Пункт полиции № 6 располагается на границе городка у южных грузовых ворот. Группа полицейских на военном положении размещена в двух коттеджах. В трехэтажном отдыхала от дежурства половина личного состава. Двухэтажный аккуратный домик принял начальников и командиров. В звании не ниже майора. Генерал близко подъезжать не стал. Неожиданное появление начальника лагеря в стане «местных» руководителей вызвало переполох после выкрика дежурного: «Смирно!». Заскрипели окна, выпуская ароматы табака и спиртного, забегали плотные мужи на манер куртизанок, отыскивая галстуки, кителя, фуражки.
Генерал стоял на входе, желваки червяками ползали под кожей. Про спиртное умалчивалось, но курить разрешалось только на улице.
— Товарищ генерал, в вверенном мне подразделении происшествий не случилось! – Начальник ПП № 6 майор Мокшанов колобком скатился со второго этажа. Красное лицо блестит от пота, преданно хлопают поросячьи глазки, под фуражкой кусок соломы. Деревенский участковый сделал карьеру благодаря дяде – отставному генералу, сохранившему необходимые связи.
— Здравствуй, Андрей Викторович. Не случилось, говоришь? Сейчас проверим. – Сверху вниз посмотрел Ермаков. Майор спохватился, ноздрями сожрал кубометр воздуха, щеки яблоками.
— Здравия желаю, Алексей Иванович! Пожалуйста, пойдемте в кабинет. – Выдохнул наконец.
Лестница на второй этаж в конце коридора. В тусклом свете венецианская штукатурка маскировала следы шампанского, остатки непереваренной пищи, лишь кетчуп кровавыми мазками выдавал степень командирского разгула. Слева из‑за двери раздался стук, звук катившейся бутылки, скрип мебели. Пьяный женский голос что‑то спросил. В ответ несколько мужских голосов с разной степенью вежливости попросили заткнуть едало. Мокшанов закашлялся, громко произнес:
— Сюда, пожалуйста, товарищ генерал!
Кабинет майор на удивление чистый. Слева шкаф соседствовал с оружейным ящиком, на столе ноутбук, пара раций, календарь–подставка для карандашей. Ермаков по–хозяйски сел в кресло. Майор остался стоять ближе к гостевым стульям с левой стороны комнаты.
— Происшествий, говоришь, не случилось? — Металл нарастал с каждым словом.
— Да здесь одно сплошное происшествие! — Стол едва не проломился от удара. Календарь подпрыгнул, ручки, карандаши рассыпались.
— Как ты думаешь, почему я приехал?
Кто же стуканул? Что он знает? Прочитать мокшановские мысли на лице проще простого.
— Товарищ генерал! Алексей Иванович! День рождения у Портнова, решили отметить немного.
— Какого в Караганду Портнова!? Ты что думаешь, я его поздравить приехал? Что у тебя в патруле творится?! — наудачу закинул Ермаков.
Майор облегченно выдохнул, даже засветился:
— Я этому Путилину тысячу раз говорил — сдай оружие! Он же не слушает ничего! Ему и устав и приказы Ваши по барабану. А что я сделаю сейчас? Не выговором же его пугать. — Мокшанов немного успокоился, глуповато–преданное выражение на лице сменила усталость, руку положил на спинку стула.
— С другой стороны — патрулирует нормально, без дела не сидит у меня. Оружие вроде как на месте все. Можно сказать трофей. Для самообороны возит.
Ермаков удивился легкости, с которой вышел на нужного человека. Хотя все логично: любой идейный подчиненный будет не в чести у начальства. У начальства своих идей товарный состав. Желтые глаза по–змеиному гипнотизировали начальника залетного отделения. Рано расслаблять.
— Приказы мои по барабану! — Карандаши снова подпрыгнули на столе. — Давай сюда его. Живо!
Мокшанов принял деланно испуганный вид, выскочил за дверь. Послышался командный рев:
— Буренков, пулей в казармы! Путилина срочно к генералу! — Уже тише:
— Головко, иди сюда.
Буренков пуля пьяная, может, глупая, но быстрая и исполнительная. Путилина он застал в отдыхающей смене. Патрульный поморщился от перегара, усталость не позволила даже как следует выматериться. Никакого волнения перед встречей не чувствовал, лишь досаду за прерванный отдых.
Мокшанов сперва запустил Головко с кофейником и чашками на подносе. Затем дождался громоотвод, вместе с Путилиным зашел в кабинет. На этот раз майор без разрешения сел на стул сбоку от проверяющего. Строгий взор говорил патрульному: Доигрался? Сам генерал приехал из‑за тебя!
Ермаков смотрел по–другому на сухопарую фигуру избранника. Мгновенно оценил чистую полевку, открытый взгляд, волосы неуставной длины. Жесткие морщины намекали на возраст, но широкие плечи и прямой позвоночник указывали на способность вспахать любую борозду. Рукава полевки закатаны, головной убор отсутствует. За одно это можно устроить разнос. Мокшанов надул щеки, приготовился вставлять умные замечания.
— Здравия желаю, товарищ генерал. Капитан Путилин по вашему вызову прибыл.
