Имам Нуриддин Хорезми вместе с одним из ишанов, присутствующих при споре, начал читать намаз. Христиане всячески мешали им: щипали, били по голове, когда те склонялись к молитвенному коврику. Но творящие намаз были крепки в своей вере, и слова пророка Мухаммеда о том, что ничто не должно помешать им завершить начатое, иначе можно попасть в ад, завершили молитву последней сурой. Вот так это было… На следующее утро хан Гуюк со стотысячным войском двинулся в кипчакские степи на своего отца… Через три дня, заболев неизвестной болезнью, которая вызвала кровавую рвоту, он умер. Мусульмане тогда сказали: «Хан Гуюк позволил издеваться над нашей верой. Пророк Мухаммед покарал его…» Конечно, не из-за спора умер хан…
Сартак пропустил последние слова мимо ушей. Хитрый ромей подсказал ему нужную мысль. Действительно, если у Давида было девяносто девять жен, а у Соломона – триста и тысяча наложниц, то почему ему, властителю Золотой Орды, не взять еще одну жену? Митрополит Даниил должен прислушаться к тому, что он услышал от ромея, и обвенчать его с орусутской девушкой. А если и на этот раз не согласится…
Глаза Сартака недобро сверкнули, рука потянулась к кинжалу.
– Иди, – сказал он Койаку, – пусть сотник Сырмак собирается в путь…
Но Сырмак вошел сам. Это был смуглый, широкоплечий и широкогрудый воин. Его борик, украшенный шкуркой степной лисицы – корсака, короткий чапан из серой верблюжьей шерсти, отделанный по воротнику мехом выдры, удобные сапоги с войлочными чулками без слов говорили, что он принадлежит к одному из кипчакских родов.
Вместе с Сырмаком был желтолицый сухощавый человек. И так же как по одежде сотника безошибочно можно было определить, что он кипчак, так по одежде незнакомца было ясно, что он с низовьев Итиля.
Сартак был настолько занят своими мыслями, что не обратил внимания на незнакомца.
– Седлай коней, – приказал он. – Поедем в Новгород. За орусутской девушкой Натальей.
Сотник выжидал.
– О мой повелитель…
Только сейчас хан увидел чужака:
– Я слушаю…
Сотник схватил приведенного за шиворот, и тот упал перед Сартаком на колени. Весь вид его выражал испуг и повиновение.
– Кто это?
– Человек, убежавший от Берке-хана.
Уходя из жизни, великий Бату, по обычаю, завещанному Чингиз-ханом, отдал многие свои земли в управление родственникам, ходившим с ним в походы. Они самостоятельно управляли своими улусами, но в то же время находились в подчинении у хана Золотой Орды. По сложившейся традиции их называли владельцами улусов, но, когда Кулагу завоевал Иран и Ирак, их стали звать эмирами. Только тюркские племена продолжали именовать их ханами.
Таким ханом был младший брат Бату – Берке. Ставка его находилась на возвышенности Актюбе, на берегу Итиля, недалеко от городка Сарыкум[16].
Суровые зимы заставили Берке возвести небольшой дворец. Его примеру последовала и знать – появились дома из дерева, кирпича и камня. На Актюбе возник городок, который стали называть, как и главную ставку Золотой Орды, Сараем.
У Берке было сильное войско, и после Бату-хана он всегда считался первым человеком в Орде.
– Ты почему сбежал? – спросил Сартак, и брови его сурово сошлись на переносице. – Кто ты такой и как тебя зовут? – Я Сары-Буги, – торопливо сказал воин. – Из монгольского рода баргут. Мой отец Есу-Буги был начальником телохранителей у бесстрашного Субедэй-бахадура. Я выполнял обязанности сульгиши[17] при хане Берке…
– Нам не нужен раб!.. – нетерпеливо перебил Сартак. – Скажи: почему бежал?
Воин опустил голову.
– Берке-хан, сын великого Джучи и мой властитель… Я его раб. И я обязан ему повиноваться… Но он мусульманин, а я христианин… Видно, вера так повлияла на него, что с каждым днем он становится все более кровожадным и жестоким. С уст его не сходит имя аллаха, а с рук – кровь. Я не смог выдержать… Особенно то последнее, что он совершил…
– Что совершил он?
– Неделю назад, ссылаясь на волю пророка Мухаммеда, он взял четвертой женой орусутскую девушку из Новгорода…
У Сартака от недоброго предчувствия сжалось сердце.
– Как зовут эту девушку? – громко спросил он.
Воин наморщил лоб.
