Мэри села поудобнее и поставила пустой стакан на поднос.
– «Все, что угодно» – это, пожалуй, слишком громко сказано.
Каролина заговорила вызывающим тоном, сжав свои маленькие ручки в кулаки:
– Если вы в кого-то влюблены, надо быть готовой даже позволить этому человеку вас убить – конечно, если это будет необходимо.
Мэри взяла еще один бутерброд.
– Необходимо?
Каролина ее не слышала.
– Вот что я подразумеваю под словом «влюблены»! – торжествующе завершила она.
Мэри отодвинула бутерброды:
– А также, вероятно, быть готовой убить человека, в которого вы влюблены.
– Ну конечно! На месте мужчины я была бы готова.
– Мужчины?
Но тут Каролина театральным жестом подняла указательный палец и насторожилась.
– Я кое-что слышала, – прошептала она и начала с трудом подниматься со стула.
Дверь распахнулась, и на балкон, передвигаясь с осторожностью и придерживая на бедрах маленькое белое полотенце для рук, вышел Колин.
– Это Каролина, жена Роберта, – сказала Мэри. – Это Колин.
Они обменялись рукопожатием, и Каролина устремила на него такой же взгляд, как до этого на Мэри. Колин же неотрывно смотрел на оставшиеся бутерброды.
– Возьмите стул, – сказала Каролина, показав на складной парусиновый стул, стоявший на балконе.
Колин уселся между ними спиной к морю, придерживая одной рукой полотенце. Под пристальным взглядом Каролины он съел бутерброды. Мэри развернула свой стул так, чтобы было видно небо. Некоторое время никто не произносил ни слова. Колин допил свой апельсиновый сок и попытался перехватить взгляд Мэри. Потом Каролина, вновь смущенно настроившись на беседу, спросила, нравится ли ему город?
– Да, – ответил он и улыбнулся Мэри, – только мы постоянно ухитряемся заблудиться.
Снова ненадолго воцарилась тишина. Потом Каролина напутала их, громко воскликнув:
– Ну конечно! Ваша одежда! Совсем забыла. Я ее постирала и высушила. Она в стенном шкафу, в вашей ванной.
Мэри не сводила глаз с появляющихся на небе одна за другой звезд.
– Это очень мило с вашей стороны. Каролина улыбнулась Колину:
– А знаете, я предполагала, что вы окажетесь скромным человеком.
Колин попытался расправить полотенце.
– Выходит, вы обо мне уже слышали?
– Каролина заходила и смотрела на нас, пока мы спали, – объяснила Мэри, стараясь говорить ровным голосом.
– Вы американка? – вежливо поинтересовался Колин.
– Канадка, с вашего позволения.
Колин закивал так оживленно, как будто разница была существенной.
Каролина сдержала смешок и показала маленький КЛЮЧИК:
– Роберту очень хочется, чтобы вы остались пообедать с нами. Он не велел отдавать вам одежду, пока вы не согласитесь.
Колин вежливо засмеялся, а Мэри уставилась на ключ, которым помахивала Каролина, держа его двумя пальцами.
– Вообще-то я очень голоден, – сказал Колин, посмотрев на Мэри, а та обратилась к Каролине:
– Я бы предпочла сначала получить одежду, а уж потом решать.
– Я ничего не имею против, но Роберт настаивал. – Вдруг став серьезной, Каролина наклонилась вперед и положила руку на локоть Мэри. – Прошу вас, пообещайте, что останетесь. У нас так редко бывают гости! – Она молила их, перевода взгляд с Колина на Мэри. – Если вы согласитесь, я буду просто счастлива. Поверьте, мы едим очень сытно. – А потом добавила: – Если вы не останетесь, Роберт будет меня винить. Прошу вас, соглашайтесь!
– Да ладно тебе, Мэри! – сказал Колин. – Давай останемся.
– Прошу вас! – В голосе Каролины послышались свирепые нотки.
Мэри ошеломленно подняла глаза, и две женщины уставились друг на друга через столик. Мэри кивнула, и Каролина, вскрикнув от радости, бросила ей ключ.
6
Виднелись уже самые дальние звезды Млечного Пути, представлявшиеся не горсткой едва различимой пыли, а отдельными светящимися точками, отчего более яркие созвездия казались угрожающе близкими. Даже темнота стала осязаемой – теплой и до отвращения густой. Мэри, сомкнув пальцы на затылке, смотрела на небо, а Каролина сидела, напряженно подавшись вперед, и с такой гордостью переводила взгляд с лица Мэри на небеса, словно своим великолепием те были обязаны лично ей.
– Я сижу здесь целыми днями. – Казалось, она напрашивается на похвалу, но Мэри даже не взглянула в ее сторону.
Колин взял со столика ключи и встал.
