Она перехватила Бу в другую руку – и локтем ощутила заткнутый за тугой пояс юбки наган. За все эти дни она успела к нему привыкнуть.
На грани слышимости раздавались ритмичные удары. Аська подумала, что это шумит в ушах кровь.
Костя умер, подумала она. Внутри ничего не отдалось. Сердце было как пропитанное новокаином – хоть режь его.
(Костя между тем был ещё жив. Фёдор вытолкнул его из машины, протащив метров двести, и сейчас он полулежал на спине, опираясь на рюкзак, и медленно приходил в себя. Боли пока не было, но он по опыту знал, что – будет. Вот пройдёт шок, и будет боль. Пройдёт шок. Шок можно преодолеть волевым усилием. Нужно сесть. Сесть. Для этого – опереться локтем...
Асфальт закачался, как плот. Костя снова упал и снова потерял сознание.)
- Пойдёмте, - сказал Порфирьев. – Сюда, пожалуйста. Если вам тяжело, давайте я понесу мальчика.
Аська, закусив губу, помотала головой.
Они поднялись на второй этаж. В этот момент в кармане у Порфирьева запиликала рация.
- Что? – спросил Порфирьев. – Ну, успокойте его как-нибудь. Что? Совсем с ума посходили? Нет, конечно. Да не знаю я, как, решайте сами. Укол, да. Хорошо. – Он повернулся к Аське. – Извините. Тут у нас свои трудности. Но вас это не должно беспокоить.
- Потому что я уже мёртвая, да? – спросила Аська.
- С чего вы взяли?
- Только мёртвых ничто не беспокоит.
- Ошибаетесь, - сказал Порфирьев почти весело. – Мёртвым некоторым, если хотите знать, потрудней приходится... Пожалуйста, вон туда, по коридору прямо - и в красную дверь.
И пошёл вниз.
(Некоторым мёртвым действительно приходилось потрудней. Ну, не так чтобы совсем мёртвым, конечно... мёртвым условно. Запертый в подвале Стас улучил момент, попробовал выбраться из клетушки, где его держали вместе с мётлами и досками, - но караульные эту попытку пресекли, слегка Стаса побили и засунули обратно, на всякий случай прихватив его наручником к трубе. Теперь он сидел на мокром бетонном полу и куском доски колотил по трубе. Между прочим, не просто чтобы побузить: над самым полом он нащупал грубый сварной шов, и житейский опыт подсказывал ему, что такие швы довольно часто ржавеют насквозь...
За все эти дни он много раз успел себя проклясть за то, что сначала так легко, как последний лох, повёлся на дешёвую разводку (это он так себя убеждал; на самом деле он абсолютно не мог понять, в чём состояла разводка и где он лоханулся), а потом, когда надо было просто заорать: «Аська, прячься, спасайся!» - струсил и сказал то, что ему велели. Он никогда не предполагал, что в нём так велик нерастраченный запас самоедства...
Звук последнего удара был отчётливо другой – и тут же в замке каморки заскрежетал ключ. Стас отшвырнул доску...)
Аська только сейчас обратила внимание на то, что стены коридора расписаны узорами и увешаны какими-то странными плоскими куклами и страшными масками. Нарочито неяркий свет низких, у самого пола, светильников не позволял охватить взглядом всё сразу, но то, на что падал взгляд, впечатляло и вместе с тем угнетало – хотя описать и объяснить, что она видит, Аська бы не смогла. Непрерывно перетекающие друг в друга тёмные и светлые силуэты – наподобие «Птиц» или «Рыб» Эшера. И на их фоне – чудовищно изломанные или изогнутые человеческие фигуры, и непонятно, что эти люди делают друг с другом, и хорошо, что непонятно.
Пройдя этим коридором, она уже не могла думать ни о чём другом.
Красная дверь выглядела так, будто была измазана кровью, и хотя Аська знала, что настоящая кровь, когда запекается, становится почти чёрной, ей показалось, что она чувствует тяжёлый гниловатый запах.
- Ма, - сказал Бу. – Смотри.
И показал глазами вверх.
Она посмотрела.
Под потолком, широко раскинув полупрозрачные крылья, парил на ниточках блестящий, словно облитый ртутью, голый человек с громадным членом и длинным тонким раздвоенным на конце хвостом.
(Костя очнулся второй раз. Теперь он уже чувствовал боль в правом плече и лопатке и в правом же боку, особенно в боку – там словно искрили электрические провода. Так, подумал он. Надо что-то делать, и быстро. Если зацеплена печень, до больницы не доживу. Он левой рукой осторожно полез в нагрудный карман – там был Аськин телефон и отдельно аккумулятор, свой телефон Костя носил в заднем кармане брюк, и аппаратик был недостижим сейчас – как если бы лежал на Луне. Он попробовал пошевелить пальцами правой руки, они не слушались, ну и чёрт с ними, обойдусь левой, он сдвинул крышечку и, стараясь прикрыть приборчик от дождя, вставил на место аккумулятор, защёлкнул крышку, надавил кнопку – экранчик осветился, Костя ввёл пин-код – вызубрил на всякий случай. Так, теперь родная ноль-один...
