ясное представление о том, что мы делаем и что надлежит делать и для чего. Мы не можем черпать воду в океане, чтобы вылить её в него же – нам нужна осмысленность и результативная разумность поступков, как часть красоты. Без этого труд бьёт по рукам, ибо Бог не дает сил для бессмыслицы.
Дело в том, что человек стоять на месте не может и зрит на мир постоянно с разных точек зрения. Если заяц заметен в траве, только если он движется, то Бог пребывает на месте. Зато движемся мы. Открытием называем мы, если распознаем характерные черты Личности Творца, если видим свой образ и узнаем в Личности Самого желанного Родственника в мире. Это-то и только это виденье Творца несет нам радость, сопряженная с трезвостью. Самое главное в трезвости – межличностные отношения, кои надо распознать в беседе с Богом, ибо для трезвости нужна беседа. Для трезвого нет одиночества. Древний северянин в процессе трудов по поддержанию мира в его малой вселенной скотного двора и полей под посевами, пребывая в молитве, неизбежно еще и постоянно мыслит. Созерцая всякую проблему с разных сторон, человек постоянно делает открытия и наслаждается этим. Да такое открытие, от которого дух захватывает в необычайной радости. Эти открытия разноплановые от великих технических решений до философско-богословских ответов на вопросы. Он видит Творца и рассказывает о Нем посредством всех доступных ему к этому моменту понятийных языковых систем. Всякий человек должен быть счастлив ещё и как ученый, как естествоиспытатель, как образ Христа – первооткрыватель новых реалий Царствия Небесного для земных условий. Здесь открываются необъятные возможности мозга по хранению и переработке полученных данных. Но ясность ума и великие возможности анализа даны только тому, кто в богообщении пребывает и только как сопутствующая богообщению необходимость радовать ближних своими открытиями (смысловые синонимы «ближний» и «блаженный»). Когда уходит молитва, тогда начинает плохо работать память, тогда для работы востребованы инструменты для запоминания – письменность. Письменность открывает функциональное поле применения. Одна из функций этого инструмента – временное снадобье болящему, нужное для выздоровления. Поэтому, на самом деле, письменность возникла не только для того, чтобы передавать информацию, а в первую очередь для возможности высших эшелонов власти вести анализ опыта богообщения в данных земных условиях, благодаря сделанным ранее открытиям, чтобы упорядочить, умиротворить поступательный процесс эволюционного становления Божественной Истины в данной среде проживания людей. Это тоже грань трезвого образа жизни благодаря бытию в Боге. То есть соделать мирным поступательный процесс становления общества для более плодотворного бытия в Боге.
Отсюда следует, что бытие научно-технического прогресса – это неизбежное явление, порожденное только этим противоречием между внутренней райской природой человека (представленной нам в грани структурности), насельника Царствия Небесного, и той реальностью яда (зримо воспринимаемого хаоса, то есть отсутствия структурности), обусловленного близостью ада, в которой он оказался после грехопадения. Человек устраивая (устраивая сообразно своему внутреннему миру структуры во всех сферах Вселенной) райские условия плодотворного служения Воле Бога, восстанавливается от яда греха, разрушившего мир, задействуя при этом все большие и большие масштабы мироздания. В богообщении должна участвовать вся полнота природы человека, где каждая составная грань его естества обретает свою специфическую сообразность Богу. Каждый человек является путеводителем и исповедником своего пути и образа богообщения, а потому требования к нему очень высоки. Ибо человек должен видеть чистоту Истины, исповедуемой им через все – не должно быть даже на его теле ран, что в условиях земных очень трудно хранить. (Именно поэтому раны заживляются, восстанавливая образ Божьей полноты. Здесь возникает новое учение, согласно которому образ Божий, а именно Его беззлобие в процессе эволюции становится свойством организма. Он, организм, заживляет полученные раны.) А если сказать, что полнота, которая активирует все формы эволюционного становления – вся Вселенная, то человек участвует в беседе с Ним также посредством этой полноты его вселенной. Перед нами противоречие, которое движет эволюцию жизни к бесконечному совершенству. Более того, мы несем в себе этот образ восстановления после грехопадения, образ движения к Богу, образ служения Ему – образ покаяния. Тем самым все сильнее и сильнее подминаем под себя весь космос. Антропоцентризм при данном определении о человеке не опасен, ибо центральной частью его мира становится не эго без Бога, а эго человека с Богом и в Воле Его, в которой он должен быть. Это тоже трезвость.
Приобщение к Истине естественно сложившимся образом или следование естественному пути несёт человеку радость (трезвость) независимо от того состояния, в каком он оказался и каким бы оное противоестественным не было. Без этого счастья человечество давным-давно бы выродилось. Это значит, что в страданиях, сложившихся естественным образом в борьбе за выживание, выработано, повторюсь, противоядие, берегущее изначальное радостное состояние бытия нашего, полученное во Царствии Небесном. Мы так и остаемся насельниками Царствия Небесного с тех самых времен, но только теперь в ином образе. Это утверждение радости в данных земных условиях жизни происходило в течение тысяч веков. Ведь сама природа людей, берегущая шаткое равновесие здоровья организма, постоянно очищается от всего того, что скрадывает радость равновесия, выводит из организма продукты жизнедеятельности. Бог не познаваем потому, что Он – счастье и мы едины с Ним только в этой природе. Чтобы жить, мы должны соучаствовать в динамике этого процесса самоочищения, также как шелуху стряхивать всякие думки и умственные искания истины. Всё это ради более сильного бытия с Творцом и вместе с этим в более сильной полноте этой радости.
Дело всё в том, что вразумление приходит всегда не с той стороны, с которой мы ждём. Вспоминаю свой самый первый Крестный Ход в городе Верхней Туре весной 1992 года на Праздник иконы Божьей Матери Державная. Почему-то был уверен, что в моей жизни что-то должно произойти важное. Из Храма святого благоверного Александра Невского мы с иконой Праздника пришли на городскую площадь. Понятно, что для многих верующих мы были дети совсем, нам надо было у них учиться жизни, но окружавшие старики нас берегли. Для них это был последний бой в их жизни. И вот молебен. Многое мне не понятно в песнопениях, только отдельные слова. Всматриваюсь в небеса, рассматриваю облака, но Божью Матерь так и не увидел. Но всё же изменение произошло. От меня ушли все страхи и предчувствия чего-то страшного и пришло успокоение. Такое же успокоение, о коем поёт Екатерина Шелехова «… и станет спокойно и сладко, как в детстве, когда обнимала меня моя мать…». Божья Матерь всё же тогда ко мне явилась, но