– Что с тобой? – спросила Инга тревожно. – Тебе плохо?
– Милиция, – произнес я.
Глава 10
«Газель» плавно притормозила и остановилась на обочине рядом с мотоциклом и двумя милиционерами в бронежилетах и с «калашниковыми».
– Старший лейтенант Баркевич, – представился водителю один из них. – Документы, пожалуйста, и вещи к досмотру.
Я взглянул на помертвевшее лицо Инги и тихо сказал:
– Сядь, не стой.
Инга опустилась на дощатый пол, прижалась лбом к борту, глядя через щель на милиционера. Ты этого хотела, подумал я с некоторым злорадством. И это только начало. Теперь вся твоя жизнь будет заполнена страхом и ожиданием ареста.
– Прошу! – с веселым напевом сказал водитель, протягивая документы. – Вот права, вот доверенность, вот накладная…
Милиционер медленно пошел вокруг машины, внимательно рассматривая ее фары, колеса и борта. Потом поднял голову и встретился со мной взглядом.
– Они с вами?
– Попутчики, – объяснил водитель и зачем-то подмигнул мне.
Нет, это не обычная проверка, понял я. Он ищет. Он целенаправленно ищет машину, сбившую женщину.
– Что в мешках? – спросил милиционер, но я увидел, что он не сводит глаз с Инги, и под его взглядом она медленно встает, и лицо ее каменеет от ужаса.
– Пшеница. Корм для курей, – ответил водитель. – Могу показать…
– Не надо! – остановил его милиционер. Казалось, своим взглядом он засасывает Ингу, и та уже едва стоит на ногах. – Никак не вспомню, где я мог вас видеть…
Инга натянуто улыбнулась и пожала одним плечом.
– Что такое! – усмехнулся милиционер. – Ваше лицо просто стоит перед глазами, а вспомнить не могу… В магазине? На пляже?
– Я не здесь живу, – едва смогла произнести Инга.
– А где?
– В Ялте.
– Значит, ошибся, – с сожалением сказал старший лейтенант. – В Ялте я никогда не был… Счастливого пути!
– Этого еще не хватало, – пробормотала Инга, когда машина снова тронулась.
– Ты о чем? – спросил я.
– Так, о всякой ерунде, – уклончиво ответила она.
Мы пронеслись мимо автовокзала. Я постучал по крыше кабины.
– Приехали? – спросил водитель.
Я спрыгнул, взял Ингу на руки и опустил на асфальт. Водитель посигналил и помахал нам рукой. Знал бы ты, кого подвез, подумал я, провожая машину взглядом.
– Куда теперь? – спросила Инга.
– Туда, – ответил я.
Она поняла и уточнять не стала. Взяла меня под руку и, прихрамывая (сбила пятки, когда босиком шла), пошла рядом – притихшая в ожидании большой грозы.
Чем ближе мы приближались к рынку, тем медленнее шли. Волнение Инги передавалось мне. Мы вышли на рыночную площадь. Суета, придавленная солнцепеком, несколько поутихла, но все равно было тесно. Нас толкали, словно нарочно. Я испытывал гадкое чувство, словно все вокруг нас: и торгаши, и покупатели – прекрасно знали нашу тайну и лишь делали вид, что не обращают на нас внимания. Я стрелял по сторонам глазами, со страхом ожидая уловить косой и насмешливый взгляд. Инга приросла к моей руке. Сама того не замечая, она все сильнее наваливалась на нее, и я уже почти нес Ингу, как накинутый на руку плащ.
– Ты можешь идти нормально? – сквозь зубы произнес я.
Инга выпрямилась, но ненадолго. Она едва передвигала ноги, словно это были тяжелые протезы, крутила по сторонам головой и вздрагивала всякий раз, когда ее задевали прохожие.
Мы прошли вдоль каменного забора и свернули в злосчастный проулок. Я волновался, как преступник во время следственного эксперимента. Мне казалось, что мы ведем себя слишком неестественно и это выдает нас с головой. Наши шаги гулко звучали в узком пространстве между глухой стеной кинотеатра и бетонным забором, стоящим напротив. Я таращил глаза, выискивая нечто ужасное, но ничего не находил, и взгляд мой свободно скользил по заборам, асфальту и коричневой стене старого, давно не работающего кинотеатра. Людей было мало. В этом проулке, где не было ни магазинов, ни кафе, курортники почти никогда не появлялись.
Мы в ногу прошли до середины проулка. Инга ущипнула меня за руку. Мы приближались к разметке пешеходного перехода. Два пацана, опустив головы и глядя себе под ноги, шли нам навстречу и, показывая пальцами на то, что мы еще не видели, громко говорили:
– Вот!.. И вот еще!.. И еще!
Если бы я не знал, что здесь произошло два часа назад, то не придал бы никакого значения темным маслянистым пятнам на асфальте. А пацаны знали, что это кровь.
