И Томас заметил. Поморщился:
– Может, лучше к матери?
– Мы друг друга через час удавим. В ее доме слишком много порядка. И слишком мало свободы.
– И все-таки…
– Если бы меня хотели убить, убили бы. Я не настолько наивна, чтобы полагать, что сумею защитить себя.
Пожалуй, до Билли я в это верила. Но он быстро показал, кто я на самом деле.
– А здесь… здесь мой дом. Каким бы он ни был.
– Пригласишь?
– А ты хочешь?
– Да. – Томас склонил голову. – Я могу помочь…
И помощь пригодилась. Не знаю, что они здесь искали, но могли бы поаккуратней. Песок и следы чужих ног. Чужих рук. Черная пыль на стенах, которая не стирается, а только размазывается. Пустой стол. Восковые отметки на полу. И мелом выведенные символы. И вновь же следы, на сей раз меловые.
Открытые шкафы. Груды вещей.
– Если хочешь, помогу составить жалобу. – Томас выглядел растерянным и, кажется, немного виноватым.
– А смысл? – Я не настолько наивна, чтобы верить, будто жалоба на что-то повлияет.
– Никакого, – вынужден был признать Томас.
– Тогда лучше тряпку возьми. Я пока…
Я подхватила груду рубашек и затолкала их в шкаф. Туда же отправились свитера. Вот и прошлогодний, с листочками, подаренный Ником на Рождество. А я его искала… этот, розовый, купленный матушкой в очередной попытке разбудить мое чувство прекрасного, я совсем не искала, но вытащила из груды.
Приложила к себе.
Свитер был неплохим, толстым и мягким. Длинным. Свободным. Как я люблю. Если бы не этот цвет…
– Тебе идет.
– Что? А… нет, я такое не ношу. – Я поспешно затолкала его на полку. – Это мама…
– Зря. Тебе действительно идет.
Как дракону седло.
Но щеки вспыхивают. И… Дерри как-то было плевать, что на мне, главное, чтобы сверху куртку накинула со спецпропиткой. Ник… тот был слишком вежлив, чтобы комментировать мои манеры, в том числе манеру одеваться. Билли же раздражало все.
Брюки – слишком вызывающе.
Платья – не для меня, они для приличных женщин. И розовые свитера туда же.
– Опять? – тихо спросил Томас.
Я кивнула.
Опять. И снова. И… и в шкафу на полках та же черная дрянь, которая немедленно цепляется за одежду.
– Что это вообще такое? – Я провожу по грязи пальцем, а палец подношу к носу.
– Ньелльский порошок. – Томас свитер поднял и, сложив, пристроил на кресле. – У него высокая степень сродства к магической энергии, а еще память и способность к накоплению. С ним хорошо делать слепки сил. Правда, здесь не получились. Тряпки где? Лучше вытереть, потому что отстирать его сложно.
– Там…
Томас подтолкнул меня к дивану:
– Садись. И рассказывай.
А сам куртку снял и бросил на спинку кресла. Закатал рукава рубашки. Он что, серьезно? Из вороха тряпок Томас выбрал одну, побольше.
– О чем?
– Обо всем, что в голову идет… смотри, смахнуть его лучше всего сухой тряпкой, мокрой он лишь размазывается. А ты рассказывай.
Я подтянула ноги к груди. Дерри дал бы оплеуху за то, что не разулась. Или понял бы? Мама… странно, как это она не добралась сюда раньше. И надо бы в подвал заглянуть, не сомневаюсь, что там тоже полный хаос и россыпи треклятого порошка.
И другого. Который не нашли. Или нашли? Нашли и не спросили? Сомнительно.
– Да я как-то и не знаю… здесь и вправду все… как Дерри оставил. Иногда мне хочется уехать. Просто бросить все, купить билет и свалить неважно куда.
Томас с тряпкой смотрелся вполне себе гармонично.
– Но потом понимаю, что нигде-то я особо не нужна.
– Почему?
– Потому. Вот на что я жить буду? Где-то там, на краю мира? – Я все же ноги спустила и, наклонившись, потерла белый след. Понюхала пальцы. Так и есть, мел, и не обычный, который все же отмоется, пусть и не сразу, а смешанный с воском.
Полы придется скоблить. С детства ненавижу скоблить полы.
