— Пожалуйста, хватит, — сказала она, хватая своими тонкими пальчиками домино и переворачивая его. Становилось все сложнее и сложнее впечатлить ее. А ведь раньше она считала меня Богом.
— Ой, черт! — Вскрикнула Камилла на кухне.
Я отодвинул стул, поднимаясь.
— Детка, ты в порядке?
— Да! — Крикнула она мне в ответ, после чего вышла к нам с курткой и ключами в руке. — Масло закончилось.
— Но я купил его только в эту пятницу, — сказал я, посмотрев на папу.
— О. Верно. Я использовал его в воскресенье.
Я нахмурился.
— В воскресенье мы обедали сэндвичами и ужинали пиццей. Ты не делал курицу.
Он тоже нахмурился.
— Ну, черт, я делал ее в один из дней.
— Я сбегаю в магазин. Нужно купить что-нибудь еще? — Спросила Камилла.
— Кэми, там льет как из ведра, — расстроенно сказал я.
— Я в курсе, — сказала она, поцеловав меня, прежде чем пойти к двери.
Папа снял с полки домино, и мы немного поболтали. Он задал мне пару вопросов, которые уже задавал, и я задумался, был ли он всегда таким забывчивым, а я просто только сейчас стал это замечать, или у него ухудшалась память. Он был записан к врачу на пятницу. Тогда и подниму эту тему.
Мой мобильный зазвонил, и я снял трубку, поднеся его к уху.
— Хей, лужа с пи*дой!
— Становится все лучше и лучше, — сказал на другом конце линии невпечатленный моим приветствием Томас.
— Христос на велосипеде, Трентон, — заворчал папа, кивая в сторону Оливию.
Я подмигнул ему. Шокировать его моими ругательствами стало чем-то вроде спорта.
— Как мама и ребенок? — Спросил я.
— Мы едем домой, — ответил Томас. — Думаю... Думаю, мы приедем раньше, чем собирались.
— Все в порядке? — Спросил я и заметил, как папа заинтересовался нашим разговором. Я махнул ему, показывая, что ничего плохого не случилось.
— Да... да. Слышал что-нибудь от Трэва? — Спросил Томас.
— Нет. А что?
Томас, сколько я его помнил, всегда был загадкой, и с тех пор, как он вырос, он стал задавать еще больше вопросов.
Папа смотрел на меня, одновременно и терпеливо, и с нетерпением ожидая объяснений.
— Просто любопытно.
— Вы повезете новорожденную на самолете? Я знал, что ты смелый, старший братец, но это какая-то чертовщина.
— Мы подумали, что папа захочет ее увидеть.
— Конечно. Папа хотел бы увидеть... — В моей голове была пустота.
— Стеллу, — прошептала Оливия.
— Стеллу! — Повторил я. — Папа хотел бы увидеть Стеллу. — Папа дал мне подзатыльник. — Ауч! Что я такого сказал?
— Что ж, мы будем завтра, — сказал Томас, не обращая внимание на цирк на другом конце линии.
— Завтра? — Сказал я, глядя на папу. — Быстро вы, а?
— Да, скажи папе, чтобы не переживал. Мы сами приготовим комнату, когда приедем.
— Кэми всегда держит готовую гостевую комнату. Она знала, что придет время, когда вы приедете с малышом. Она даже поставила Pack ‘n Play [3] .
[3] Pack ‘n Play — название кроватки-манежа.
— Она купила Pack ‘n Play для Стеллы? Правда? — спросил Томас. — Это так мило. Как она эт... Это так мило с ее стороны.
— Да, — сказал я, вдруг почувствовав себя неловко. — Я так полагаю, увидимся завтра?
— Скажи папе, что я люблю его, — сказал Томас.
— Обязательно, мешок с дерьмом.
Томас повесил трубку, и я широко ухмыльнулся папе. Две морщинки между его глаз углубились.
— Надо было больше тебя лупить, — сказал папа.
— Да, надо было. — Я опустил взгляд на домино. — Что ж? Они сами в себя не сыграют.
Я сел на стул, и золотисто-коричневое покрытие заскрипело под моими джинсами. Несмотря на то, что я съехал отсюда, мы с Камиллой приходили к папе минимум раз в день, а обычно даже больше. Трэвис заходил, когда не путешествовал по работе. Я взглянул на полку под потолком, заполненную пыльными памятными покерными вещами и подписанными фотографиями наших любимых игроков. Там уже появилось несколько паутин, и мне самому нужно было все протереть . Я не хотел, чтобы старик упал и сломал бедро.
— Кэми ничего не сказала о тесте сегодня, — сказал папа, двигая по кругу на столе костяшки.
— Да, — сказал я, глядя на кружение прямоугольных плиточек, перемещающихся из одной кучки в другую. — Это происходит каждый месяц. Я думаю, она уже устала об этом говорить.
— Понимаю, — сказал папа. Он взглянул на Оливию и с осторожностью стал подбирать следующие слова. — Вы ходили к доку?
— Отвратительно, — проворчала Оливия, раскусив его. Она больше не была маленькой девочкой.
— Еще нет. Я думаю, она боится услышать, что это что-то хроническое. Если честно, я тоже. Сейчас у нас по крайней мере есть надежда.
— Продолжайте надеяться. Даже в самых мрачных ситуациях есть луч света. В жизни нет полос, сынок. Каждый выбор, который мы сделали, каждый наш поступок просто создает ответвление на одной-единственной полосе. И на конце каждой развилки есть другая. Наша жизнь — последовательность чистых листов, даже после ужасных событий.
Я исподлобья посмотрел на него.
— Так ты себя чувствовал, когда умерла мама?
Оливия тихонько ахнула.
Папа напрягся, выдержав паузу, прежде чем заговорить.
— Через некоторое время, после того, как мама умерла. Думаю, все мы знаем, что я не много делал сразу после ее смерти.
Я прикоснулся к его руке, и он перестал двигать плиточки.
— Ты сделал все, что мог. Если бы я потерял Кэми... — я замолчал, эти мысли отдавались болью в животе. — Я не представляю, как ты пережил это, папа. Более того, ты преодолел себя и воспитал пятерых мальчиков. Ты это сделал. Ты взял себя в руки. Ты прекрасный отец.
Папа прочистил горло и вновь стал двигать плиточки, остановившись на секунду, чтобы вытереть слезу под очками.
— Ну, я рад. Ты этого заслуживаешь. Ты прекрасный сын.
Я похлопал его по плечу, после чего мы взяли себе костяшки из «базара» [4] и поставили их на ребро, чтобы не видеть, что друг другу досталось. Расклад у меня был дерьмовый.
[4] Если в игре принимают участие менее четырех человек, то лишние, оставшиеся после сдачи кости взакрытую отодвигаются на край стола. Эти кости называются «базар».
— Серьезно, пап? Серьезно?
— О, переставай уже ныть и давай играть, — сказал он. Он пытался выглядеть сурово, но его выдала легкая усмешка. — Оливия, хочешь с нами?
Оливия покачала головой.
— Спасибо, но нет, Большой папа, — ответила она, обратно утыкаясь в свой телефон.
— Вероятно, она играет в домино на этой штуке, — поддразнил папа.
— Это покер, — отрезала Оливия.