Мы разминулись с ними. Пацаны подождали, когда мы отойдем на несколько шагов, и продолжили свою поисковую работу.
– Вот, смотри, здесь больше всего!
– Чего ты меня толкаешь на эту гадость? Сейчас я тебя тоже толкну!
– А вот глаз валяется! Ва-а-а!
– Сам ты глаз! Это пробка!
– Испугался, чмурик?..
Я почувствовал себя скверно. Неужели я до последнего надеялся, что Инга всего лишь нехорошо меня разыграла? Теперь уже можно было не сомневаться в том, что здесь был совершен наезд на человека. Следственная бригада свое отработала. Труп увезли. Отпечатки на асфальте срисовали, сфотографировали; расстояние от следов колес до тела, от тела до бордюра, от бордюра до следов колес измерили. Отвалившийся колпак подобрали и аккуратно опустили в полиэтиленовый мешок. Затем пятна крови залили хлорированной водой и уехали. Колба песочных часов с грохотом опустилась мне на голову, и сухая струйка начала выкачивать из-под моих ног опору…
Я вдруг резко остановился, словно налетел на невидимую преграду. Инга наступила мне на пятку и ткнулась лбом в плечо. Холодный пот волной прошел по спине. Я смотрел на открытое окно в стене, на облака пара, выкатывающие оттуда, на жирный оцинкованный подоконник, на девушку в белом халате и платке, стоящую над шипящим противнем, и на листок из ученической тетради, прикнопленный к раме, с неровной надписью: «ПИРОЖКИ С КАПУСТОЙ, КУРАГОЙ, КАРТОШКОЙ, РИСОМ».
– Что это? – прошептала Инга, не видя ничего страшного, но на всякий случай пугаясь.
– Пирожки, – пробормотал я.
– Ты хочешь есть?
– Когда? – пробормотал. – Когда это произошло?
Инга отрицательно покрутила головой и судорожно сглотнула.
– В два? – спросил я и взял девушку за плечи. – Отвечай! В два?
– Ты что? Ты что? – лепетала она, и по ее глазам я понял, какое сейчас на моем лице выражение.
– Ну! – крикнул я и сдавил ее плечи. – В два? Да? В два?
– Отстань! – взвизгнула Инга и попыталась высвободиться. – Я не помню! Ты сумасшедший! Ты делаешь мне больно!
– Без четверти мы отъехали от гостиницы, – вспоминал я, глядя сквозь Ингу. – До рынка ехали минут пять-семь. Еще минут пять я разговаривал с Вечным Мальчиком. Потом… потом разыскивал тебя, минут десять, не больше… Все сходится! Пошли!
Я схватил Ингу за руку и потащил за собой.
– Куда ты? Объясни, что с тобой! Мне больно, ты оставишь синяки…
– Лембит Лехтине, – бормотал я. – Моего возраста, моего роста, моей комплекции. Значит, на вид тридцать – тридцать два, рост сто восемьдесят, сухощав. Жгучий брюнет… Эстонец – жгучий брюнет? Но допустим, что это так…
Инга, ничего не понимая в моем бреде, волочилась за мной, как упрямый ребенок. Когда мы зашли в вестибюль здания городской администрации, она заволновалась, стала крутить во все стороны головой и читать таблички на дверях кабинетов. Она могла поверить во что угодно, даже в то, что я привел ее в прокуратуру.
– Куда это мы пришли? – спрашивала она.
У меня не было времени объяснять. Внезапное озарение словно мощным прожектором выхватило из тьмы, в которой я до этого пребывал, прямую дорогу, по которой я шел все быстрее и решительнее. Вдоль этой дороги стояли люди, с которыми мне предстояло встретиться, и дома, в которых я должен был побывать.
– Игнат! – громко сказал я с порога, заходя в большую комнату, заставленную компьютерами, сканерами и принтерами. – Знакомься, это Инга, актриса кино. Она приехала сюда на съемки фильма.
Игнат Варданян, ответственный секретарь районной газеты, был невысоким и тщедушным занудой и брюзгой. В мою бытность частным детективом мы как-то вывели на свет кучку мошенников, занимавшихся сбытом дешевой «шипучки» под видом коллекционного новосветского шампанского. Игнат разразился грозной статьей, которая сделала его героем года. С той поры мы встречались с ним эпизодически, и всякий раз Игнат намеревался написать обо мне хвалебный очерк, но ему вечно не хватало времени.
– Прекрасно! – без всяких эмоций ответил Игнат. Голос его был высокий и чистый, как родничок, чего нельзя было сказать о внешнем облике. Собственно говоря, самого Игната я никогда не видел, так как голова его и лицо, как у Карла Маркса, были покрыты густой растительностью, а глаза всегда были спрятаны под непроницаемо-черными очками.