– Я почувствую себя лучше, – сказал он, – если оденусь поприличнее.
Он подтянул короткое полотенце на оголившемся бедре.
Когда он ушел, Каролина сказала:
– Как все-таки приятно, когда мужчины стесняются!
Мэри заговорила о красоте звезд, о том, как редко человек видит в городе ночное небо. Голос ее звучал неторопливо и монотонно.
Каролина сидела неподвижно, видимо, дожидаясь, когда затихнут последние отголоски пустячного разговора, после чего спросила:
– Вы давно знакомы с Колином?
– Семь лет, – сказала Мэри и, не поворачиваясь к Каролине, продолжила рассказ о том, что ее дети – чьи имена, пол и возраст она упомянула вскользь – увлечены звездами, что оба могут перечислить названия более дюжины созвездий, а она в состоянии назвать только одно – созвездие Ориона, чья исполинская фигура оседлала сейчас небо над ними и чей вложенный в ножны меч блестит так же ярко, как и широко раскинутые руки и ноги.
Каролина на секунду подняла глаза, положила руку за запястье Мэри и сказала:
– С вашего позволения должна заметить, что вы просто поразительная пара. Оба превосходно сложены, словно близнецы. Роберт говорит, вы не женаты. Ну, а живете-то вы вместе?
Мэри скрестила руки на груди и наконец-то посмотрела на Каролину:
– Нет.
Каролина отдернула руку и положила на колени, воззрившись на нее с таким изумлением, словно рука ей больше не принадлежала. Ее маленькое личико, из-за темноты вокруг и гладкой прически производившее впечатление геометрически правильного овала, было невзрачным в своей правильности, невыразительным, лишенным признаков возраста. Глаза, нос, рот, кожа – все казалось рассчитанным на то, чтобы отвечать лишь самым необходимым требованиям. Рот, к примеру, представлял собой не более того, что означает само это слово: подвижную, снабженную губами щель под носом. Она подняла наконец взгляд от своих коленей и неожиданно для себя посмотрела прямо в глаза Мэри; мгновенно потупившись, она уставилась в пол и вновь принялась задавать вопросы:
– А чем вы занимаетесь? То есть чем зарабатываете на жизнь?
– Раньше я работала в театре.
– Актриса! – Мысль об этом взволновала Каролину. Она неловко согнулась на стуле – казалось, ей больно и держать спину прямо, и расслаблять.
Мэри покачала головой:
– Я работала в женской труппе. Три года дела у нас шли неплохо, но недавно мы расстались. Слишком много споров.
Каролина нахмурилась:
– Женский театр?.. Только актрисы?
– Кое-кто предполагал приглашать мужчин, хотя бы время от времени. Но остальные не желали ничего менять, предпочитая оставить все, как есть. Из-за этого мы в конце концов и разошлись.
– Пьеса, в которой все персонажи – женщины? Не представляю, что из этого может выйти. Точнее – что в ней может происходить?
Мэри рассмеялась.
– Происходить? – повторила она. – Происходить?
Каролина ждала объяснений. Мэри понизила голос и заговорила, слегка прикрыв рот рукой – так, словно хотела стереть с лица улыбку.
– Ну, можно, например, поставить пьесу о двух женщинах, которые только что познакомились, а теперь сидят на балконе и разговаривают.
Каролина просияла:
– Ну конечно! Но при этом они, вероятно, ждут мужчину. – Она взглянула на свои наручные часы. – Когда он придет, они перестанут разговаривать и войдут в комнату. Что-то произойдет…
Каролина судорожно захихикала; хихиканье могло бы перейти в смех, не сдерживай она его так упорно: прислонясь плотнее к спинке стула, она пыталась не открывать рот. Мэри серьезно кивнула и отвела взгляд. Потом, глубоко вздохнув, Каролина снова притихла.
– Как бы то ни было, – сказала Мэри, – я осталась без работы.
Каролина вся извертелась. Казалось, любая поза причиняет ей боль. Мэри спросила, не принести ли подушку, но Каролина быстро, энергично покачала головой и сказала:
– Мне больно смеяться.
Когда Мэри спросила, в чем причина недуга, Каролина покачала головой и закрыла глаза.
Мэри, приняв прежнюю позу, посмотрела на звезды и на огоньки рыболовных судов. Каролина шумно, часто вдыхала воздух носом. Потом, через несколько минут, когда ее дыхание сделалось ровным, Мэри сказала:
– Конечно, в известном смысле вы правы. Почти все лучшие роли написаны для мужчин – и на сцене, и в жизни. Если нужно было, мы играли мужские роли. Лучше всего это получалось в легком стиле, когда мы подсмеивались над мужчинами. Однажды мы даже поставили «Гамлета». Спектакль имел большой успех.