На столе перед генералом чашка с кофе, карандашам если и прыгать, то в горячей жиже. Ермаков взял карандаш, стал постукивать по салфетке.
— Здравствуй, капитан. Говорят, приказы мои не изволишь выполнять? Служба в патруле устраивать перестала? Или начальник тебя не устраивает? — Генерал повернул дула зрачков на Мокшанова.
— Служу, где приказано. Жалоб от народа не поступало. Изъятое оружие не сдал ввиду необходимости его реального применения. В случае захвата имеется механизм ликвидации. – Соврал Путилин, знал, что проверять времени у руководства нет.
Генерал что‑то рисовал на салфетке. Глаза Андрея Викторовича округлились от дерзости, как ему показалось, подчиненного. Подумал, пора вставить слово:
— Тебе что, капитан, табельного оружия мало?
— Товарищ майор, вы давно в городе не были. Обстановка немного осложнилась, смею вас заверить. — В последних словах звучало злое раздражение.
Щеки майора превратились в помидоры. Алексий Иванович предотвратил развитие инсульта.
— Ты не пьян часом, Путилин? Слово «субординация» так и не выучил? Иди сюда!
Владимир подошел к столу, широкая спина закрыла сидящего генерала.
— Ну‑ка, дыхни.
Склонившись, Путилин обратил внимание на салфетку. Частицы графита оставили след: через 20 минут черная фронтера 001 у дома 29.
— Хорошо, — несмотря на неисправность алкотестера, подытожил любитель Траховского виски, — сейчас сдашь оружие на склад. Чего не хватает для работы, напишешь рапорт, думаю, в осложнившейся обстановке Андрей Викторович не откажет. Иди.
Дверь за патрульным закрылась, в тишине щелкнул замок. Мокшанов нарушил молчание:
— Вот такой полицейский! Нет, я, конечно, выдам СВД, патроны, гранатомет. Товарищ генерал, так он такую партизанщину разведет, не хуже Кабанова. Не дай бог, другие подражать начнут, декабря не дождемся.
— Майор, я с тобой еще не закончил. — Прервал паникера Ермаков. – Пойдем, кабинеты проверим.
— Конечно, товарищ генерал! Может, поужинаете с нами? — Начальник отделения не сомневался, что подчиненные навели порядок.
Дорога от ворот в центр лагеря освещена слабо. Немецкий внедорожник практически незаметен с теневой стороны дома. На глухой стороне коттеджа табличка 6 просека, 29.
Мягко стукнула дверь, отгородив от влажного сумрака. В салоне неуловимо пахло чужой беззаботной жизнью. Генерал нажал кнопку выбора радиостанций. Длинные, короткие волны. Никакой музыки, рекламы. Развлекаловка закончилась. Впрочем, умные речи разных ученых и богословов, тоже. Никто больше не успокаивает отрицанием очевидного. Теперь ученые толкуют о силе взрыва при попадании, о смещении полюсов, о проценте выживших. Духовенство молится за всех, призывает к смирению, этот мир не последний. Может, и правда – не последний.
Размышления прервал стук в окно. Дверь открылась, на пассажирское сиденье сел Путилин.
— Здравствуй, Владимир! Давно не виделись. – Генерал протянул руку.
— Здравия желаю, Алексей Иванович. – Капитан искренне ответил на рукопожатие. — Не думал, что помните меня.
— Выбирал и вспомнил. И выбрал тебя. Смотрю, ты в отличной форме. Как ранение, не беспокоит?
Путилин соображал, к чему клонит начальник лагеря. Быть избранником и в былые времена ничего хорошего не сулило. С другой стороны: «дальше фронта не пошлют».
— Здоровье в норме. И физическое и психическое. Пуля на вылет прошла. Ребро удалили, легкое зарубцевалось, перепады погоды чувствуются. Алексей Иванович, Вас же не здоровье мое интересует. – Владимир, как и все, стал очень ценить время.
— Ошибаешься, дорогой! Как раз здоровье и интересует! – Генерал положил руку на рулевое колесо, в отвороте кителя показалась рукоятка пистолета.
— Ты как реабилитационный период прошел? Обезболивающие принимал? – В темноте желтая оболочка глаз показалась Путилину демонической.
19–20 октября ночь
— Леша, ну один укольчик! Пожалуйста! – Ольга Назарова третий месяц живет с Бурым. Девушка стала цыганским подарком при дележке территории областного центра. Огромные синие глаза смотрели на русского бандита как на спустившегося с небес ангела. Трехмесячный ребенок умер в плену. Ольга сама попросила наркотики. Цыгане решили использовать девушку в состоянии опиумного успокоения. Мозг девушки умирал, но оставшиеся клетки продолжали с отвращением реагировать на прикосновения грязных рук, на звуки чужого языка. Когда наркоманка поняла, что ее передают в славянскую банду, впервые за долгое время почувствовала радость. Несмелая улыбка осветила лицо, по впавшим щекам потекли слезы. Под гогот цыган и недоумение Бурого она обняла его. Обколотые руки обхватили крепкое тело, теплые слезы намочили рубашку. Бандит с деланным равнодушием передал подарок товарищам. Пузо отвел девушку в машину.
