Стив Пикок.
«Sounds», 29 января 1972 г.
«PINK FLOYD» ПРОСТО, НО HE БАНАЛЬНО
Шесть лет назад ни один концерт «Pink Floyd» не обходился без нарушений общественного порядка, когда к ним на сцену дождем сыпались бутылки, стаканы и оскорбления. Тогда их считали эксцентричными чудаками, теперь же их признал весь мир за изобретательность, оригинальность и техническое совершенство. На Ланчестерском фестивале они раз и навсегда развеяли миф о том, что они не способны уже породить ничего нового, сыграв абсолютно новый шедевр «Dark Side Of The Moon» («Темная сторона луны»).
С самого начала их целью было стать рок-н-ролльными звездами, говорит барабанщик Ник Мейсон, и, безусловно, никто не сомневается, что они своего добились. По моему мнению, прошлое и настоящее этой группы тесно связаны, и даже после ухода Сида Барретта, которого сменил Дэйв Гилмор, они развивались постоянно и последовательно.
Мейсон качает головой: «Не думаю, что существует какой-то точный график этой связи, но, безусловно, можно нарисовать графики зависимости нашей музыки от нашего духовного развития.
Будущее гораздо важнее, чем болото прошлого. На самом деле настоящая опасность состоит в том, что можно застрять в «добром старом времени» со старыми песнями и со старыми достижениями».
Ниже он со знанием дела рассказывает о прошлом, настоящем и о будущем «Pink Floyd».
ТОНИ СТЮАРТ, репортер «New Musical Express»: Какова была флойдовская музыкальная политика, когда группа только начала выступать?
НИК МЕЙСОН: У нас не было абсолютно никакой политики тогда и нет сейчас, за исключением старой договоренности — не играть чужой материал. Безусловно, наш собственный материал интересует нас больше. Однако, когда мы начинали, мы на самом деле мало думали о том, что мы делаем или как мы это делаем.
Чем-то вроде счастливого случая, оторвавшего нас от земли, хотя это отнюдь не счастливый случай, был тот факт, что Сид Барретт начал сочинять песни; тем не менее мы могли бы еще долгие годы играть песни из старых альбомов «Stones», мелодии Бо Диддпи и что-нибудь еще, и мы бы не достигли ничего. То, что Сид стал сочинять песни, в корне изменило ситуацию.
ТОНИ СТЮАРТ: Однако вы ввели световое шоу.
НИК МЕЙСОН: Да, несколько позже.
ТОНИ СТЮАРТ: Считается, что вы были представителями нового искусства в Лондоне. Можешь немного рассказать об этом?
НИК МЕЙСОН: Да, это правда. Это мнение сложилось во многом благодаря средствам массовой информации. Пресса в то время открыла так называемый андеграунд, а мы были чем-то вроде фирменной группы андеграунд, благодаря «UFO» и «Gardens». Тогда начались разговоры о смешанных концертах, где музыка сочеталась со световыми шоу, и нам посчастливилось сделать такое шоу. Это произошло само собой, так же, как все у нас происходило само собой. Я имею в виду, что не было определенного направления, политики, каких-то планов или чего-то еще. Все шло само собой.
Световое шоу появилось благодаря различным факторам; например, один парень, прилетевший из Штатов, услышал группу, и она ему понравилась. У него был проектор, он знал, как делать водяные слайды, и он нам их сделал.
Или, к примеру, концерт в Эссекском университете, где другой парень собрал мигающую световую систему: он одновременно управлял ею и показывал фильм. Или взять ту установку в колледже искусств в Хорнси, где имелась очень солидная лаборатория света и звука со специальными проекторами и спецоборудованием.
На самом деле мы никогда не относились к лайт-шоу так же, как прочие. Они относились к нему серьезно, а мы были слишком заняты игрой в рок-группе, которая добилась некоторого успеха.
ТОНИ СТЮАРТ: Поэтому световое шоу не являлось основной частью представления?
НИК МЕЙСОН: Ну, оно стало важной частью нас. Оно символизировало «Pink Floyd» и определенное отношение к жизни.
ТОНИ СТЮАРТ: Ты сказал, что к вам приходили люди с предложениями светового шоу, что это была не ваша идея. Я понимаю так, что сначала они комбинировали свет со звуком, но достигли ли они той точки, когда музыка, создаваемая вами, и свет стали единым целым?
НИК МЕЙСОН: Ну, нет на самом деле, потому что вначале мы играли музыку, а несколько человек невпопад мигали над нами лампочками, но света было мало, поскольку ни у кого не было мощных ламп и так далее. Когда идея получила развитие, звук и свет стали более сбалансированными, и ситуация стала колебаться от преобладания света над музыкой в маленьких залах до хорошего баланса между ними.
ТОНИ СТЮАРТ: Насколько важна была тогда роль Сида Барретта в группе? Я знаю, что он сочинил «Arnold Layne», ваш первый сингл 1967 года.
