Поэт. Ты говоришь это так спокойно, словно для тебя не существует страдания!
Дочь. Не существует? Я страдала всеми вашими страданиями, только в сотни раз сильнее, ибо мои ощущения тоньше...
Поэт. Излей свое горе!
Дочь. Поэт, сумел бы ты излить свое без единого лишнего слова? Твои слова когда-нибудь были способны сравняться с твоими мыслями?
Поэт. Ты права, никогда! Я был для самого себя словно глухонемой, и когда толпа с восхищением слушала мои песни, мне они казались просто шумом... видишь ли, поэтому я всегда стеснялся, когда меня превозносили!
Дочь. И ты хочешь, чтобы я?.. Посмотри мне в глаза!
Поэт. Я не выдержу твоего взгляда...
Дочь. Как же ты выдержал бы мои слова, если бы я заговорила на своем языке!..
Поэт. Но все-таки, прежде чем ты уйдешь, скажи: что причиняло тебе самые сильные страдания здесь, внизу?
Дочь. Мое существование; чувство, что мое зрение ослаблено глазами, слух притуплён ушами, а мысль, моя светлая воздушная мысль, запуталась в лабиринте жирных извилин. Ты видел мозг... какие кривые дорожки, какие узкие тропинки...
Поэт. Да, поэтому-то все праведники и мыслят криво!
Дочь. Злой, как всегда, злой, но вы все такие!..
Поэт. Как можно быть другим?
Дочь. Теперь я сначала отряхну прах со своих ног... землю, глину... {Снимает туфли и кладет их в огонь.)
* * *
Привратница (входит, кладет в огонь свою шаль). Можно, я свою шаль тоже сожгу?
Офицер (входит). А я свои розы, на которых остались лишь колючки! (Выходит.)
Расклейщик афиш (входит). Афиши пусть погибают, но сачок ни за что! (Выходит.)
Стекольщик (входит). Алмаз, открывший дверь! Прощай! (Выходит.)
Адвокат (входит). Протокол судебного процесса относительно бороды Папы Римского или снижения уровня воды в источниках Ганга. (Выходит.)
Начальник карантина (входит). Маленький взнос — черная маска, превратившая меня в мавра вопреки моей воле! (Выходит.)
Виктория (входит). Моя красота, мое горе! (Выходит.)
Эдит (входит). Мое уродство, мое горе! (Выходит.)
Слепец (входит, сует руку в огонь). Даю руку за глаз! (Выходит.)
Появляется Дон Жуан в инвалидной коляске.
Она и друг.
Дон Жуан. Поторопитесь, поторопитесь,жизнь коротка!
Выходят вслед за остальными.
* * *
Поэт. Я читал, что, когда жизнь близится к концу, все и вся проносятся мимо единой чередой... Это конец?
Дочь. Да, мой конец! Прощай!
Поэт. Скажи что-нибудь на прощание!
Дочь. Нет, не могу! Неужели ты думаешь, будто ваши слова способны выразить наши мысли!
Богослов (входит, в бешенстве). Бог меня дезавуировал, люди меня преследуют, правительство от меня отреклось, и мои коллеги меня высмеивают! Как я могу верить, если больше никто не верит... как я буду защищать Бога, который не защищает своих детей? Все это чушь! (Бросает книгу в огонь и уходит.)
* * *
Поэт (выдергивает книгу из огня). Знаешь, что это?.. Мартиролог, календарь с мучеником на каждой странице.
Дочь. Мучеником?
Поэт. Да, человеком, замученным до смерти за веру! Скажи почему?
Дочь. Ты думаешь, те, кого пытают, кто страдает, все те, кого убивают, чувствуют боль? Ведь страдание — это искупление, а смерть — избавление.
* * *
Кристин (с полосками бумаги). Я клею, я клею, пока не останется чего заклеивать...
Поэт. Даже если бы разверзлось само небо, ты бы попыталась заклеить его... Уходи!
Кристин. А в замке нет двойных рам?
Поэт. Нет уж, только не там!
Кристин (выходит). Тогда я пойду!
* * *
Дочь.
Близится час расставанья, и конец недалек;
так прощай же, сын человечий, сновидец,
скальд, что всех лучше жизнь понимает;
на крыльях паря над землей,
ты порою ныряешь в пыль,
чтоб ее лишь коснуться и вновь вознестись!
........................................................
Ухожу я... и в миг расставанья,
покидая друзей, покидая селенья,
так тоскует душа по тому, что любила,
и кается в том, что она предала...
О, всю боль бытия я теперь ощущаю,
вот каково оно быть человеком...
Тоскуешь о том, что мало ценила,
и каешься в том, что не предала...
И хочешь уйти, и хочешь остаться...
И сердце разбито напополам,
и рвется душа от смятенья, сомнений,
гармонии нет и следа...
.........................................................
Прощай! Скажи сородичам, я буду помнить их там, куда я нынче удаляюсь, и их мольбу я именем твоим до трона донесу.
Прощай!
Она входит в замок. Раздается музыка. На заднике, освещенном пламенем горящего замка, проступает множество человеческих лиц — удивленных, опечаленных, отчаявшихся... В то время, когда замок загорается, бутон на крыше распускается в гигантский цветок хризантемы.