Он не успел нажать кнопочки, как телефон издал громкое «ку-ку!», потом ещё раз и ещё. Ну, показывай, подумал он. «Вы понесли наказание средней степени. Вы по-прежнему должны нам четыре поручения», - гласило первое послание. «Позвоните сегодня по номеру 336-57-94, скажите, что готовы взять котов. Коты проживут у вас три недели», - гласило второе. «Вы не выполнили наше поручение и будете жестоко наказаны» - гласило третье.
Не вполне отдавая себе отчёт в том, что он делает, Костя набрал: «Горите вы синим пламенем», - и отправил.
Через несколько секунд пришёл ответ: «Ваш баланс исполненных желаний и выполненных поручений отрицательный. За каждое очередное желание вы будете должны нам три поручения. Вы подтверждаете желание?»
«Да».
«Ваше желание принято».
«Ваше желание будет исполнено в течение часа».
Костя скрипнул зубами от смеха. А вот теперь – ноль один...
Телефон издал короткий писк и погас. Заряд аккумулятора иссяк.)
Аська не притронулась к красной двери – та сама медленно и беззвучно начала открываться перед нею. За дверью было ещё темнее, чем в коридоре. Воздух был полон слоистым дымом, пахнущим сухими сгоревшими цветами.
(Стас посмотрел. Вошёл один Порфирьев. Караульный остался за дверью сбоку, видна была только его рука с дубинкой.
- Чего буяним? – спросил Порфирьев – и, не ожидая ответа, продолжил: - Всё, конец авралу, привезли твоих, доставили в сохранности. Шеф будет счастлив – глядишь, и амнистию объявит...
- Привезли? – тупо повторил Стас.
- Ага, вот только что, я их сам встретил, сопроводил...
И тогда с хриплым воплем Стас одним фантастическим движением вырвал трубу, к которой был прикован, размахнулся – и проломил Порфирьеву череп. Тот рухнул во весь рост.
Стас выскочил из каморки, увернулся от дубинки охранника, отоварил его трубой по плечу, потом по колену, потом, уже лежащего, по шее. Охранник задёргался и вытянулся. И этого убил, равнодушно подумал Стас. Где второй?
Второй забился в угол, тащил из кобуры пистолет. Но, наверное, случайно не на то нажал – из пистолета выпал магазин. Стас подошёл к охраннику.
- Нет, - сказал охранник. – У меня дети...
- А у меня кто? – спросил Стас. – У меня котята помойные, что ли?
Охранник бросил ему под ноги пистолет.
- Я ничего тебе... свяжи, и всё. Наручники... вот ключ...
Стас взял ключ, разомкнул браслеты, жестом показал караульному повернуться, сковал ему руки за спиной. Подобрал пистолет, вогнал на место магазин. Передёрнул затвор.
- Ключи от двери.
- У старшого... - охранник подбородком показал на мёртвеца. – Только это... дверь снаружи отпирается, изнутри – никак.
- Не понял, - сказал Стас. – А если вам приспичит выйти?
- По рации – главному, который на пульте. Он или пошлёт кого, или отопрёт по кабелю...
- И где эта рация?
- У старшого же... Слушай, а чем это так воняет?
- Говном, - бросил Стас и пошёл обыскивать старшого. Действительно, воняло гадостно – даже для его разбитого, а потому почти ничего не чувствующего носа.
Ё-о!.. Не надо было бить этого козла по плечу. Там, в стильном наплечном кармашке, и лежала рация.
- А сменять вас когда будут?
- Через полчаса примерно...
- Ч-чёрт...
Ладно, подумал Стас. Надеюсь, за полчаса с ними там ничего худого не сделают...)
7.
- Ты не представляешь себе, как я рад вас видеть...
Это был Ингмар. Конечно, это был Ингмар, кто бы сомневался. Она с самого начала чувствовала, что за всем стоит Ингмар, только боялась себе в этом признаться.
Он совсем не изменился, этот Ингмар. Был всё так же огромен и чудовищно привлекателен. Он сидел за овальным столом, непринуждённо облокотясь о полированную столешницу и переплетя пальцы; с запястья свешивались то ли бусы, то ли чётки. На столе стояли две курильницы и широкая ваза для икебаны. Икебана состояла из причудливой узловатой ветки и трёх высушенных человеческих – наверное, девичьих, очень изящных, с длинными тонкими пальцами – рук. Ещё одна рука лежала рядом, ладонью вверх.
- Подойди сюда, - сказал Ингмар, - я хочу посмотреть на сына.
Аська, не чувствуя ног, сделала три шага.
(Лезть в задний карман за телефоном бессмысленно, подумал Костя, там всё промокло. Попробуем иначе... Он освободил левое плечо от лямки рюкзака и стал по чуть-чуть разворачиваться вправо, готовый в любой момент прекратить движение. Больно!.. переждём. Дышим, дышим. Так, ещё немного...