НИК МЕЙСОН: Очень важна. То есть он сочинил все, все, кроме пары песен.
ТОНИ СТЮАРТ: Был ли «Arnold Layne» именно тем синглом, который вы хотели выпустить?
НИК МЕЙСОН: Очень трудно описать состояние нашего полного сумасшествия в то время. Мы совершенно не понимали, что происходит на самом деле; мы знали, что хотим стать рок-н-ролльными звездами и хотим выпускать синглы, поэтому мы думали, что «Arnold Layne» — это классный сингл.
После «Emily», когда ушел Сид, мы больше не смогли выпустить хороший сингл. Наша звукозаписывающая фирма попросила нас об этом, но мы не смогли найти ничего подходящего. К моменту выхода «Saucer» мы поняли, что не можем сочинять синглы, и наши интересы сконцентрировались на длинных композициях и на более сложных произведениях.
ТОНИ СТЮАРТ: Поэтому вы и сделали «Interstellar Overdrive», другого рода вещь? Этот образец новой музыки. Эту флойдовскую композицию с плавно возрастающим и убывающим напряжением и с электронными эффектами. Я думаю, подобная музыка имела место на всех альбомах группы вплоть до «Echoes» на пластинке «Meddle» («Вмешательство»).
НИК МЕЙСОН: Да, возможно, «Echoes» — это часть «Interstellar»; часть нас. Я имею в виду, что там есть такой же кусок нашего творчества. He знаю, что к этому
добавить. «Interstellar» кажется несколько сконструированной, но это произведение, меньше всех прочих рассчитанное и спроектированное.
ТОНИ СТЮАРТ: Ты сказал, что Сид Барретт делал большую часть работы по сочинению песен, поэтому, когда он ушел, вся нагрузка легла на группу?
НИК МЕЙСОН: Да, каждый из нас был, э-э-э… ну, мы были несколько напуганы, поскольку мы все подумали, что теперь нам придется самим сочинять песни. Но это обстоятельство позволило нам перейти на новый этап развития, чего, возможно, не произошло бы, если бы Сид остался.
ТОНИ СТЮАРТ: После его ухода вы перестали устраивать световое шоу и стали больше выступать с концертами. Это и был ваш следующий этап в развитии?
НИК МЕЙСОН: Да, это был следующий этап. К тому времени световое шоу устарело, у нас не было нового оборудования, и мы не хотели никакого нового оборудования. Мы превратились в нечто вроде цирка с грудой аудиоаппаратуры.
В последнем британском турне мы снова используем световое шоу, но это другое световое шоу. Мы купили такую же световую установку, но она в шесть раз мощнее нашей предыдущей.
ТОНИ СТЮАРТ: Ты сказал, что, когда вы начали выступать, вы хотели стать рок-н-ролльными звездами, но затем в 68-м и в 69-м годах вы стали сочинять музыку к кинофильмам. Тогда много цитировали ваше высказывание, что музыка должна быть полезной и живой.
НИК МЕЙСОН: Ты использовал выражение «стать рок-н-ролльной звездой» в несколько расплывчатом смысле. В те дни, когда мы начинали, это была наша цель; нашей целью было попасть на «Тор Of The Pops». Мы хотели стать звездами; это было бы здорово, фантастично!
ТОНИ СТЮАРТ: Шестьдесят девятый год был знаменательным годом, именно тогда вы занялись улучшением звучания своей аппаратуры. Вы работали над квадрозвуком, обрушивающимся на слушателя со всех сторон. Насколько важно для вас было качество звучания вашей музыки?
НИК МЕЙСОН: Полагаю, самым важным для нас было сделать полноценный концерт, продолжающийся весь вечер, и создать определенную атмосферу. Самое лучшее — снять концертный зал, разместить публику так, чтобы ей было удобно, и, использовав подходящую саунд-систему, сыграть раскованно, от души, без всяких неприятностей, которые бывают у других групп.
Я думаю, что самыми лучшими концертами являются те концерты, где ощущается чувство общего единения, где никто из зрителей не глазеет на своих кумиров раскрыв рот — хотя музыканты, безусловно, участвуют. Если четыре парня на сцене поймают это ощущение, концерт будет хорошим. Я почувствовал полное единение с публикой на концерте в «Albert Hall» примерно два с половиной года назад, и весь концерт прошел замечательно.
ТОНИ СТЮАРТ: В 1970 году, после выхода альбома «Atom Heart Mother», у вас был спад, тогда как до этого вы постоянно развивались.
НИК МЕЙСОН: Ну, «Atom Heart Mother» была специфической пластинкой. Не думаю, что это был спад на самом деле. Полагаю, это была очень важная работа. Она не была слишком успешной, но, думаю, мы напугали часть публики тем, что подсунули им хор и оркестр.
