Он никогда больше не сможет нормально выспаться в этом доме.
Внезапный порыв ветра обрушил дождь на эркерное окно, забрызгав его брызгами, похожими на стук бесчисленных крошечных пальчиков по стеклам. Гарри направился на кухню. Антибиотики, подумал он. Я все еще могу их принять. Они не помогут мне заснуть, но чем раньше я начну их принимать, тем быстрее почувствую себя лучше.
Дойдя до кухонного стола, он взял пакет из аптеки и разорвал его. На прилавок выкатился флакон с антибиотиками, сироп от кашля и коробочка с маленьким ингалятором. Он взял антибиотики, надел очки и прочитал этикетку. АМОКСИЦИЛЛИН, КАПСУЛЫ 500 МГ: ПРИНИМАТЬ ПО 1 КАПСУЛЕ 3 РАЗА В ДЕНЬ В ТЕЧЕНИЕ 10 ДНЕЙ. Открыв крышку с защитой от детей, он высыпал одну из крупных капсул кремового цвета на ладонь и некоторое время смотрел на нее. По горлу потекла слизь, нос снова заложило, а озноб вернулся в полную силу. Вот вам и чудеса куриного супа. Он проглотил таблетку, запив ее небольшим стаканом воды, а затем проверил остальные средства. Отложив сироп от кашля, он открыл ингалятор. Инструкции и предупреждения были напечатаны на крошечном клочке бумаги, явно предназначенном для лесных эльфов. Поднеся ее к носу, он выполнил действия по настройке ингалятора, а затем проверил предупреждения. В общем-то, все - от головокружения до взрыва головы, но если то, что было в этой штуке, могло очистить его легкие и позволить дышать лучше и менее болезненно, то это стоило любых побочных эффектов. Он сомкнул губы вокруг ингалятора, сделал глубокий вдох и нажал на поршень. Досчитав до десяти, как было велено, он вынул ингалятор, выдохнул и повторил процедуру снова. Во второй раз, задержав дыхание, он почувствовал странное ощущение в горле, щекотку, смешанную с лекарственным привкусом, и на мгновение засомневался, что сейчас закашляется или его вырвет. Ни того, ни другого не произошло, но легкие слегка жгло, а голова начала кружиться. Когда он досчитал до десяти и выдохнул, по всему телу разлилось странное покалывание, а голова так закружилась, что он едва мог стоять. Перед глазами при каждом моргании появлялись ярко-фиолетовые пятна, медленно перемещаясь по линии зрения, которая начала крениться, как палуба корабля в неспокойном море.
Ладно, подумал он, шатаясь, возвращаясь к выходу из пещеры, мои легкие стали чище, но у меня инсульт. Отлично.
Несмотря на то, что внизу дома была открытая планировка - кухня перетекала в гостиную, а лестница вела в ванную и две спальни наверху, - в доме ощущалась необычная клаустрофобия: потолки ниже, чем обычно, стены теснее. Гарри остановился, чтобы посмотреть на ряд фотографий на стене. Келли развешивала их годами, время от времени добавляя одну или две, но большинство из них висели здесь уже давно. Странно, что он проходил мимо них несколько раз в день и редко замечал. Тем не менее они отражали их совместную жизнь, а также жизнь, которая была до этого, которая привела их сюда, к этому дню, к этому моменту. В этом было что-то настолько значительное, что как можно было это игнорировать?
Головокружение прошло, и пурпурные психоделические цветы почти исчезли. Опустившись на пол, он изучил фотографии, расположенные аккуратными рядами, и столкнулся с чувством печали, настолько всепоглощающим, что ему показалось, что он может расплакаться.
Сначала его внимание привлекла свадебная фотография: он и Келли идут к алтарю, сияя от счастья в самый счастливый день в их жизни. Затем он сосредоточился на фотографии своих родителей - обоих уже нет в живых, но они так живы на снимке, сидят в позе, держась за руки, и улыбаются в камеру. Рядом - детская фотография Гаррета, затем - школьная, сделанная в первом или втором классе. Каким крошечным был мальчик, когда он впервые взял его на руки. Такой нежный и красивый, что Гарри до сих пор помнил, как ему хотелось - нужно было - защитить этого ребенка, своего сына. И с того момента он понял, что его собственная жизнь и счастье не имеют никакого значения. Все дело было в этом маленьком человечке. Все, что он делал с тех пор, было направлено на то, чтобы стать лучшим отцом, лучшим мужем и дать своей семье лучшую жизнь, на которую он был способен. Не всегда ему это удавалось, но чаще всего - да, и никто не мог справедливо обвинить его в том, что он не старался.