– На-та-ли-я… – трудно выговаривая чужое для него слово, сказал он.
Хан побледнел, а воин, не замечая состояния Сартака, продолжал:
– Ее привезли во дворец, Берке велел стегать ее прутьями и насильно заставил принять мусульманство. Девушка так кричала, так плакала… Я не смог выдержать насилий, которые творят мусульмане, и бежал к вам…
– Увести его! – крикнул Сартак сотнику. – Долой с моих глаз!..
С этого дня Сартак, и раньше недолюбливавший Берке, возненавидел его. Он стал искать пути отмщения мягкоязыкому и коварному брату отца.
Уже в седьмом-восьмом веках на юге Мавераннахра и в Дешт-и-Кипчак начали возникать очаги ислама. В таких городах Средней Азии, как Самарканд и Бухара, население исповедовало различные религии, и потому ислам не встретил здесь серьезного сопротивления. Незаметно мусульманство стало главенствующей верой, и начались жестокие гонения на всех иноверцев.
В тринадцатом веке, когда на земли Хорезма и Дешт-и-Кипчак пришли монголы, здесь уже прочно утвердился ислам. Продолжали еще существовать небольшие христианские общины, но дни их были сочтены.
Правда, монголы, следуя примеру Чингиз-хана, одинаково относились к представителям разных вер. По велению Потрясателя вселенной служители всех культов были освобождены от податей.
У самих же монголов, еще до того, как мир услышал имя грозного Чингиз-хана, христианство было распространено довольно широко. Его исповедовали целые монгольские роды. Многие потомки Чингиз-хана брали себе жен из этих родов, и дети их воспитывались по законам христианства. Вот почему получилось так, что в лице монголов христиане Хорезма и Дешт-и-Кипчак получили поддержку.
Во времена правления каракорумского хана Гуюка, рожденного от женщины из рода кереев и вместе с молоком матери впитавшего христианские заветы, обычная поддержка перешла в яростное и непримиримое гонение мусульман. Гуюк правил всего два года, но этого было достаточно, чтобы сложился крепкий союз христиан Средней Азии, Армении и Грузии.
Севший после него на ханский трон Менгу не отдавал предпочтения ни одной из религий. При нем мусульмане и буддисты почувствовали себя в большей безопасности. Не обратил Менгу никакого внимания и на то, что сын Бату-хана Сартак – христианин. Он без колебаний дал согласие на то, чтобы Сартак взошел на трон Золотой Орды.
Ослепленный ненавистью к Берке, молодой хан решил начать с ним борьбу. В Самарканде было много христиан, и он знал, что единоверцы поддержат его. Он послал туда своих людей, чтобы подготовить общее выступление против мусульман. Планы его были большими – Сартак мечтал Самарканд превратить со временем в свою главную ставку христианства.
Однако и мусульмане не сидели сложа руки. Ряды их медленно, но росли. На землях Хорезма и Мавераннахра набирала силу, ширилась религиозная борьба.
Но не только южные земли привлекали внимание молодого хана. Все чаще мысль его возвращалась к орусутским княжествам. Все чаще думал он о землях, лежащих к западу и северу от Орды…
Страшней моровой язвы было нашествие монголов на Русь. Народу погибло – не счесть, в развалинах лежали города, зарастали лебедой и полынью пашни, стон угоняемых в рабство стоял над землей.
Русские княжества не входили в состав Золотой Орды. Монголы обложили их тяжкой данью, а это было равносильно медленной, мучительной смерти, потому что платить было нечем – бесплодными сделались поля, монголы угнали скот, в битвах погибли мужчины-кормильцы.
Но не только печаль и отчаяние вызывали монгольские грабежи и насилие. Зрела ненависть, росло непокорство. На Руси понимали – нет иного выхода, чтобы сохранить жизнь и веру, кроме борьбы. Не только дань брала Золотая Орда, но не было года, чтобы не совершали ее отряды набегов на отдельные города и княжества.
Только начнут обстраиваться, входить в силу ремесленники и пахотные люди, как снова пылают избы, льется кровь и стон стоит над многострадальной землей. Один путь был, одна дорога – или победить, или умереть.
Не только монголы зарились на русскую землю. Ждали своего часа, удобного момента немцы и шведы. Лакомым куском были для них земли Пскова и Новгорода, потому что именно здесь проходили пути, связывающие Северную Европу с восточными странами.
Все тесней сжималось кольцо вокруг русских княжеств, не покоренных Ордой. Просить помощи у соседей было бессмысленно: разграбленные монголами, они сами оказались в безвыходном положении.
