И пятью годами позже:
«Сегодня пришел ежемесячный чек от Хетти, причем на большую сумму, чем обычно, что поможет мне урегулировать мои расчеты с Научным обществом Клермонта, — большое для меня облегчение. Я не хотел бы на этом этапе утратить их доверие, хотя я еще имею в резерве дом, стоимость которого за эти годы значительно возросла. (Что за великолепная идея доверить формальное руководство предприятием Хетти и тому новому парню, Тоуджеру. Единственным моим огорчением являются все сильнее овладевающие мной подозрения, что Хетти временами платит мне из собственного кармана.)
Сегодня великий день. Моя работа окончательно перешла из стадии предварительных изысканий в стадию конструктивного эксперимента. Я мог бы достичь этой стадии значительно раньше, если бы не определенные ложные предпосылки. Все они были внушены мне доктором Гарнетом из клиники, где занимаются мигренью, но, к счастью, я вовремя порвал с ним отношения. Продромальные явления, нарушение кровоснабжения мозга, реакция на разные лекарства — все это вздор. (По крайней мере, если речь идет о моей работе. А в остальном я несправедлив в отношении Гарнета.)
Подумать только, великий перелом в моей работе произошел благодаря использованию скверно сконструированной отвертки!
Не знаю, что меня подтолкнуло на то, чтобы вытянуть жидкость из большого волдыря, который я натер упомянутой отверткой на правой ладони, разве только то, что в последнее время я много думал о том, чтобы использовать боль, сопровождающую мигрень, как движущий механизм, служащий усилению хрономобильных импульсов. Проведенные в клинике исследования показали, что у людей, мигрень которых, к сожалению, нельзя отнести к типу „гемикрания сине долоре“, во время приступов в артериальных сосудах головы выделяются вещества, называемые кининами.
Жидкость, заключенная в пузырях, сама по себе боль не вызывает, однако мне удалось доказать, что при соприкосновении со стеклом в ней продуцируются кинины; вновь введенная в пузырь жидкость вызывает боль, вне всякого сомнения. Так вот, когда во время первых нарушений зрения, предшествовавших трем моим последним путешествиям во времени, я впрыскивал себе кинин, то начинался приступ настоящей мигрени — и в первый раз я услышал, как те три вяза шелестят на ветру!
Этот этап моей работы закончен, и теперь я стою перед проблемой перемещения во времени определенной солидной массы, то есть моего собственного тела. Для достижения этой цели нужно будет, разумеется, значительно усилить нервные импульсы, и у меня есть неясное предчувствие, что я должен поискать какие-то бреши в законе Кирхгофа.
Несмотря на это, я не теряю надежды. Однако я должен быть спокойным, чтобы не провоцировать путешествия во времени. Как известно, возбуждение является одним из факторов, вызывающих приступ мигрени. Я записал когда-то слова известного французского патриота, доктора Эдварда Ливейнжа, который в 1873 году сказал: „Все мы знаем, что не каждый может позволить себе безнаказанно участвовать в определенных торжествах, где слава Франции священнодействует с превеликим шумом…“»
И снова после следующих трех лет:
«Подорвать закон Кирхгофа оказалось легче, чем я предполагал, предпосылка существования четвертого измерения разрешает так много проблем, но я и представить себе не мог, каких финансовых затрат это потребует. Продажа дома вместе с обстановкой покрыла лишь незначительную часть моих нужд. К счастью, мне удалось убедить Хетти и Карла Тоуджера разорвать заключенное с ними на восемь лет соглашение и попросту продать им фирму. Они очень за меня огорчились, особенно Хетти, но я, пожалуй, сумел убедить их, что пребываю в здравом уме и в хорошем физическом состоянии. Кстати сказать, Хетти заметно постарела и слишком много курит.
Кэт, дорогая моя Кэт, в последний раз я обращаюсь к тебе посредством этого дневника. Близится момент, когда мы сможем с тобой вместе листать его страницы. До свидания, любимая, до свидания…»
Бретон подождал, пока сгустятся сумерки, и только тогда отправился в парк.
Он припарковал свой старый «бьюик» в нескольких сотнях метров от его входа со стороны Пятидесятой улицы, после чего в течение нескольких минут проверял, в порядке ли оборудование. Итак, прежде всего шляпа. Она лежала на заднем сиденье, ничем не отличаясь от любой слегка поношенной шляпы, разве что тем, что из-под ее полей кое-где поблескивал оранжевый свет. Бретон потянулся за шляпой, аккуратно надел ее на голову, а затем соединил провода, свисающие из-под внутренней ленты, с проводами, выступающими из-под воротника рубашки. Справившись с этим, он поднял воротник непромокаемого плаща и для пробы пошевелил руками и ногами. Сеть проводов, оплетающая все его тело, болезненно стягивала кожу, но он все же сохранил полную свободу движений.
Теперь в порядке очередности он занялся штуцером. Когда он забирал из дома свои личные вещи, то нашел его в шкафу в подвале, покрытым толстым слоем пыли, и увез в свое новое жилище, снятое в восточной части города. Проверяя, в порядке ли ружье, он установил, что в результате какого-то давно забытого случая боек ружья искривлен, после чего тщательно починил боек. Красивая форма штуцера была теперь обезображена выпуклостью ноктовизора, которым Бретон оснастил ружье, чтобы оружием можно было пользоваться в темноте. Он зарядил магазин холодными латунными патронами, которые вынул из кармана, после чего вставил магазин в штуцер. Не исключено, что будет лишь не более двух секунд на то, чтобы прицелиться и выстрелить, так что он не мог позволить себе даже малейшую трату драгоценного времени.
В течение нескольких минут он сидел неподвижно, ожидая, чтобы улица обезлюдела. Последнее путешествие произошло примерно неделю назад, и он понял, что выбрал подходящее время. Бретон почувствовал, как от возбуждения сжимаются его кровеносные сосуды — существенный фактор, вызывающий приступ мигрени, — а электрические импульсы в его мозгу, более быстрые, чем обычно, обусловили состояние полного напряжения, необходимое для перехода в прошлое. Почти психопатическая смена ощущений, так хорошо знакомая страдающим мигренью как симптом приближающегося приступа, воздействовала на его сознание, окружая обычные предметы подвижным ореолом грозной неизбежности, надвигающейся опасности. Как только улица опустела, Бретон вылез из автомобиля, вытащил штуцер, сунул его под непромокаемый плащ, удерживая через карман. Порывы ночного ветра налетали на него со всех сторон, ощупывая его, как пальцы слепого, когда он неуверенно шел со спрятанным грузом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