– Официанткой устроиться? Кто меня возьмет? Официантки должны быть симпатичными. И улыбаться. Даже когда хочется поднос на голову уроду опрокинуть, все равно улыбаться. Я так не смогу. А если кто-то по заднице шлепнет, руку ему сломаю. Или хотя бы попытаюсь. В уборщицы? Ненавижу уборку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Заметил.
Я пожала плечами: я хотя бы честно об этом говорю. В мамином идеальном мире женщины уборку обожают и испытывают невероятное удовольствие от мытья посуды.
– Да и платят за такое копейки. В остальном… образования у меня – девять классов. И то я свидетельство не получила.
– Это почему? – Томас аккуратно стряхивал пыль с тряпки над мусорным ведром.
– А не положено. Я ведь документов не имела, как оказалось… айоха они не нужны. А моему папаше было лень возиться. Вот и… мне регистрацию уже Дерри выправил. Но из школы я ушла, когда к нему попала. Времени у него оставалось мало. Он так думал. И спешил. А тут получалось, что или школа, или драконы. Драконы, честно говоря, мне нравились больше. Уже потом, когда стало понятно, что он еще чуть поживет, Дерри заговорил про университет. И мисс Уильямс справку бы дала. А может, не только бы справку, может, она бы и подготовиться помогла бы, но… как мне было его оставить? Да и деньги…
– Эшби?
Сложный вопрос.
Я знаю, что брату Ник помогал. И наверное, если бы я попросила, он бы и мне помог. Но я не просила. Я жила так, как привыкла.
– Зачем мне университет?
– Ты же любишь читать.
– Люблю. И читаю. И университет для этого не нужен.
– А работа?
– Драконам тоже на мое образование плевать. – Я все же поднялась и вытащила вторую тряпку. – Им главное – просто чтобы я была. И появлялась. Знаешь, они привязываются к людям. Когда-то давно, когда не было егерей и вообще эти земли принадлежали айоха, драконы были сами по себе.
Я собирала пыль аккуратно.
Если уж делать дело, то так, чтобы не пришлось переделывать.
А вот мусор, к слову, забрали. И похоже, что вместе с мусорным ведром, которое мне по наследству досталось. Хорошее ведро было. Интересно, если попросить, вернут? Или объявят особо важной уликой, без которой дело развалится?
– Мне мама сказала, что у айоха есть песни про те времена. И про женщин, которые становились невестами драконов. Они уходили в горы, чтобы провести там месяц, а когда возвращались, то самые сильные мужчины племени брали их в жены.
Честно говоря, дрянная легенда была. Нехорошая.
– Женщины рожали сыновей с драконьей кровью. Правда, сами уходили. Точнее, как мама сказала, если кому и посчастливилось пережить роды, их относили обратно к драконам.
Зачем я вообще это рассказываю? Убирается легче.
Жесткая щетка скоблит дерево. Сколько лет прошло, а руки дело не забыли. Я сдула прядь волос, которая прилипла ко лбу.
– Их дети становились шаманами. Говорят, они могли приказывать драконам. Некоторые даже поднимались в небо…
– А ты?
– И я поднималась, – пожала я плечами.
– И как?
– Да… дурость – она дурость и есть. Во-первых, там холодно. Во-вторых, мокро. В-третьих, дракон – не лошадь, уздечку не нацепишь… Гранит меня высоко поднял. А потом сложил крылья – и вниз, к морю… Ты хоть представляешь, каково это, когда море летит навстречу и ты не знаешь, нырнет дракон или нет? А если нырнет, то как надолго? И может, не так уж и важно, надолго ли, если тебя все равно размажет ударом о воду?
Гранит не нырнул.
И к пещерам вернулся часа через два, когда я уже начала подумывать, что если отцепить ремни, которыми я кое-как привязала себя к его загривку, и просто рухнуть вниз, то смерть всяко будет быстрой. Быстрее, чем замерзать в поднебесье, согреваясь лишь редкими выдохами пламени.
– Ты серьезно?!
А он удивлен.
Или нет, скорее поражен. И тряпку выронил, она плюхнулась на пол, растеклась грязною медузой. Впрочем, Томас подхватил ее и отжал.
– Серьезно. Мне шестнадцать было. И я полагала себя очень… гм, умной.
Я почесала за ухом.
– Дерри, когда узнал… в общем, он умел красиво выражаться.