Он прошел мимо фотографии родителей Келли - оба были еще живы - и улыбнулся, вспомнив, как по-разному они вели себя в тот день, когда он женился на их дочери. Отец Келли был в восторге - Гарри и его тесть всегда прекрасно ладили друг с другом, - но ее мать была угрюма и вела себя так, словно находилась на похоронах, убитая горем из-за того, что ее дочь забрал мужчина, который явно не соответствовал ее стандартам, какими бы они ни были. Гарри никогда не понимал, почему свекровь так его не одобряет, и по сей день это остается загадкой. Он был любящим мужем и отцом, хорошим кормильцем, стабильно и надежно присутствовал в жизни ее дочери и внука, так за что же его можно было не одобрять? В тех редких случаях, когда он упоминал об этом Келли, она отвергала это как "просто мамину манеру". Они были очень разными людьми, говорила она, как будто этого объяснения должно быть достаточно.
Гарри протянул руку и осторожно коснулся маленькой рамки со старой черно-белой фотографией, на которой он был шестилетним мальчиком, играющим возле дома, где он вырос. Он осторожно снял ее со стены и на мгновение уставился на нее. Его глаза наполнились слезами, хотя он и не знал, почему.
Столько воспоминаний, подумал он. Так много...
Ложь.
Гарри крутанулся на месте, сердце подскочило к горлу, а глаза обшарили кухню позади него. Он схватил фотографию и привалился спиной к стене: серебряная рамка холодно прижалась к липкой плоти его ладоней. Он слышал это. Он слышал, как кто-то сказал "ложь". Он был уверен. Это было не в его голове, замаскированное под шальную мысль, а голос, мужской голос, глубокий, гортанный и ясный как день, произнесенный как будто не далее чем в десяти футах от него.
Но там никого не было.
Дрожа, он двинулся обратно на кухню, ожидая, что кто-нибудь выскочит на него. "Кто там?" Как только слова покинули его рот, возникло ощущение, что кто-то душит его. Он уронил фотографию и зашелся в кашле, в груди зазвенело, а горло пронзила острая боль. Все еще пытаясь удержать в фокусе кухню, он, кашляя, вошел в кабинет.
Там тоже было пусто.
Когда кашель наконец утих, Гарри вернулся на кухню, задыхаясь, и рухнул над раковиной, сплевывая мокроту в слив. Он вытер рот бумажным полотенцем, а затем плеснул на лицо немного воды. От холода он проснулся. Задыхаясь, он посмотрел на маленькую фотографию, которую уронил на прилавок. Очевидно, удар был сильнее, чем он предполагал, потому что стекло разбилось вдребезги. По всей длине рамки шла трещина в виде идеальной молнии, разделившая на две части маленького мальчика, которым он когда-то был. Он осторожно коснулся ее кончиком пальца, чтобы убедиться, что она настоящая. Неровный край разбитого стекла оцарапал его плоть. Это не сон, я не сплю.
Он знал, что должен спать, но не мог. Здесь происходило нечто, выходящее за рамки его понимания. Что-то плохое... что-то...
Его отвлек другой звук, слабый, но отчетливый.
Он затаил дыхание и прислушался. Из кухни доносился повторяющийся вибрирующий звук, который он узнал. Гарри поспешил к задней двери и вешалке на стене рядом с ней. Его плащ висел на последнем крючке, а в боковом кармане лежал его Blackberry. Он никогда не слышал, чтобы он звонил, но сейчас он вибрировал с двойным интервалом, сигнализируя о том, что кто-то оставил сообщение.
Пошарив в глубоком кармане пальто, он взглянул на экран и увидел имя звонившего, выведенное жирными черными буквами.
1 НОВОЕ СООБЩЕНИЕ ОТ: КЕЛЛИ.
Голосовая почта пришла в девять тридцать семь по его времени. Судя по настенным часам, сейчас было 12:08. Проверив время на часах, он нажал кнопку вызова сообщения и прослушал его.
"Это голосовая почта", - сказал мужчина, в его голосе сквозило безразличие. "Хотите оставить сообщение?"
