбрита наголо, на черепе сложная татуировка. Вещь берет чашу и уносит. Кипящая жидкость выплескивается ей на руки, она не обращает внимания.
Снова яхта.
На яхту затаскивают Славу, потом медленно подплывают к Кулагину и спасённой маме. Затаскивают и их, укутывают в одеяла, уводят в крохотные каютки. Шкипер наливает Кулагину стакан виски, даёт выпить. Губы у Кулагина посинели – он основательно замёрз в воде. Зубы отчетливо стукаются о стекло. Он отпивает несколько глотков, остальное забирает с собой, выходит к Маше.
Маша (ему на ухо; почти шипит). Ну, и как она на ощупь?
Кулагин смотрит на нее довольно дико. Трясёт головой. Наконец решает, что Маша так шутит.
Кулагин. Стоило тебе два часа постоять под парусом, Машка, и шутки стали боцманские. Или это просто свежий воздух так действует?
Маша. Да ладно, Витя. Ведь сколько раз говорила тебе – живу как будто одна, а в доме чужой мужик. Гвоздь вобьёт, кран починит – и всё. Тебе со мной совсем не интересно?
Кулагин снова прихлебывает из стакана. Внимательно смотрит на Машу. Он понимает, что с ней что-то не то, но не знает, как подступиться. Да и не слишком охота – раньше не раз обжигался.
Кулагин. Честно?
Маша. Честно.
Кулагин. Вот ты сказала: «чужой мужик»... А мне как всё воспринимать? В доме две чужие женщины... ну, одна сейчас географически отдалилась, уехала учиться, это другое, - но по сути она всё равно здесь, ты понимаешь меня... у них свой мир, в который мне нет ходу, в который меня не то что не приглашают, но и не допускают... Как мне реагировать? Делать вид, что всё в порядке? Я делаю. Изо всех сил. Но, извини, сил хватает не на всё...
Маша. Шёл бы ты ко мне на филиал, Кулагин. Толковые мужики в нашем бизнесе на вес золота. Можно даже так сделать, что я тобой командовать не буду – если тебя это как-то задевало. А?
Кулагин. Да нет, не задевало... А куда я своих мальков дену? Вот завтра я вывожу их на полёты. Двое очень хороших мальчишек, Денисов и Язызкин, оба Фёдоры. Умные, старательные. Если ничего не поломается, из них выйдет толк...
Маша. Калечишь ты детей, Кулагин. Учишь чему-то, что им никогда не пригодится, внушаешь какие-то... Господи, ты бы на эти наши самолёты вблизи посмотрел да лётчиков послушал. У меня начальник отдела логистики – бывший авиаинженер. С ним тебе поговорить. Это же распад, катастрофа, это похороны по шестому разряду...
Кулагин. Понятно. То есть всем лётчикам надо срочно переходить на торговлю немецкими железками...
Маша. К этому идёт, Кулагин. И тут даже ты ничего не сможешь. Это ещё хуже, чем то, что со школой получилось. Сейчас хочешь ребенка выучить – тогда учи его сам, учителей нанимай, ещё чего – а в классе только напортят, искалечат... не физически, так морально. И хоть сам жизнь там положи, родные коллеги тебя так заплюют, затопчут, и от дела твоего пшик оставят один, трубы обгорелые и пни...
Кулагин (ловит Машу за руки). Тшш! Тихо-тихо-тихо. Это прошло. Это уже позади. Давно. Не надо снова...
Маша. Ладно тебе... утешитель. На себя посмотри...
Кулагин. А что я?
Маша. Да потому что ты как страус: голову под мышку, там тепло, мягко, никто не трогает, никто никого не ест... (Пауза.) Слушай, я тут подумала. Посчитала. Ребят спросила. Если немного поднапрячься, то к следующему лету на небольшую яхту можно будет наскрести. Такую, чтобы человек пять-шесть... Хочешь?
